Поэтому не было ничего удивительного в том, что в 1915 году Петербургская Академия наук пригласила Кольцова переехать в северную столицу, где для него собирались создать новую огромную биологическую лабораторию и избрать его соответственно академиком. Кольцов и здесь проявил свою принципиальность, уезжать из Москвы отказался и вынужден был довольствоваться званием члена-корреспондента Академии наук.
В это время он уже был вовлечен в активность по созданию на деньги меценатов серии научно-исследовательских институтов. Леденцов, Шанявский, книгоиздатель Маркс и другие сложились, и предоставили финансовую основу для организации независимых от государственных структур новых институтов. Был таким образом создан в Москве летом 1917 года Институт экспериментальной биологии (ИЭБ), открывшийся за несколько месяцев до того, как большевики совершили государственный переворот. Кольцов спланировал ИЭБ, продумал его детали и возглавил.
Обдумывая принципы создания института, Николай Константинович исходил из идеи, что в его институте должно быть немного работников, но каждый сотрудник должен быть уникальным специалистом, случайных и полубесполезных людей не должно быть вовсе. Каждый должен быть на уровне современной науки, каждый быть центром кристаллизации пионерских идей. Для проведения исследований в природных условиях была использована маленькая экспериментальная станция под Москвой, в Звенигороде, потом в 1919 году около деревни Аниково была создана станция по генетике сельскохозяйственных животных, а институт вначале располагался всего в нескольких комнатах в здании на Сивцевом Вражке и лишь с 1925 года было получено красивое, но отнюдь не поражавшее размерами здание в маленькой улочке Воронцово поле (позже улица Обуха) в старой части Москвы (теперь в этом особняке, отнятом в конце концов советской властью у института, расположено посольство Индии).
Кольцов среди заговорщиков против большевиков
Первые же действия советского правительства отвратили от себя тех лучших людей России, которые не на словах, не в тиши столовых за вечерним разговором, а рискуя всем своим состоянием, именем и даже самим существованием боролись против тупых проявлений жандармского отношения к человеческой личности, кто не боялся открыто признать, что не уважает царское правление и кто требовал введения демократических реформ. Мы видели, что Кольцов был среди этих людей, что он пошел даже на то, чтобы остаться со степенью магистра и не защищать докторскую диссертацию по работе полностью законченной и написанной, чем закрывал себе большинство дорог в официальной жизни. Он не жалел о потерянном и вел себя как рыцарь чести.
И вот пришла революция, несшая на своих знаменах лозунги того миропорядка, который был символом веры для людей типа Кольцова. Но лозунги большевиков оказались демагогическими игрушками, а практика показала, что эти лозунги для них ничего не стоят, что они вероломно порывают со всеми демократами, хоть национального, хоть универсального свойства. Ни социал-революционеры (эсеры), ни социал-демократы (эсдеки), ни конституционные демократы (кадеты), ни другие демократически мыслящие люди им не только оказались не нужны, но рвавшиеся к монополизму большевики начали их преследовать. Органы печати демократов были запрещены сразу, их организации оказались в числе тех, против которых была направлена активность чекистов. В первые же дни после революции на квартире Плеханова был проведен обыск, а самого учителя Ленина и признанного лидера свободомыслия России поместили под домашний арест, многих ярких представителей других революционных организаций арестовывали, убивали, высылали из страны. Инакомыслие (иными словами -- демократический выбор) было внесено в разряд государственных преступлений.
Стоит ли удивляться, что эти еще совсем недавно передовые люди, относимые теперь большевиками к врагам нового порядка, стали всерьез думать, как освободить страну от засилия безумных робеспьеров и кровожадных маратов. Якобинские замашки большевиков напугали все общество и прежде всего тех, кто не боялся бороться против царизма, рассматриваемого ими душителем свободы, но который и отдаленно не напоминал по жестокости большевистских правителей. В стране возникло много групп людей, искавших пути освобождения России от владычества большевиков, групп, собиравшихся посильными и законными путями бороться с захватчиками власти в стране.
В одной из таких групп оказался на ведущих ролях Кольцов (не бывший граф, не миллионер, утерявший богатства, не озлобленный человек). Будучи разочарованными в претворении в жизнь идеалов революции, Кольцов с друзьями создали подпольную организацию (некоторые ученые считают, что это была партия конституционных демократов или кадетов /14/). Мы знаем сегодня слишком мало, чтобы говорить что-то определенное о ее деятельности, но факт остается фактом: "Национальный центр" -- так называли в своих отчетах эту организацию чекисты -- был раскрыт в 1920 году. Кольцов исполнял в нем самую щепетильную роль: отвечал за финансовую сторону работы, был казначеем (значит, доверяли ему в максимальной степени его друзья по организации!). В 1920 году всех выявленных членов организации -- 28 человек, включая Кольцова, чекисты арестовали. То, что на квартире Кольцова заговорщики часто собирались, было также поставлено профессору в вину.
Кольцов был приговорен к расстрелу, но за него вступился близкий приятель -- Максим Горький, обратившийся непосредственно к Ленину. Благодаря его заступничеству Кольцов был приговорен в 1920 году лишь к 5 годам тюремного заключения, провел некоторое время в тюрьме3 , но затем был вообще освобожден по личному ходатайству Горького. А поскольку освобождение было даровано самим Лениным, то больше за эти действия в советское время Кольцова публично не преследовали и его антибольшевистскую деятельность даже не вспоминали. Возможно, что открытая позиция Кольцова как врага большевизма, о чем чекисты не могли никогда забыть, оберегла его от топора, нависшего над тысячами других людей, заподозренных в нелояльности режиму и вторично арестованных в конце 20-х -- 30-х годов. Властям также было известно, что Кольцов никогда душевной слабины не давал, до компромиссов в вопросах морали не опускался.
Важную роль в такой нерушимой крепости характера и неотклоняемости от линии порядочности и честности играла в жизни Кольцова его столь же крепкая духом и нравами жена -- Мария Полиевктовна Садовникова-Кольцова (урожденная Шорыгина, ее брат Павел Полиевктович -- крупный химик-органик, академик АН СССР, первооткрыватель реакции металлизирования углеводородов). Она была студенткой Кольцова в Университете Шанявского, затем ассистентом в его лаборатории. Они полюбили друг друга и любили всю жизнь беззаветно и страстно. Жили не просто душа в душу, а неразрывно -- и в семье и на работе: все дела были общими (Мария Полиевктовна стала известным зоопсихологом и вела опыты в кольцовском институте), а вне общих дел у каждого не было ничего, -- ни в мыслях, ни наяву. То, что у супруги Кольцова характер строгий и требования к безупречности поведения высокие, знали все ученики и сотрудники Кольцова. Мария Полиевктовна и Николай Константинович занимали квартиру на втором этаже Института, рядом с ней располагался рабочий кабинет Кольцова. Много лет спустя, ставшие академиками Борис Львович Астауров и Петр Фомич Рокицкий вспоминали:
"Когда к семье Кольцова приходил кто-либо из артистов или певцов (а дружили Кольцовы с многими -- В.И.Качаловым, Н.А.Обуховой, скульптором В.И.Мухиной, муж которой работал у Кольцова, с А.В.Луначарским, А.М.Горьким и другими -- В.С.), то нередко он просил исполнить что-либо для сотрудников. И тогда передавался сигнал: скорее идите в зал, будет петь Обухова (Дзержинская или Доливо-Соботницкий) или играть трио имени Бетховена. Именно здесь в небольшом зале института, мы впервые видели и слышали замечательных артистов" (15).
Вклад Кольцова в развитие генетики и молекулярной биологии
Институт экспериментальной биологии становится центральным научным учреждением по исследованию клеток, их строения, физико-химических свойств, а позднее и генетики. Выдающиеся успехи в последнем направлении были обусловлены тем, что в институте Кольцова создал свою знаменитую лабораторию Сергей Сергеевич Четвериков, который в 1926 году заложил основы нового направления науки -- популяционной генетики, а его ученики -- Н.В.Тимофеев-Ресовский, Б.Л.Астауров, П.Ф.Рокицкий, Д.Д.Ромашов, С.М.Гершензон и другие получили первые экспериментальные доказательства правоты взглядов их учителя. (В 1928 году С.С.Четвериков по грязному политиканскому навету был арестован и в 1929 году выслан на Урал. Бурное развитие популяционной генетики в СССР, начавшееся при Четверикове, после этого заметно ослабло, а затем вскоре американские ученые нагнали русских, поняв важность проблемы, обозначенной и развивавшейся Четвериковым).