Ричард Лахман - профессор сравнительной, исторической и политической социологии Университета штата Нью-Йорк в Олбани (США). В настоящей книге, опираясь на новый синтез идей, взятых из марксистского классового анализа и теорий конфликта между элитами, предлагается убедительное исследование перехода от феодализма к капитализму в Западной Европе раннего Нового времени. Сравнивая историю регионов и городов Англии, Франции, Италии, Испании и Нидерландов на протяжении нескольких столетий, автор показывает, как западноевропейские феодальные элиты (землевладельцы, духовенство, короли, чиновники), стремясь защитить свои привилегии от соперников, невольно способствовали созданию национальных государств и капиталистических рынков в эпоху после Реформации.
крестьянства на покушение на их древние права, которые предъявили землевладельцы и другие элиты, объясняю, как прежние конфликты элит и классов повлияли на силу крестьянских общин и возможности крестьян сопротивляться или формировать аграрные отношения производства, которые появились в XVII в. Эта глава завершается объяснением, как английский и французский режимы определяли экономическое развитие в последующих столетиях. Глава шестая завершает мое альтернативное объяснение капиталистических общественных отношений как артефактов из цепи конфликтов элит и классов.
В седьмой главе я пересматриваю тезис Вебера о протестантской этике и позднейшие работы его критиков и последователей. Так же, как продолжительный тупик феодальных элит ограничивал рациональность Флоренции, распад феодальных общественных отношений открыл путь для главнейших исполнителей целерационального действия среди элит и усилил дисциплинарное воздействие на массы. Эта глава помещает реформационно-протестантских и контрреформационно-католических носителей новых идеологий в рамки структур постфеодальной Англии и Франции. Я объясняю, почему некоторые клирики и представители других элит пропагандировали новые практики, и отношу их успех в трансформировании элитных и народных верований и практик за счет связей этих пропагандистов со спонсорами из элит, по-разному размещавшихся в социальных структурах Англии и Франции. Анализ структуры элиты дает возможность понять, как их интересы выражались в идеях, и увидеть, как у акторов появлялись стимулы к трансформации общественных отношений, часто с такими последствиями, которых они не могли предусмотреть и которые вызывали к жизни новые идеологии для понимания и новые практики для продвижения в мире, созданном ими.
Восьмая глава показывает значение содержательного анализа, проведенного в предыдущих главах, для изучения социального изменения в целом и перехода к капитализму в частности. Я выдвигаю некоторые предположения относительно того, как должны быть пересмотрены процессы образования государств и классов в свете преимущества модели конфликта элит над моделью классовых конфликтов. Я показываю, как изучение конфликта элит может объяснить развитие революций — и тех, которые возглавлялись элитами, и тех, которые вели возникшая буржуазия и пролетарии в XVIII в.
ГЛАВА 2
ФЕОДАЛЬНАЯ ДИНАМИКА
Макс Вебер считал, что феодальная политика в основном касалась того, как «индивидуальные держатели фьефов и другие собственники присвоенных мощностей проявляли свою власть», как «эти обладатели привилегий объединялись друг с другом ради конкретного действия» и как «эта система альянсов... стала хроническим состоянием, чего было никак не избежать из-за отсутствия в ней эластичности» (Weber [1922], 1978, с.1086). Вебер главным образом сравнивал структурную и идеологическую жесткость феодализма с динамикой постреформационного капитализма. Пессимистично оценивая возможности преобразований в феодальных обществах, Вебер и его последователи (за значительным исключением государственно-ориентированных теоретиков) и не пытались определить параметры и направления феодального развития.
Изучение феодального изменения развивалось в основном в рамках двух традиций: одна концентрировалась на росте городов и дальней торговли (эту позицию более подробно мы рассмотрим в третьей главе [12]), другая — рассматривала связь между демографическими циклами и изменениями в системе землевладения и аграрного производства. Внутренние споры обычно вспыхивали между немарксистами, считавшими демографические показатели независимыми, и марксистами, рассматривавшими классовую борьбу как некую силу-посредника, связывающую численность населения и производственные отношения.
Опираясь на споры между марксистами и немарксистами, попытаемся прояснить параметры структурного изменения, возможного на уровне производства в Англии и Франции XI-XV вв. Я считаю, что ни демография, ни динамика классовых конфликтов, ни их сочетание недостаточны для объяснения разницы в развитии отношений аграрного класса на местном или национальном уровне в этих двух странах. Демографию и классовый анализ необходимо подтверждать изучением множественных элит, которые правили аграрным обществом в феодальной Англии и Франции. Мое понятие элит, данное выше, частично происходит от веберовской концепции феодализма как условия для конфликта между монархами и держателями фьефов и бенефициев. Однако я считаю, что такой элитный конфликт не всегда был хроническим, в Англии и Франции этот конфликт способствовал возникновению новых структур, которые еще до того, как протестантизм провел свое психологическое воздействие, могут рассматриваться, как капиталистические.
МАРКСИСТСКАЯ ТЕОРИЯ ПЕРЕХОДА У ДОББА
Объектами феодальной власти были земля и крестьяне. Сеньоры старались перехватить друг у друга и землю, и право эксплуатировать крестьян. Они же пытались увеличить свои коллективные и индивидуальные способности извлекать прибыль из крестьян, находящихся в их власти. Способности землевладельцев зависели от места и времени. «Черная смерть» 1348 г. для большинства историков—разграничительная линия в истории феодальных аграрных экономик. После нее крестьянство большей части Восточной Европы попало во вторичную крепостную зависимость, в то время как основная часть насельников в Англии и Франции получила расширенную автономию из рук своих манориальных хозяев. Исследователи феодализма каждый по-своему пытаются объяснить эту разницу в следствиях общего для всей Европы демографического спада.
Изучение данного вопроса с позиций современного марксизма начал Морис Добб (Dobb, 1947), указав, что низкий уровень прибавочной стоимости в феодальной экономике приводил к тому, что усилия землевладельцев выжать из крестьян больше в моменты кризиса были обречены на контрпродуктивность. Феодальные сеньоры XII — начала XIII в., правившие в эпоху роста численности населения, «парцеллизации» крестьянских владений и абсолютного падения аграрного производства per capita (на душу населения), погружались в углубляющийся демографический коллапс из-за своих усилий поддержать тот уровень прибавочной стоимости, который они привыкли получать [13].
Феодалы были ограничены дефицитом рабочей силы, остро вставшим после «черной смерти». «Реакция нобилитета на эту ситуацию не везде была единой, и эта разница в реакции в различных областях Европы и породила большую часть различий в экономической истории последующих столетий» (Добб, 1947, с.50-51). Добб утверждает, что все феодальные сеньоры хотели закрепостить своих арендаторов, обеспечив себя рабочей силой на собственных доменах. Таким образом сеньоры могли получать свою долю сельскохозяйственной продукции, даже если демографический спад и означал, что у крестьян больше не было оснований соперничать друг с другом за возможность платить более высокую ренту за арендованные участки.
Добб указывает, что крепостное право, как и другие формы подневольного труда, требует экстенсивного надзора для обеспечения того, чтобы крепостные обеспечивали, кроме удовлетворения своих собственных нужд, и прибавочную стоимость. Низкий уровень сельскохозяйственного