- Ну-ка, приятель!
Возле столика стоял старик с черной повязкой на глазу. Он только что отхлебнул из большой кружки, потрясал ею.
- Я бывал в этом городе! - кричал старик. - О, мама-Одесса прима! Я моряк, господа! Я ходил в Одессу. Но я был там гостем. Теперь буду хозяином!..
- Хорошо сказано. - Энрико встал. - Надеюсь, встретимся с вами в Одессе, продолжим наш разговор!
Он протянул руку одноглазому. Тот подал свою. В следующую секунду старик скривился от боли, выдернул руку.
- Вы сумасшедший, - простонал он, дуя на пальцы.
- Простите! - Энрико изобразил смущение, растерянность. - Но поймите меня: я взволнован не меньше вашего!.. Эй, обер, кружку пива старому морскому волку за мой счет!
Подбежал кельнер с кружкой. Старик принял компенсацию, залпом выпил пиво и вернулся на место.
Садясь за свой столик, Энрико перехватил суровый взгляд Кузьмича.
- Совсем было потерял голову, - пробормотал он, оправдываясь.
- И потеряешь, - жестко сказал Кузьмич. - Сам погибнешь и других за собой потянешь.
Вдруг он словно поперхнулся. Выхватив из кармана платок, прижал его к губам. Он долго кашлял, отвернувшись к стене. Энрико молча смотрел на его спину с остро выпирающими лопатками.
Наконец-то прекратился приступ кашля. Кузьмич спрятал платок, достал другой, тщательно вытер губы и подбородок.
- Тебе все ясно с Андреасом? - сказал он, ровно и глубоко дыша, чтобы успокоить сердце. - Понял задачу?
- Понял.
- Значит, договорились... На сегодня хватит. Увидимся через неделю, 23 сентября, здесь, в это же время. За неделю ты должен управиться. В замке не появляйся. И еще, перед встречей с Андреасом измени внешность.
- Где вы остановились? - вдруг спросил Энрико.
Кузьмич метнул на него сердитый взгляд, стал выбираться из-за стола.
- Саша не простит, если с вами случится беда, а я не смогу помочь, - быстро сказал Энрико. - Вы слышите?
Ответа не последовало.
- Вдруг я раньше срока закончу с заданием, - схитрил Энрико. Как вас найти?
Шаркая подошвами, Кузьмич добрался до выхода, раздвинул занавес из стволов бамбука, исчез за ним. Еще некоторое время колебались бамбуковые стержни и повисли неподвижно.
3
Кузьмич медленно брел по улице. В этот воскресный день в Берлине ярко светило солнце, было по-летнему тепло: прохожие шли с плащами через руку, иные в пиджаках нараспашку. А он подавлял желание плотнее закутаться в свое габардиновое пальто. Еще в пивной его стал мучить озноб. Сейчас плечи, спина и вовсе заледенели. Самым разумным было бы спешить в отель, проглотить чашку горячего кофе и забраться под одеяло. Но он твердо решил, что сперва побывает у дома Эссена.
Он огляделся в надежде встретить такси. Но с началом войны таксомоторы стали редкостью в германской столице.
На перекрестке, где он готовился пересечь улицу, мимо проехал синий "опель". За рулем сидел Энрико. Кузьмич видел, как автомобиль сбавил скорость, остановился в отдалении: Энрико тоже заметил Кузьмича и на всякий случай притормозил.
Но старик не мог воспользоваться "опелем", так же как десятью минутами раньше должен был отмолчаться в ответ на просьбу Энрико сообщить адрес. Оба и так достаточно рисковали, встретившись на глазах у десятков людей. Кроме того, тревожило поведение Энрико: у него явно притупилось чувство опасности. А только оно, это чувство, - главный охранитель разведчика...
Поездка в метро и трамвае заняла около часа. Солнце уже скрылось за крышами домов, когда он оказался на нужной улице. Вот и знакомое здание. Продолжая движение, Кузьмич скосил глаза на фасад. Окно в квартире Эссена было распахнуто - окно с цветами. И возле горшка с красными гвоздиками стояла лейка!
Он неторопливо миновал дом. Где-то здесь должно быть кафе... Ага, вот оно.
Он вошел в заведение, спросил чашку кофе и газету, занял дальний от витринного стекла столик. Если до сих пор не снято наблюдение за домом, то и в кафе могли приглядываться к любопытным клиентам...
Заказ принесла моложавая стройная женщина.
- У нас только с сахарином, - сказала она, ставя на стол чашку.
Кузьмич понимающе кивнул, обхватил чашку ладонями. Пальцы дрожали, он едва не расплескал кофе.
Чашка была выпита, он попросил еще.
- Я уже был здесь однажды, - сказал он, принимая новую чашку. Но помнится, хозяйничали не вы...
- Мы чередовались, я и муж. - Женщина вздохнула. - Теперь приходится управляться одной.
- Он сражается?
- На войне не был, а все же заполучил рану. Вот сюда. - Женщина показала себе на плечо.
- Ну, это пустяки, - небрежно сказал Кузьмич. - Две-три недели и все будет в порядке.
- Он почти четыре месяца в больнице: поврежден сустав. Лечение стоит таких денег!..
Ранение хозяина кафе четыре месяца назад, то есть в июне-июле... Вот и само заведение выглядит не так, как прежде. Помнится, витрина и дверь представляли собой как бы единое стекло. Теперь же дверь зашита досками... Да, можно предположить, что хозяина ранили здесь, в кафе. Тогда же разбили и дверь.
И все это произошло в период, когда прервалась связь с Эссеном...
Кузьмич посидел еще некоторое время, полистал газету: он должен был пробыть в кафе часа полтора.
Наконец срок истек. Он расплатился и вышел.
Уже смеркалось, но еще отчетливо была видна лейка в окне второго этажа дома на противоположной стороне улицы.
А ведь Эссен предупреждал: встречи с ним могут состояться лишь в строго определенное время. На крайний случай возможно опоздание на час, только на один час, после чего сигнал безопасности убирается и встреча переносится на сутки.
Теперь же лейка торчит в окне полтора часа, если не больше.
Вывод: Эссен и Дробиш, если они не убиты в схватке с полицией, до сих пор молчат на допросах.
Мысленно он вернулся к разговору с Энрико. Есть ли смысл в поручении, которое должен выполнить Энрико, установив контакт с Андреасом? Да, есть. Сегодняшняя разведка у дома Эссена лишь подтвердила предположения, что оба немца оказались людьми мужественными, никого не предали. Но что известно нацистской контрразведке о работе Дробиша в замке, его связях? Пока это тайна. Проникнуть в нее необходимо, чего бы это ни стоило.
ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА
1
Полчаса назад в зале ресторана "Фатерланд" зажгли свечи и выключили электричество. На белой стене заплясали искаженные тени сидящих за столиками людей. Казалось, зал обрамляло гигантское матовое стекло и за ним кривлялись некие загадочные существа. Чуть светлее было в глубине ресторана, возле эстрады. Там крутился под потолком круглый блестящий фонарь с прорезями, в которых мелькали разноцветные лучики. Желтые, красные, зеленые пятна ложились на головы и плечи танцующих.
Энрико ужинал и исподволь наблюдал за соседним столиком. Сейчас там сидели двое: Андреас и девушка. Вторая пара танцевала.
Оркестр прервал медлительное тягучее танго, на эстраду выскочила певица в черном трико и цилиндре. Лицо ее было вымазано черной блестящей краской, губы густо накрашены кармином.
Грянула фокстротная мелодия. Артистка запела:
In Afrika die Negerlein
Sie singen alle gleich:
"Wir wollen deutsche Neger sein,
Wir wollen Helm ins Reich"1.
1 Негритята в Африке
В один голос поют:
"Хотим быть немецкими неграми,
Хотим домой, в рейх".
В зале засмеялись, стали подпевать. Новые пары ринулись к эстраде. Мимо Энрико протопали четверо эсэсовцев с подружками. Один из них толкнул столик - Энрико едва успел подхватить свечу, вывалившуюся из подсвечника.
Девушка Андреаса видела эту сцену. Она расхохоталась, что-то сказала спутнику. Тот равнодушно взглянул на Энрико и потянулся к пачке с сигаретами. Весь вечер он почти не притрагивался к спиртному, только курил. Временами морщился и встряхивал головой, как бы отгоняя неприятные мысли.
Позавчера Энрико провел половину дня и весь вечер у той самой сторожки в буковой роще, где Кузьмич встречался с Конрадом Дробишем. В этом месте единственная дорога из Вальдхофа сливалась с магистральным автомобильным шоссе. До самой ночи дорога была пустынна, лишь на исходе дня по ней проехал дизельный трехколесный грузовик, везший в замок брикетированный уголь. Тот, кого ждал Энрико, так и не появился. В качестве компенсации за неудачу в одиннадцатом часу ночи разведчик наблюдал воздушный налет на Берлин. Над городом встали белые кинжалы прожекторов. Горизонт озарился вспышками от залпового огня зенитных батарей. И вот уже воздух заполнился гулом самолетов. Внезапно стало светло: бомбардировщики вывесили "фонари" - светящиеся авиабомбы. Десятки маленьких ярких лун медленно опускались на парашютах, заливая окрестность мертвым зеленоватым светом. С земли протянулись к ним красные трассы пулеметов и автоматических пушек. Огненные пунктиры во всех направлениях прошивали небо, сбивали САБы. Но в небе вспыхивали новые "фонари". И вот уже грохнули взрывы, взметнулись к облакам, всплески рыжего пламени... Один из бомбардировщиков, схваченный десятком прожекторов, взорвался: на острие световых лучей вспух багровый пузырь, разлетелся тысячей брызг...
