Этот красивый большой дом – ближайший к метро «Сокол», около церкви Всех Святых, – называется Генеральским. Его построили сразу после Победы, в 50-х годах, на Ленинградском проспекте, и заселяли в основном полководцами Великой Отечественной войны, поэтому весь фасад увешан мемориальными досками. В одну из его просторных квартир я и был приглашен. На первый же звонок дверь открыла женщина трудно определяемого возраста – из-за ее неухоженности и неопрятности. Из-под несвежего махрового халата глядели растянутые на коленях пижамные брючки, густая нахимиченная шевелюра выглядела непрочесанной, а лицо – опухшим и неумытым. Женщина изобразила приветливую улыбку и, шаркая стоптанными тапками, повела меня вглубь.
Это была огромная четырехкомнатная квартира с высокими украшенными лепниной потолками, с которых свисали дорогие и массивные хрустальные люстры (впрочем, утратившие свой первоначальный праздничный блеск из-за отсутствия ухода), с антикварной натурального дерева мебелью, обилием картин в дорогих рамах, изысканных фарфоровых, хрустальных и чеканных безделушек повсюду. Но на всей этой патриархальной роскоши присутствовала печать запустения и небрежения. Дубовый паркет на полу потемнел от грязи и светил щербинами вывороченных и не поставленных на место дощечек. Шелкографические обои от старости выцвели, кое-где вздулись пузырями, углы листов приметно отклеивались. С потолка облетала штукатурка, а на лепнине разместилась паутина. Толстым слоем пыли и паутины было покрыто все, кроме часто используемых вещей; на крышке старинного немецкого пианино красовались длинные следы пальцев по пыльному слою – видимо, кто-то провел в рассеянности, да так и оставил. Бархатные чехлы на креслах и диванах хранили темные пятна и, кажется, уже не поддавались чистке…
Воздух в квартире был насыщен запахами окурков, испортившейся еды и перегара. К эпицентру этого амбре и вела меня хозяйка. Он обнаружился в просторной, но захламленной кухне. В раковине, на разделочном и обеденном столах покоились горы грязной посуды. Везде стояли пустые бутылки. Несколько переполненных окурками дымящихся пепельниц буквально уничтожали воздух… Дорогая кухонная мебель и техника заляпаны жиром и поцарапаны, попорчены неосторожным и небрежным обращением. Меня передернуло от омерзения, и как бы в ответ – я услыхал развязно-теплое приветствие сидящего в углу на табурете небритого субъекта, явно с похмелья либо под мухой.
Без проволочек оба наперебой принялись рассказывать, что отец хозяйки тяжело болен и должен отойти в мир иной; что они с ним в больших неладах долгое время – «двоих взрослых людей выживший из ума старик в шеренги строить пытается – вишь, не годится жить только для себя, надо и работать, и детей заводить, и ремонт в квартире делать, а того не видит, что жизнь нынче пошла совсем другая!»; что они боятся упустить наследство в виде драгоценностей покойной матери-хозяйки, которые он из вредности куда-то припрятал. Я узнал, что половину времени он проводит в больницах, а половину – на даче, и тотчас поделился с ними предположением, что ценности могут быть спрятаны на даче.
– Нет, скорее всего, тут! – возразила женщина. – Я хорошо знаю этого скупердяя. Он спать бы не смог, если б не был уверен, что все под боком!.. – и разразилась долгим рассказом о том, как отец плохо относился к ее матери, как, вопреки воле покойной, не отдал дочери фамильные драгоценности и сбережения.
К таким историям я уже давно не питаю никакого доверия – тем более что слышу их часто – особенно осенью и весной! – и поэтому определенный иммунитет у меня выработался. К тому же не зря меня называют практически единственным «белым кладоискателем» в России, потому что я работаю исключительно в рамках закона!..
Терпеливо выслушав и едва не задохнувшись в смраде их жилья, я попросил предъявить какие-либо документы, подтверждающие, что они имеют право воспользоваться моими услугами. Они показали мне паспорта с пропиской в этой квартире. Я спросил, кто еще прописан, и хозяева с неохотой признали, что еще и отец этой женщины, которому под сто лет и который сейчас в больнице и вряд ли оттуда вернется живым. Я отказался от предлагаемой работы, сославшись на то, что по закону необходимо получить согласие всех проживающих, – только тогда я могу приступить к обследованию помещения. И, несмотря на все их просьбы и обещание солидно заплатить, остался непреклонным – отчасти потому, что мне очень не понравилось общество этих опустившихся людей.
Прошло недели две – я и думать забыл об этом неприятном знакомстве. Но вот опять позвонила женщина из Генеральского дома, посулила очень хороший гонорар и назначила встречу, уверяя, что в этот раз согласие всех проживающих в квартире обеспечено. Я спросил, с чем это связано. Она с ехидным хохотком ответила: «Старый маразматик наконец-то помер!»
Как бы ни были неприятны мне эти люди, но поиск кладов – это моя работа, и деньги мне всегда нужны, да к тому же я не хотел оставлять столь щекотливое дело на произвол непрофессионалов и недобросовестных искателей. Поэтому я согласился, примерно прикинув, что имею возможность работать часа по два-три в день и займет у меня это где-то три дня. Хозяев такой график устраивал. Когда я еще раз уточнил, что ищем, женщина воскликнула: «Все ценное!»
Я приехал с аппаратурой и начал скрупулезно обследовать, ища вероятные тайники. Разумеется, у меня специальная технология, несколько проверенных методик, которые я не буду раскрывать, поскольку они уникальны и рождались в процессе долговременной практики. За первый день работы я обследовал примерно треть всей площади квартиры: кухню, санузел, коридоры. Нередко прячут именно в местах общего пользования (особенно в коммуналках и в квартирах, где много жильцов), потому что первое подозрение о тайнике, естественно, приходится на личную комнату (там и будут искать нычку), а места общего пользования – и под подозрения других жильцов не попадают, и поиск производить там сложно (хотя бы в силу высокой посещаемости), и все-таки находятся на подконтрольной прячущему территории (в любой момент реально и проверить нычку, и забрать ее содержимое). Правда, в этом случае я был почти уверен, что тайник находится именно в комнате покойного, который был в конфликте с дочерью и имел все основания не доверять ей и зятю. Но я определил его комнату напоследок, потому что просто не хотелось тревожить дух преставившегося – тем более что и сорока дней с его кончины не прошло!
Закончив поиск, я собрал инструменты и аппаратуру, получил причитающееся мне за проведенную работу, и мы с хозяевами договорились о следующей встрече. Я вышел из квартиры. Нажал кнопку лифта. С верхнего этажа пришел лифт. В кабине его стоял генерал. Полностью по форме – в мундире, с колодками, но только в кителе – несмотря на глубокую осень и весьма прохладную погоду. Преклонный возраст генерала, безукоризненная форма, обилие наград смутили меня – не каждый же день встречаешь боевого генерала…
Когда лифт приехал на первый этаж и я стал выходить, жесткий голос без выражения произнес: «Подожди!» Я обернулся. Генерал пристально смотрел на меня с совершенно невозмутимым лицом – как будто и не у него вырвалось только что слово… четкое, почти команда! Генерал был очень стар, но тем резче обозначались на его лице черты благородства и мужества. «Я знаю, что ты найдешь, – медленно и без шевеления губ продолжал он. – Найдешь – не отдавай! Пропьют». Я растерялся еще более… незнакомый человек что-то мне говорит непонятное… я промолчал, отвернулся и вышел… Но, после того как за мной захлопнулась дверь подъезда, остановился и решился подождать и поинтересоваться, что он имел в виду. Я ждал долго – генерал из подъезда так и не вышел. Вернулся – в подъезде никого не было. «Наверное, за газетой съезжал с верхнего этажа, – подумал я. – Или, может, к соседям зашел…» Недоумение не отпускало меня несколько последующих часов.
Через несколько дней я обследовал в той квартире жилые комнаты. Тайников и нычек, как я и ожидал, не обнаружилось. Это совершенно не смутило хозяйку, которая, отдавая деньги, сказала с нетерпением и радостью: «Папашкина комната осталась! Там и найдем». Я молча кивнул, мы условились о времени моего следующего визита, и снова я вышел на лестничную клетку. Зашел в лифт, спустился вниз, только хотел взяться за ручку двери подъезда… она распахнулась – и навстречу мне вошел тот же генерал. Он пристально посмотрел мне в глаза и произнес, не разжимая губ: «Помни, что я тебе сказал! Найдешь – не отдавай! Пропьют». Обошел меня, застывшего в изумлении, и, минуя лифт, поднялся по лестнице наверх. «Неужели старый генерал никогда не снимает форму? – изумлялся я. – И как не заболеет, разгуливая в такую промозглую погоду без шинели?! Может, к подъезду его привозят на машине?!» – примерно так я отмахнулся от вполне понятного недоумения и поехал по своим кладоискательским делам.
