Наступательное вооружение амазонок состояло из лука и стрел, дротика, копья и длинной пики. Последняя являлась просто приспособлением метательного оружия к нуждам близкого кавалерийского боя. Характерным оружием для них являлся двусторонний топор, которому многие авторы приписывают символическое значение. В нем, вне сомнения, видели эмблему власти — первоначально божественной — и рассматривали как аналогию двойного громового перуна. В качестве оружия эта двойная секира имеет азиатское происхождение и, похоже, была принесена в Малую Азию страшными воинами хеттов. При первых столкновениях с восточными народами это оружие вызывало ужас в рядах греков и римлян. Квинт Смирнский пересказывает предание о том, что Геракл, похитивший священную двустороннюю секиру у царицы амазонок, отдал ее Омфале, царице Лидии. Утверждают, что подобный боевой топор являлся эмблемой царской власти вплоть до дней Кандавла, последнего из Гераклидов. В преданиях об амазонках мечи упоминаются лишь изредка, что свидетельствует об их крайней древности, или же, по меньшей мере, верности примитивным обычаям. Об умении женщин-воительниц владеть луком и стрелами складывались легенды. Дротики их летали с быстротой взгляда или даже мысли, и солдаты Марка Красса в куда более поздние времена рассказывали о «странной разновидности стрел», которые использовали против них парфяне. Оружие это, по мнению потрясенных римлян, летало «быстрее молнии и поражало цель едва ли не раньше, чем было выпущено из руки». Далеко натягивая тетиву, варвары посылали свои стрелы с такой скоростью, что пронзали легкие панцири, а, попадая в конечности врагов, прибивали их ноги к земле, а руки к щитам. Почти то же самое нам рассказывают о женщинах-воительницах, ибо от их оружия не было защиты, кроме пропитанной магией шкуры Немейского льва или не менее волшебного щита, защищавших соответственно Геракла или Ахиллеса.
Поначалу, в соответствии с источниками, амазонки пользовались тактикой, присущей в древности скифам и парфянам, и вели сражение издали, как, в сущности, поступали в ранние времена почти все варвары. Быстрый бросок вперед сопровождался ливнем стрел и дротиков. Затем следовало не менее стремительное отступление, которое, однако, было опасно для врага, как их нападение, поскольку этот стратегический маневр прикрывался многочисленными стрелами, выпущенными на полном скаку через плечо или в полоборота. Цель находила едва ли не каждая стрела. Как говорит Плутарх о парфянах и скифах: «Это действительно превосходная уловка, поскольку они спасают себя отступлением, но, не прекращая сражения, избавляются от бесчестия». Подобное бегство и наступление сменяли друг друга в боевом танце как тактический прием, в котором быстрота и непредсказуемость перемещения играли решающую роль. Рассказывают, что кроме труб они наступали под звуки систров[4], как в какой-то не то варварской, не то священной пляске, под раскачивающимися на шлемах плюмажами, и со страшной головой медузы на щитах предводителей. По мере расширения масштаба завоеваний наблюдается частичный отход от тактики быстрых наступлений и бегств, которая подкрепляется планомерным наступлением с использованием копья и двустороннего топора как оружия ближнего боя. Однако, как мы уже говорили, азиатские амазонки редко применяли меч. С ранних времен конь стал спутником юных воительниц, и владение ими искусством верховой езды заслуживало восхищение всех тех, кому оно не вселяло ужас. Конница амазонок всегда была легкой, лошади практически обходились без упряжи, ограничиваясь простой уздечкой, и стихией ее являлись быстрые маневры. Сидя на коне, амазонки пользовались луком, стрелами и дротиками, а также копьем и топором. Отступая, они пускали стрелы назад, и даже делали сальто на спине животного, чтобы находиться при этом лицом к врагу. Такими изображали амазонок художники. Скульпторы также донесли до нас изображения трюков, вполне совместимых с тактикой варваров. Таким образом, греки подчеркивали происхождение воительниц, родиной которых являлись бескрайние степи. Кроме того, как нам рассказывают, что, бежав с кораблей Геракла, высадившись на сарматском берегу и превратившись в прекрасных кентавров женского пола, они без промедления напали на ничего не подозревающих местных жителей.
В трудах некоторых авторов можно найти короткие упоминания о боевом применении амазонками сетей, набрасывавшихся на врагов, которых после удавливали арканами или добивали копьями. Вне сомнения это украшение и без того живописной легенды рождено поэтической метафорой, символизировавшей либо попадание в сети женских чар, или коварные охватывающие передвижения гибких воительниц, стремившихся обойти врага, но быстро отступавших, чтобы возобновить атаку. Все войско превращалось в гибкую сеть, из которой не было выхода, которую нельзя было вспороть или разрезать. Нам известно, что варвары-гладиаторы (вооруженные трезубцами ретиарии) выступали на арене с сетями, однако об использовании таковых в боевых действиях свидетельств не осталось. С другой стороны, сети и узловатые веревки широко использовались богами и сверхъестественными созданиями из большинства мифологий мира в борьбе между собой или с человеком, тесно связывая этот процесс с чарами и магией.
Такие подробности дошли до нас из второстепенных произведений изобразительного искусства и литературы. Отмечено, что в лучших аналогах греческой культуры амазонки всегда изображаются в приятной простоте, наряд их обыкновенно ограничивается короткой рубашкой; руки, ноги, голова и часть груди обнажены, хотя более поздние скульптуры иногда представляют нам этих женщин в длинном, спускающемся ниже колена хитоне, из-под которого выглядывают сандалии. Существует немного свидетельств об использовании ими другого защитного оружия, кроме сравнительно редкого практикования шлемов и небольших щитов. Оружием их остаются лук и стрелы, копье и двулезвийный топор. Признаки усложнения наряда наблюдаются лишь во второстепенных работах. Вне сомнения, эта заученная простота во многом являлась следствием желания отобразить крайнюю давность происходивших сражений; аналогичным образом и греческие воины фигурируют или полностью обнаженными или в весьма скудной одежде, хотя головы их венчают роскошные шлемы, а в руках блистают великолепные щиты.
Глава 4. АМАЗОНКИ В ДАЛЕКОЙ АЗИИ
Амазонки, портреты которых донесли до нас греки, во всяком случае, во всей полноте их развития, относятся к Малой Азии, можно даже сказать точнее — к Понту. Однако существовали предания об их походе и на Дальний Восток. Сама идея существования женщин-воительниц имеет очень широкое распространение.
Что касается амазонок, обитавших на Фермодоне, в то время как многие считали, что остатки Фемискирского воинства удалились за Танаис, то существовали долгие и упорные слухи о том, что они нашли убежище в твердынях Кавказа, а оттуда ушли в Персию, Тартарию и далее на восток. Так, например, некоторые из тех, кто описывал визит Фалестриды к Александру, когда он находился в Гирканни, предполагали, что она принадлежала к азиатской ветви амазонок, вышедшей с Кавказа, когда племя направилось на восток. Однако чем дальше мы двигаемся в этом направлении, тем сложнее становится различить результаты миграции племен и легенд.
Горы и леса, похоже, являлись любимым убежищем амазонок, а просторные аллювиальные равнины местами их укрепления и могущества! Однако мы сталкиваемся и с распространенной тенденцией помещать их колонии на островах. Вне сомнения в первую очередь из-за их удаленности, хотя, как мы попытаемся доказать, во многом благодаря более или менее четким наблюдениям, часто испорченным слишком поспешными выводами. В то время когда первые португальские путешественники и их конкуренты помещали колонию таких женщины на Сокотре или других островах возле юго-восточного берега Африки, Марко Поло, венецианский путешественник, писавший в конце тринадцатого столетия, сообщает нам о некоторой паре земель, находящихся возле берега Индии. Он утверждает: «Когда вы покидаете королевство Кесмакоран (Мекран), расположенное на материке, то проходите по морю примерно 500 миль на юг, и там обретаете два острова, Мужской и Женский, разделенные тридцатимильным проливом. Все жители его — крещеные христиане, однако следуют заповедям Ветхого Завета: пока их жены находятся в тягости, они не подходят к ним, пока те не разрешатся от бремени, а потом еще сорок дней. На острове, который носит название Мужского, живут одни только мужчины без жен или каких-либо других женщин. Каждый год, когда наступает месяц март, все мужчины отправляются на другой остров и проводят там три месяца, — а именно, март, апрель, май, — разделяя при этом общество своих жен. По прошествии трех месяцев они возвращаются на свой собственный остров и следующие девять месяцев занимаются сельским трудом и торговлей… Что касается детей, которых рождают им жены, то девочки остаются вместе с матерями; мальчики же проводят с ними четырнадцать лет, а потом матери отсылают их к отцам. Таковы обычаи двух островов. Жены не делают ничего, только вынашивают детей и собирают те плоды, которые вырастают на острове, ибо мужья обеспечивают их всем необходимым». Все это самым резким образом контрастирует с общественной организацией, обыкновенно приписываемой амазонкам. Вместо женщин активно занимавшихся войной и готовящихся к ней, мы видим здесь мирное общество, так что вся повесть кажется нам едва ли чем-нибудь большим, чем преувеличение обыкновенных фактов.
