«Что мы там будем торчать, когда красные вчера переарестовали наших командиров... Идем на выручку; пусть они воюют сами», — так говорил Шуба.
Его отряд к тому времени состоял, примерно, из 400 штыков и 50 сабель. В нем было большинство анархистов и много им сочувствующих.
«Если они не тронут нас, мы не поднимем руки, — говорил Шуба. — А если тронут, пойдем к ним в тыл и будем защищаться».
Мои старания уговорить шубинцев и отряд Чередняка вернуться на фронт, ни к чему не приводили: они не слушались.
На станции Камышевахе я встретил Давыдова, который рассказал: «Ворошилов поручил мне формировать бригаду из наших невооруженных ребят. Он утвердил предложенных мною командиров полков: Бондаренка, Тахтамышева, Петренка (Платонова)[606], Паталаху, с которыми я должен выехать в Кременчуг для формирования, получения винтовок и прохождения строя. Но, не знаю, что нас ожидает. Паталаха отказался выполнить распоряжение Ворошилова и самовольно с отрядом, состоящим из воскресенцев и вербовчан, перешел в наступление на свое Вербовое, которое и занял. Однако неприятель зажал его так, что окончательно растрепал: Паталаха в бою убит, а отряд рассыпался».
Именно об отряде Паталахи и о сопротивлении Александровского уезда, объявленного троцкистами «самым заразным местом», писала газета «Звезда»:
«Александровский уезд... Крестьяне Воскресенской волости, узнав, что фронт приблизился, вооружились, кто чем мог и все до одного ушли на Цареконстантиновку к позициям. Такое же отношение к опасности, грозящей рабоче-крестьянской власти, проявляют и остальные волости»[607].
И это было действительно так. Население под руководством своих «батек»и «атаманов», безоружное, шло на смерть, защищая свою свободу.
«Платонов также митинговал и решил не отступать. Со своей группой 20 июня он занял Гуляйполе, но был отброшен и упорно дрался в селе Заливное, когда к нему приехали из штаба Митрофанова, чтобы арестовать. Всех приехавших (10 человек) он расстрелял и объявил войну красным», — продолжал Давыдов.
На станции стояли эшелоны, переполненные безоружными махновцами: их было около 15 000 человек. В это время противник перешел в наступление и к обеду 26-го занял линию: Б. Токмак–Орехов. Повстанцы, которые не уместились в эшелонах, пешим строем, колоннами шли на Александровск. Я выехал на станцию Пришиб.
Красное командование по всей линии фронта занималось махновцами, обсуждая вопрос, использовать ли их против Деникина целиком, или частично, то есть убрать командиров-повстанцев, направив их в трибуналы, а рядовую массу подчинить красным командирам. А пока охотились за командирами, производили реорганизацию и чистку махновских полков, Деникин не спал. Он наступал на все участки и имел успех.
Чувствуя близкую опасность, крестьяне в нашем тылу поддавались влиянию махновских командиров, шли к ним в отряды, обезоруживали красноармейцев, чтобы вступить в бой с деникинцами.
Так, в обширном районе на север и северо-запад от Мелитополя и до Днепра, с главным штабом в с. Михайловка (сейчас районный центр), наш бывший командир Зубков организовал несколько отрядов самообороны и обезоруживал всякого отступающего с винтовкой, рассматривая его как дезертира.
«Даю слово — удержу», — говорил он. — Что же они покидают фронт, бегут, некому защищать, надо организоваться... удержу проклятого кадюка[608].
Можно назвать типичными взаимоотношения повстанцев отрядов Зубкова с командой красного бронепоезда «Роза Люксембург»и его командиром Цуповым-Шапильским.
По приказу Дыбенко бронепоезд с командой в 30 человек был направлен от сивашской переправы в Мелитополь для оказания поддержки проходящей там линии фронта. Но, прибыв к месту назначения, узнали, что красные войска находятся уже на переправах через Днепр, а железная дорога на север от Мелитополя перерезана белыми. Не соприкоснувшись с противником, не произведя по нему ни единого выстрела, команда решила взорвать бронепоезд и догонять своих.
Зубков передал Цупову-Шапильскому приказ Дыбенко о поступлении бронепоезда в распоряжение повстанцев, но тот не поверил и, сняв с бронепоезда пулеметы, орудия, боеприпасы на подводы, предоставленные Зубковым, взорвал бронепоезд.
Обоз с имуществом бронепоезда должен был пройти долгий путь к Днепру, оставленный без боя красными и безраздельно принадлежащий самообороне Зубкова. В первом же селе — Марьяновке один из отрядов Зубкова его и разоружил[609].
Зубков агитировал Цупова-Шапильского:
— Красные драпают без боя, бросают Украину белякам. А кто селян защищать будет? Кто свободу народную отстоит? Мы белых не победим, но урон нанесем, наступление задержим, народ вооружим, окажем массовое сопротивление, не дадим себя закабалить. Не устоим — будем партизанить — плавни рядом. Враг у нас один. Кто же, если не мы?
Все отобранное было возвращено, а Цупов-Шапильский был назначен заместителем Зубкова. Вскоре завязались упорные бои между многочисленными отрядами Зубкова и белыми.
Дав указание команде бронепоезда занять огневые позиции и поддержать артиллерией бой с белыми, Зубков отбыл на передовую линию руководить боем.
Но, воспользовавшись отсутствием Зубкова, Цупов-Шапильский бросил команду бронепоезда (на артиллерию и пулеметы которой так надеялись повстанцы) не в бой, а в сторону, противоположную бою, к переправе у Малой Лепетихи. Посланный вдогонку отряд кавалерии был обстрелян из орудий и пулеметов и команда бронепоезда преспокойно переправилась на правый берег Днепра.
В довершение ко всему 15 июля красный комбриг Кочергин послал от переправы у Малой Лепетихи на Зубкова, воюющего с наступающими белыми, войска, которые ударили зубковцев с тыла и, разбив несколько отрядов самообороны, укрылись за Днепром.
«Дисциплинированные»войска под шум боя повстанцев с деникинцами бежали за Днепр и не просто бежали, а обстреливали из орудий и атаковали тылы тех, кто отчаялся по собственной инициативе оказать сопротивление белым, и в данном случае прикрывал отступление убегающих.
Некоторые махновские командиры, как и я, ушедшие в обозное подполье, только разводили руками и один другого спрашивали: «Что делать?»
30 июня, прибыв на станцию Федоровку, где стоял штаб боеучастка Кочергина, я стал рядовым артиллеристом во 2-ом артдивизионе Ивана Чучко[610].
В тот же день Шкуро занял город Екатеринослав, превращенный постановлением пленума Екатеринославского Совета в укрепрайон, и Константиноград, а кубанцы и донцы — станцию Лиски и город Царицын[611].
Член ВРС 12-й армии Затонский телеграфировал:
«Киев, 30/VI 1919 г. противник занял Екатеринослав. Части 14-й армии, отступившие от этого города, не боеспособны.
Противник свободно может распространяться в направлениях на Никополь и Кривой Рог. Впредь до переброски к Екатеринославу свежих частей примите меры (к) задержанию противника»[612].
И тогда же Политотдел 14-й армии докладывал:
«Совершенно секретно. Только Предсовнаркому Украины тов. Раковскому.
Доклад
ИнформРазведОтделения Политотдела 14 армии о состоянии частей 14 армии 15/VI по 1/VII 1919 года.
Сведения о боеспособности.
Фронт... 2-я бригада.
От частей бригады сведений не поступало.
Общие сведения о бригаде.
Командир бригады Наумов. Общее настроение красноармейцев бригады плохое. Ликвидация Махно вызвала в некоторых частях бригады возмущение. Части заявили, что ими будут исполнены только приказы Махно, против которого они никогда не пойдут. Сильно развито пьянство: совершенно отсутствует дисциплина. Преобладает анархистское настроение. Сильно развит антисемитизм. Необходим опытный, преданный командный состав.
... Общие сведения о 7-й дивизии.
7-я дивизия в большинстве состоит из частей бывшей дивизии Махно. Разбитые и преследуемые отрядами Деникина эти части сорвали устойчивость других частей.
Отдельные полки дивизии дерутся с подъемом и устойчивостью, достойной удивления, но небоеспособность других частей срывает общий удар и лучшие части несут огромные потери без пользы для дела.
Случаи, когда стойкие организованные и сознательные, хоть и малочисленные части, встречая врага лобовым ударом опрокидывали его и гнали далеко вперед с тем, чтобы расстреляв патроны, отдать врагу вдвое большее пространство, усеянное трупами красноармейцев, столь часты, что красноармейцы не доверяют высшему командсоставу, обвиняя его в измене: “нас продают”, говорят красноармейцы. Громадные потери, понесенные в таких наступлениях, довели до минимума состав частей и теперь сплошь да рядом количество строевых красноармейцев в полку определяется сотней–другой. Отсутствие общего плана кампании и нераспорядительность командного состава вызвали разрыв связи частей между собой и со штабом дивизии. Были случаи неисполнения распоряжения командсостава.
