ПКМГ, т. I, отд. 2, стр. 245. В рассказе о пожаре 1547 г. упоминается Пушечная изба, но еще как помещение (С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа редакции 1512 г., стр. 292).
С. А. Шумаков, Обзор, вып. III, стр. 169. Сытники великого князя упоминаются еще в 1531/32 г. (там же, стр. 47–48). Сытный, Хлебный (Хлебенный) и Котшовой дворцы упоминаются также в источниках 1563 г. (АИ, т. Т, № 171); 1564 г. (ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 394) и 1573 г. (Д. Н. Альшиц, Новый документ о людях и приказах опричного двора Ивана Грозного после 1572 г. — «Исторический архив», т. IV, 1949, стр. 51, 55, 58).
С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 26.
С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 25–28. Изба дьяка Висковатого упоминается под 1553, 1556 и др. годами. В 1564 г. впервые говорится уже о Посольской избе (см. подробнее П. П. Лихачев, Библиотека и архив московских государей в XVI столетии, стр. 69)..
Висковатый выполнял обязанности кормленого дьяка в 1555–1561 гг., т. е. до получения им чина печатника (П. А. Садиков, Очерки по истории опричнины, стр. 228–233 и др.).
Совмещали исполнение посольских и четвертных функций и дьяки А. Васильев (1562–1670 гг.) и В. Я. Щелкалов (1570–1594 гг.), заменившие в Посольской избе Висковатого (Там же, стр. 356–380 и др.).
Н. П. Лихачев, Библиотека и архив московских государей в XVI столетии, стр. 57; М. А. Дьяконов, Акты, вып. II, № 16.
См., например, грамоту 1543 г. (ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 540), грамоту 1545 г. («Исторические акты ярославского Спасского монастыря», т. I, № XIII) и др.
И. Я. Гурлянд, указ. соч., стр. 85.
И. Я. Гирлянд, указ. соч., стр. 90–91.
С. М. Каштанов, Очерки по истории феодального иммунитета в Русском государстве XVI в., дипломная работа, защищенная в Историко-архивном институте (рукопись), стр. 47.
РИБ, т. XXXII, № 172, стб. 295.
С. М. Каштанов, дипломная работа, стр. 474.
Подробнее см. А. А. Зимин, И. С. Пересветов и его современники, стр. 339–405.
ПСРЛ, т. XIII, ч. 2, стр. 458.
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 576–577.
«И в Володимере перед митрополитом з бояры тот же приговор был и в Нижнем Новегороде тако ж» («Памятники русского права», вып. IV, стр. 577).
ДРК, стр. 137.
С. О. Шмидт, Продолжение Хронографа 1512 г., стр. 297–298; М. Н. Тихомиров, Сословно-представительные учреждения (земские соборы) в России XVI в., стр. 8–9.
«Отечественные записки», 1826, ч. 28, стр. 427–428; переиздан Н. П. Лихачевым в его книге «Разрядные дьяки XVI в.», стр. 235–237, а также в «Памятниках русского права», вып. IV, стр. 598–599.
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 577.
Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, QXVII, № 50, л. 332 об. — 339.
И. Н. Жданов, Сочинения, т. I, СПб., 1904, стр. 174. К И. Н. Жданову присоединился А. И. Маркевич (См. А. И. Маркевич, указ. соч., стр. 270). Точку зрения И. Н. Жданова на время составления вопросов в последнее время разделяет И. И. Смирнов (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 486–488). Последнее издание проекта см. «Памятники русского права», вып. IV, стр. 576–580.
Н. Кононов, Разбор некоторых вопросов, касающихся Стоглава («Богословский вестник», 1904, № 4, стр. 696–699). И. И. Смирнов считает, что сентябрьский приговор не разрешил вопроса о монастырских слободах и вопрос этот вновь обсуждался на Стоглавом соборе, а этот факт якобы сближает во времени «вопросы» с временем подготовки Стоглавого собора (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 486). Но умолчание о сентябрьском приговоре 1550 г. при одновременной ссылке на «дедовы и батьковы» уставные книги может быть объяснено только тем, что «вопросы» составлялись еще до сентября 1550 г
С. О. Шмидт, диссертация, стр. 73–75.
По И. И. Смирнову, в «вопросах» говорится о пребывании царя под Казанью в прошедшем времени (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 487). В тексте в прошедшем времени сообщается лишь о самом факте прибытия под Казань («приехали»), а не о посылках воевод из-под Казани («пошлют»). Да и фраза о посылке «без мест» имеет в виду то же местопребывание царя, что и предшествующий текст (иначе теряет смысл выражение «отселе»); первый случай говорит о местничестве воевод, а второй — о ссорах воевод тогда, когда приговор о местничестве формально соблюдался.
ДРК, стр. 137; ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 160. Примечательно, что соборные заседания с рассмотрением проектов государственных преобразований происходили в феврале и 1549 и 1551 гг. Интересна статья проекта о том, чтобы над ногайскими послами «наши никоторого лиха не чинили». В начале февраля 1549 г. в ответ на ногайское посольство, просившее помощи для борьбы с Турцией и Крымским ханством, отправлено было первое русское посольство после пятилетнего перерыва (Е.Н. Кушева, указ. соч., стр. 242–243). 12 апреля 1550 г. получили «отпуск» ногайские послы, зимовавшие в Москве (Продолжение ДРВ, ч. 8, стр. 218). Возможно, что статья о «нагаях» составлена в связи с пребыванием ногайского посольства в Москве.
Проект этот удивительным образом перекликается с предложениями Ермолая-Еразма, высказанными в его сочинении «Благохотящим царям правительница и землемерие»; в проекте затронут и вопрос о мыте, корчмах, о переписи и о поместьях в связи с военной службой, т. е. все те вопросы, которые волновали Ермолая-Еразма. Очевидно, этот публицист писал тогда же, когда и составлялся проект реформ.
«Как было… при деде, и при отце моем, при великом князе Василье Ивановиче, всякие законы, тако бы и ныне устроити» («Памятники русского права», вып. IV, стр. 576–577).
См., например, ссылки на уложения Ивана III и Василия III по земельному вопросу в приговоре 11 мая 1551 г. (Там же, стр. 524).
В приговоре, принятом, очевидно, незадолго до 15 сентября 1550 г., вопрос о слободах духовных феодалов получил частичное разрешение (об этом см. ниже, стр. 376). О судьбе слобод, принадлежавших светским землевладельцам, законодательство середины XVI в. молчит.
«Памятники русского права», вып. IV, стр. 579–580.
СГГиД, ч. 3, стр. 490–493. Подробнее см. Ю. А. Тихонов, указ. соч., стр. 258–290.
Грамота 1552 г. См. А. И. Копанев. Уставная земская грамота крестьянам трех волостей Двинского уезда («Исторический архив», т. VIII, 1953, стр. 7—20).
ПСРЛ, т. XIII, ч, 1, стр. 160.
ДРК, стр. 142–143; ср. СГГиД, ч. 2, № 38, стр. 46–47. Сохранилось вольное изложение этого приговора в Никоновской летописи (ПСРЛ, т. XIII, ч. 1, стр. 267), откуда оно попало в текст татищевского издания Судебника 1550 г. с приложениями, послужившего источником для издателя «Актов исторических» (АИ, т. I, № 154). Приговор Никоновской летописи не может быть одним из приговоров конца 1549 — начала 1550 г. (И. Н. Жданов, например, полагал, что это владимирский приговор), ибо изложен не как экстраординарная мера на один поход, а как постоянно действующее распоряжение. Перед нами просто вольное изложение июльского приговора 1550 г. (а не текста, изданного Свиньиным, как это полагает И. И. Смирнов).
И. И. Смирнов считает, что был всего один приговор о местничестве, изданный якобы в ноябре 1549 г. (И. И. Смирнов, Очерки, стр. 489–495). Этому противоречит факт существования двух датированных указов: от декабря 1549 г. и от июля 1550 г. Ссылка И. И. Смирнова на то, что «к июлю 1550 г. относится включение текста приговора о местничестве в Разрядную книгу» противоречит всем лучшим спискам пространной редакции разрядных книг (в том числе Эрмитажному № 390, л. 179–179 об.) и краткой (составленной в 1556 г.), где сообщается совершенно определенно, что «лета 7058 г. июля царь… приговорил отцом своим Макарьем митрополитом», т. е. составил приговор. Факт отсутствия этой даты в некоторых поздних (вторая половина XVII–XVIII в.) списках разрядных книг ничего не может изменить, ибо это отсутствие вторичного происхождения. Достоверность декабрьского приговора 1549 г. лучше всего характеризуется наличием в его тексте дьячих помет. Оба приговора имеют как общие черты, так и существенные различия, объясняющиеся дальнейшей выработкой норм, ограничивающих местничество. В приговоре 1550 г. в отличие от приговора 1549 г. более тщательно регламентируются местнические отношения воевод. Если в первом устанавливалось, что второй воевода большого полка должен быть «без мест» по отношению ко всем другим воеводам, то во втором устанавливалось, что он должен быть «без мест» лишь по отношению к большому воеводе правой руки. В приговоре 1550 г. специально оговаривалось, что воеводы всех полков считались «меньше» большого воеводы большого полка, так как ранее в этом полку просто вводилось звание большого воеводы. Воеводы левой руки отныне считались «не меньши» первых воевод передового и сторожевого полков. Приговор 1549 г. не может быть простым сокращением разрядного текста, ибо оба памятника имеют, как это показано выше, существенные различия, касающиеся местнического положения воевод.
