всю дорогу сверять свои интерпретации с мнением знающего оппонента.
«К середине 80-х годов XX века, — сообщает нам Лебедев, — советская система была крепка, как никогда. Отношение народа к ней можно охарактеризовать, как ворчливое удовлетворение. Сверхдержавный статус страны вызывал чувство законной патриотической гордости». Но позвольте, вынужден я перебить летописца, каким же тогда образом «крепкая, как никогда» система развалилась на куски всего шесть лет спустя?
Летописца, однако, каверзный этот вопрос нисколько не смущает. «Крушение СССР, — объясняет он, — стало возможным из-за предательства советской правящей верхушки». Той самой, простите, «верхушки», которая накануне Перестройки сделала СССР «крепким, как никогда»? Это-то зачем ей, злодейке, понадобилось? Не сходятся тут как-то концы с концами. Но это лишь первый из парадоксов реваншистской версии Перестройки. Второй еще загадочнее. Решив сперва разрушить СССР, предательская «верхушка» очень быстро, оказывается, передумала и устроила путч, даже танки ввела в Москву, пытаясь спасти империю от разрушения. Против кого же, спрашивается, устроила она этот путч? Против самой себя, предательницы?
Тут читатель, боюсь, уже окончательно сбит с толку. Но летописец твердо стоит на своем: «Советская партийная и хозяйственная номенклатура, давно уже не верившая в идеалы коммунизма, стремилась завладеть той собственностью, которой руководила». Выродилась, выходит, коммунистическая номенклатура, устремилась в объятия капитализма, с которым на протяжении десятилетий вела — по непонятной в таком случае причине — «холодную войну», транжиря миллиарды на вооружения. Тем более это странно, что, если верить летописцу, не верила она в идеалы коммунизма «давно уже», т. е. задолго до Перестройки.
Никаких доказательств ее предательства, правда, не приводится. Единственное, на чем сосредоточился летописец, — это трудности, с которыми столкнулась в своих злодейских замыслах номенклатура. Трудности и впрямь были впечатляющие: «для смены такой идеологизированной системы, как советская, недостаточно было просто принять решение Политбюро. Необходима была «народная» антикоммунистическая революция».
Но как, спрашивается, провернуть такую нешуточную операцию в стране, где антикоммунистов-то было — раз-два и обчелся: «несколько десятков диссидентов, занятых исключительно писанием воззваний на Запад и доносов в КГБ друг на друга»? Думала-думала номенклатура-и придумала. И все оказалось просто: «достаточно, при помощи СМИ, провести массированную промывку мозгов населения, убедить его, что «так жить нельзя», а затем провести «реформы» по изменению системы». Так и поступили. Привели к власти «болвана, неспособного управлять страной» и «готового продать ее даже не за тридцать серебряников, а за медный грош», тот объявил гласность-и «процесс пошел», в мгновение ока страна стала антикоммунистической. И-распалась. Похоже, имеем мы здесь дело как раз с тем случаем, когда полуправда хуже лжи.
Как бы то ни было, такова реваншистская версия Перестройки. Ее вердикт ясен: нужна она была предательской номенклатуре, включая гебешную и армейскую (о последних подробно во второй книге) и организована специально для разрушения «великой державы».
Я не уверен, что версию эту есть смысл всерьез оспаривать. Тем более что ни единого документального свидетельства, и вообще какого бы то ни было свидетельства в ее подтверждение, не приводится; противоречий в ней полна коробочка (иные из них мы по ходу изложения упомянули); и вульгарной конспирологией несет от нее за версту. Но главное, у нас есть масса документально подтвержденных свидетельств, что на самом деле обстояло все несопоставимо сложнее и драматичнее. Вот к этому мы сейчас и перейдем.
В 1978 году, вероятно, под впечатлением реформ, начавшихся тогда в Китае, Политбюро поручило председателю Комитета по науке и технике акад. Кириллину создать комиссию, чтобы присмотреться к тому, что происходит в советской экономике. В комиссию вошли 18 высших чиновников, даже президент Академии наук, но основную работу делал, конечно, ЦЭМИ, тот самый институт, заместителем директора которого был Шаталин. В историю она вошла как «комиссия Кириллина» (КК). Много нового для себя узнали из ее работы кремлевские старцы (итоговый документ был, ясное дело, под грифом «секретно»).
Перескажу некоторые «открытия», из которых, между прочим, следует, что-вопреки национал-па-триотической версии — не только не был СССР к середине 1980-х «крепок, как никогда», он был в глубоком, почти катастрофическом упадке. До конца 70-х рост его экономики обеспечивался двумя вещами: вовлечением в производство дополнительной рабочей силы и сказочными нефтяными богатствами Самотлора, «кислородной подушкой», продлившей агонию империи на десятилетие. Так вот, главные открытия КК состояли в том, что возможности вовлечения в производство дополнительных трудовых ресурсов исчерпаны, а цены на нефть, как поднялись, могут и упасть (представьте, что и это было для кремлевских старцев открытием).
Так или иначе, означало это, что отныне рост производства обеспечиваться может лишь за счет роста производительности труда. А темпы этого роста снижались с ошеломляющей скоростью. Если в восьмой — «косыгинской» — пятилетке (1966–1970) составлял он 6,8 %, то в заканчивавшейся десятой (1976–1980) — уже лишь 3,8. А имея в виду ухищрения Госстата и неизбежные «приписки», скорее всего, производительность труда не только не увеличилась, а ушла в минус. Как бы то ни было, брежневская система балансировала на грани рецессии, что угрожало самому ее существованию, поскольку единственной ее надеждой оставались высокие цены на нефть.
В первую очередь потому, что устроена она была по принципу, можно сказать, сообщающихся сосудов: «продаем нефть — покупаем продовольствие». На какие шиши заполнять второй сосуд, если опустеет первый? — таков был фундаментальный вопрос, который поставила перед Кремлем «комиссия Кириллина». С тем, что телефонов в СССР было в десять раз меньше на тысячу населения, чем в Америке, а компьютеров в сто раз меньше, система могла жить. Даже с тем, что в 30 % городов и в 60 % поселков НЕ БЫЛО КАНАЛИЗАЦИИ, с «удобствами во дворе» то есть, жить можно было.
Хуже, что в 1978 году «53 % сбережений трудящихся образовалось в результате неудовлетворенного спроса», иначе говоря, что наступила эпоха «подавленной инфляции», известной в просторечии как дефицит. Но и с этим можно было жить-народ терпеливый, и без канализации и с «деревянным» рублем поживет. Но вот оставить его без хлеба и без мяса (не забудьте, что импорт продовольствия рос как на дрожжах, в 1985 году закупалось уже не 2,2 млн. тонн зерна, как в 70-м, а 45, 6 млн. тонн, мяса не 165 тыс. тонн, а 857 тыс.) — этого не простит. А тут валюта нужна, где ее взять, если подведет нефть? На этот вопрос ответа не было.
5 сентября 1979 года первый вариант доклада «комиссии Кириллина» представлен был Политбюро. Вот тогда и должна была начаться Перестройка. Еще оставалось время для маневра, еще на полную мощь работал Самотлор, еще высоко стояли цены на нефть, еще у
