Счастливые родители не обратили внимания или не придали значения тому, что Николай появился на свет в день святого праведника великомученика Иова. Святитель Иов, первый патриарх Московский и всея Руси, безропотно прошел через все испытания, потерял все, что нажил, и стал свидетелем гибели своих детей. Печальное предзнаменование. Но охваченные ликованием родители и весь народ в тот день не хотели думать о печальном и горестном.
В день появления на свет своего первого внука Александр II объявил амнистию, причем наибольшие льготы получили политические преступники. Всех каторжан перевели в разряд ссыльных, а ссыльным разрешили поселиться в сибирских городах и даже в европейской части России, но в отдаленных от столицы губерниях.
Крестными царственного младенца стали его дед — император Александр II, бабушка со стороны матери — датская королева Луиза, двоюродная прабабушка — великая княгиня Елена Павловна и дядя, датский принц Фредерик.
Ребенок был на редкость спокоен и мил, красив и жизнерадостен. «Солнечный лучик» — называла его императрица Мария Александровна; «луч света», говорил о нем дед-император.
В1869 году родился Александр, но умер на следующий год. В 1871 году на свет появился Георгий; в 1875-м — Ксения, в 1878-м — Михаил, в 1882-м — Ольга.
«Рождение детей есть самая радостная минута жизни, и описать ее невозможно, потому что это совершенно особое чувство, совершенно не похожее ни на какое другое», — писал цесаревич своему наставнику Константину Победоносцеву.
Появление сыновей умиротворило престолонаследника. Император был еще полон сил, и отчизна не требовала немедленного принесения жертв на ее алтарь. Теперь цесаревич мог уделять больше времени любимым занятиям.
Вопреки сложившемуся в исторической литературе, публицистике и беллетристике образу Александра как едва грамотного солдафона и невежды он еще с детства глубоко интересовался вопросами истории. Под его патронатом было основано Русское историческое общество. Исторический музей в Москве — красивое здание из красного кирпича рядом с Кремлем — тоже находился под его покровительством.
В 1869 году у цесаревича начал собираться маленький оркестр медных духовых инструментов, в который входил он сам и еще восемь музыкантов — офицеров-гвардейцев. С течением времени кружок разросся и в 1881 году превратился в «Общество любителей духовой музыки». Конечно, это были не «Виртуозы Москвы», но люди искренне преданные своему увлечению: граф Олсуфьев, принц Ольденбургский, генерал Половцев. Их репертуар, поначалу состоявший из военных маршей, скоро обогатился народными песнями, модными романсами и отличался разнообразием. Оркестранты год от года становились все искуснее. Сам Александр очень хорошо музицировал на корнете, а на тромбоне играл столь профессионально, что участвовал солистом в дворцовых квартетах. Иногда ради шутки он играл на геликоне, умел играть на фортепьяно — словом, владел многими музыкальными инструментами.
Его хулители, подчеркивая грубость и примитивность натуры Александра, забывали упомянуть, что великий князь был очень музыкален, любил и часто посещал оперные спектакли. А ведь это составляло значительную часть его интеллектуальных интересов.
Про то, что Александр был завзятым книгочеем, тоже говорить было не принято. Еще в детстве он зачитывался произведениями Загоскина и Лажечникова, романтичность которых, может быть, и определила его склонность к истории. Позже кумиром молодого великого князя стал Лермонтов. Увлечение творчеством мятущегося поэта пришлось на период любви к Марии Мещерской. Его стихи были так созвучны душевному состоянию Александра, что многие из них он занес в свой дневник.
Лучшие писатели того времени были скорее с властью, чем с либеральной интеллигенцией. Граф Л. Н. Толстой до конца 70-х годов печатался в «Русском вестнике» Каткова. Достоевский, в молодости примкнувший к социалистическому кружку и жестоко за это пострадавший, далеко не в радужном свете изобразил дух русской революции и в «Дневнике писателя» отстаивал значение царской власти для России: «Я не хочу мыслить и жить иначе, как с верой, что все наши девяносто миллионов русских (или сколько их тогда народится) будут все когда-нибудь образованы, очеловечены и счастливы».
К консервативному лагерю принадлежали и Фет, и Тютчев, и Майков, и даже А. К. Толстой («двух станов не боец, а только гость случайный»). Определенным противником интеллигентского радикализма был Лесков. Писемский во «Взбаламученном море» дал неприглядный очерк «шестидесятников»; и даже западник Тургенев в «Отцах и детях», «Дыме» и «Нови» изобразил так называемых «нигилистов» в мало привлекательном виде.
Престолонаследник читал не только Достоевского и Аксакова, но — возможно, под влиянием более утонченной супруги — ценил «меланхоличный юмор рассказов Чехова, пронзительную сатиру Салтыкова-Щедрина, мизерабилизм Короленко, правдивое описание жизни “маленьких” людей Лескова». Благодарное и благородное ощущение причастности к родной культуре, к русскому языку было неотъемлемой частью его патриотизма.
Александра отличало врожденное чувство прекрасного. Сопровождая отца в Париж, цесаревич побывал в Академии художеств, во многих мастерских французских мастеров кисти и русских художников, работающих во Франции. Многие из понравившихся ему полотен он приобрел. Это положило начало замечательной коллекции художественных произведений. Во время заграничных поездок цесаревич с супругой пополняли свое собрание картин в Аничковом дворце, под которое Александр отвел два зала. Но они не упускали возможности купить и произведения российских художников.
Во время двух своих поездок в Париж Александр принял от русских художников, находившихся там в это же время, звание почетного попечителя созданного ими Общества взаимной помощи, размещавшегося в доме барона Горация Осиповича Гинцбурга, богача и мецената, щедро покровительствовавшего людям искусства. Цесаревич купил или заказал картины Репина, Поленова, Савицкого, Васнецова, Бегрова, Дмитриева. У Антокольского он приобрел его известнейшие работы — «Летописец Нестор», «Ермак», «Ярослав Мудрый», «Умирающий Сократ».
Конечно, цесаревич далеко не был тупицей и невеждой, но никак нельзя назвать его существом трепетным и нежным. Да и внешность наследника сразу же опровергла бы такое утверждение. Сила, основательность, благоразумие — вот впечатление, которое он оставлял в людях. «Плоть довлеет над духом» — так кто-то из родных высказался в адрес наследника.
Он часто позволял себе грубые выражения, в отношении приближенных не проявлял «деликатности», мог двинуть кулаком нерасторопного лакея.
Как в жизни любого человека, у цесаревича были и неприятные моменты. Г. Чулков рассказывает, что в 1870 году Александр рассердился на штабного офицера, шведа по национальности. Цесаревич непристойно обругал его, а офицер имел глупость прислать ему письмо, требуя извинения и угрожая самоубийством, если извинения не последует. Цесаревич только посмеялся. И что же? Этот офицер действительно пустил себе пулю в лоб. Император разгневался и приказал Александру идти за гробом самоубийцы, мученика чести. Было невероятно стыдно и горько. Но пришлось идти.
Разочарования и болезни тоже не обходили Александра стороной. В 27 лет он перенес тяжелый тиф и потерял почти половину своих густых русых волос.
Отраду цесаревич находил в семье. Воспитанию детей Александр, несмотря на занятость, уделял много внимания. Он не желал, чтобы их избаловали и вырастили «оранжерейными цветами». Он стремился сделать из них людей честных, добрых, здоровых, трудолюбивых, с сильным характером. Мальчиков с ранних лет приучали к работе и регулярным занятиям спортом. Воспитание дочери Ксении было предметом особых забот родителей. Целенаправленно или интуитивно он добился главного: в его семье жили дружно и любили друг друга.
Победоносцев, обучавший наследника праву и завоевавший его доверие, не потерял своего влияния и впоследствии. Он познакомил Александра с кругом пан-славинистов и с влиятельным публицистом, редактором «Московских ведомостей» М. Н. Катковым. Александр все больше симпатизировал им и уже в 1872 году дал 80 тысяч рублей на еженедельник «Гражданин» князя Мещерского «для борьбы против нигилистов и конституциалистов». Вово Мещерский, на шесть лет старше Александра, дальний родственник Марии Мещерской, первой серьезной сердечной привязанности цесаревича, был и остался его другом. Это Вово заставил престолонаследника вести дневниковые записи, когда этого от него уже не требовали строгие учителя, и записывать свои поступки, мысли и ощущения. Мещерский не имел семьи, поэтому общество подозревало его в гомосексуальных склонностях. Значительное время он оказывал на друга сильное влияние.
