Мне, вполне вероятно, возразят, что это чрезвычайно резкое сокращение количества смертных приговоров объясняется не сменой "кадров" в НКВД-МГБ, а тем, что "наиболее опасные" реальные или мнимые "враги" ("враги" Сталина или тогдашней верховной власти в целом) были в основном уничтожены в 1937-1938 годах, и позднее, так сказать, уже некого было казнить... Однако даже если и согласиться с подобным истолкованием столь кардинального сокращения казней (в 360 раз!), оно не колеблет высказанные ранее соображения: "деревенские хамы", пришедшие в НКВД на смену прежним "чекистским кадрам", отнюдь не проявляли той, унесшей сотни тысяч жизней, кровожадности, которая была присуща их предшественникам, - хотя и Хенкин, и Хрущев, и многие другие утверждали и утверждают - совершенно безосновательно - обратное.
А истинная суть дела заключается в том, что после 1937 года решительно изменилось само общее положение вещей в стране, и поднимавшиеся наверх "деревенские хамы" соответствовали этому новому положению.
Но об этом речь пойдет ниже; сначала подведем итоги "обсуждения" мемуаров Разгона и других. Как мы видели, и Разгон, и Хенкин, и Хрущев пытались внушить, что самые "страшные" фигуры, которые-де и повинны в жестоком массовом терроре, - это разгоновский Корабельников, хенкинские "деревенские хамы", хрущевские "люди прямо от станка". Совсем иное дело "обаятельный" Бокий, "вовсе не злой" Миша Маклярский (у Хенкина), "замечательный, честный" Агранов (у Хрущева) и т.д.
При этом Разгон "откровеннее" других (почему я и уделил столь большое внимание его сочинению). Он - правда, только во втором издании своей книги - признал, что Бокий "обмазан невинной кровью с головы до ног" и "невозможно подсчитать количество невинных жертв на его совести", и тем не менее в качестве главного, самого страшного "злодея" преподносится в разгоновской книге Корабельников, который лишь "технически" исполнял приказы начальников типа Бокия...
И все же, подводя итоги, необходимо сказать о другой - и очень важной - стороне проблемы. Конечно же, охарактеризованные выше попытки возложить ответственность и вину за "1937-й" на так называемых деревенских хамов несостоятельны чисто фактически и безнравственно-лживы. Однако те из моих читателей, которые попросту переложат ответственность и вину на "друзей" Хенкина и Разгона, по сути дела поставят себя в один ряд с этими авторами.
Ибо, во-первых, верхушка НКВД не могла бы делать то, что она делала, если бы ее распоряжения не осуществлялись десятками и даже сотнями тысяч401 рядовых исполнителей, - в том числе упоминавшимися Корабельниковым и Гарбузовым (он "не смог ударить" подследственного, однако ведь необоснованные обвинения все же сформулировал...). Кто-нибудь скажет, что Корабельниковы и Гарбузовы только подчинялись приказам, которые отдавали другие; но в ответ можно не без основания возразить, что верхи НКВД также подчинялись Сталину и, скажем, Секретариату ЦК, в составе коего в 1937 году, помимо Сталина и Кагановича, были Андреев, Ежов и Жданов.
Во-вторых, тогдашняя верхушка НКВД сама погибала в разгуле террора, и притом уничтожали друг друга "свои", предельно близкие люди. Как бы ни относиться к этой верхушке, нельзя - если быть объективным - не признать, что перед нами остро драматическая, даже трагическая ситуация...
Еще раз подчеркну, что негоже уподобляться тому же Разгону, который изобразил в виде главного - и, в сущности, единственного "настоящего" злодея Корабельникова с его "пшеничными волосами".
Не буду отрицать, что и высказанное выше мною имеет односторонний характер, - но это обусловлено явным преобладанием интерпретаций 1937 года в "разгоновском" духе. Подобное толкование едва ли не первым преподнес еще непосредственно в 1937 году Троцкий в хлесткой статейке "Термидор и антисемитизм"402, а в последнее время оно господствует не только в печати, но и в электронных СМИ.
В изданной в 1997 году книге Александр Кац упоминает "группу евреев начальников ГУЛАГа, жестоких и энергичных... М. Бермана, С. Фирина, Н. Френкеля, Л. Когана, Я. Рапопорта, С. Жука" (это, кстати, все без исключения высшие начальники ГУЛАГа накануне 1937 года) - и заявляет, что всегда, мол, "еврейский народ будет стыдиться имен своих преступных сынов"403. Уместно выразить искреннее уважение Александру Кацу за такой редкостный! - подход к делу, но к его заявлению едва ли присоединятся многие его соплеменники. Незадолго до появления его книги, в 1995 году, в Москве был издан объемистый трактат Л. Л. Мининберга "Советские евреи в науке и промышленности СССР в период Второй мировой войны (1941-1945 гг.)", где весьма высоко оценены те самые "преступные" генерал-лейтенант Н. Френкель и генерал-майор Я. Рапопорт (остальные четверо из перечисленных Кацем не дожили до 1941 года), а также генерал-лейтенант С. Мильштейн, полковник Б. Вайнштейн (правда, о последнем несколько критически сказано: "Вопреки многовековому мировому опыту, полковник Госбезопасности Б. С. Вайнштейн сохранил и на склоне жизни, в 86 лет, судя по одной из его публикаций, уверенность в высокой производительности принудительного труда" - с. 215) и др.
Словом, еще многие существенные вопросы остаются не решенными до конца...
Но в заключение этого раздела моего сочинения стоит сопоставить судьбы двух людей, о которых говорилось подробно: вскоре после того, как Осип Мандельштам был арестован "органами безопасности". Лев Разгон подал заявление о приеме на "работу" в эти самые "органы". Тут есть о чем задуматься...
* * *
Теперь нам следует вернуться в самое начало этой главы - к поставленной там проблеме "контрреволюции", совершавшейся в стране с середины 1930-х годов. Как уже сказано, она осуществлялась по-революционному, и именно потому была столь беспощадной и варварской; когда два десятилетия спустя, во второй половине 1950-х - начале 1960-х годов, происходила самая широкая замена наличных "кадров", она, за очень немногими исключениями, уже не выражалась в репрессиях404.
Впоследствии тогдашний "вождь", Хрущев, безосновательно объявил эту "гуманность" своей личной заслугой; в действительности речь должна идти о "заслуге" самого времени: через сорок лет после революционного взрыва уже иссяк тот запал, который так чудовищно проявил себя в 1937-м...
