что ты разглядел барсука под личиной прекрасной девушки?
— Господин, — отвечал Кадзутоё, — существо, которое я увидел прошлой ночью, вначале и мне показалось девушкой, но её красота была странной, не похожей на ту, какая бывает у земной женщины. Более того, хотя в то время шёл проливной дождь, я заметил, что одежда девушки нисколько не намокла, и, поразмыслив над этим странным явлением, я сразу же понял, что эта женщина не что иное, как какой-то злой дух. Это существо приняло облик прекрасной девушки, чтобы околдовать нас своими чарами в надежде, что она сможет получить весь наш улов.
Старого отца переполняло восхищение мудростью сына. Обнаружив в нем такой дар предвидения и осмотрительности, он решил отречься от престола и провозгласить Кадзутоё вместо себя правителем Тосы.
Почему барсук и лиса в норах живут
Когда-то, рассказывают, не было у зверей хвостов. Был он только у льва. Плохо жилось зверям без хвостов. Зимой ещё кое-как, а подойдёт лето — нету спасения от мух да мошкары. Чем их отгонишь? Не одного, бывало, за лето до смерти заедали оводы да слепни.
Прознал про такую беду звериный царь и дал указ, чтоб все звери шли к нему хвосты получать.
Кинулись царские гонцы во все концы зверей созывать. Увидали волка — передали ему царский указ. Увидали быка, барсука — тоже позвали. Лисице, кунице, зайцу, лосю, дикому кабану — всем сказали.
Остался один лишь медведь. Долго искали его гонцы, нашли наконец сонного в берлоге. Разбудили, растолкали и велели, чтоб за хвостом поспешал.
Да только не спешил медведь за хвостом.
Плетётся да мёд выискивает. Видит — пчелиное дупло на липе. Взобрался медведь на дерево, а там, в дупле, меду полным-полно. Ест мёд, торопится. Наелся, глянул на себя, а шуба-то вся в меду да в трухе!.. Как же, думает, в таком виде пред царские очи являться?
Пошёл медведь на речку, вымыл шубу да и прилёг на пригорке сушиться. А солнышко так припекло, что не успел он и оглянуться, как уже сладко захрапел.
Тем временем стали звери к царю собираться. Первой прибежала лиса. Огляделась по сторонам, а перед царским дворцом целая куча хвостов: и длинные, и короткие, и голые, и пушистые.
Поклонилась лиса царю и говорит:
— Ясновельможный господин царь! Я первая откликнулась на твой царский указ. Дозволь же мне за это выбрать себе хвост, какой захочется.
Ну, царю-то все равно, какой хвост дать лисе.
— Ладно, — говорит, — выбирай себе хвост по вкусу.
Разворошила хитрая лиса всю кучу хвостов, выбрала самый красивый — длинный, пушистый — и помчалась назад, пока царь не передумал.
За лисой прискакала белка, выбрала себе хвост тоже красивый, да только поменьше, чем у лисы. За нею — куница. И она с хорошим хвостом назад побежала.
Лось, тот выбрал себе хвост самый длинный, с густой метёлкой на конце, чтоб было чем от оводов да слепней отмахиваться. А барсук схватил хвост широкий да толстый.
Лошадь взяла себе хвост из сплошного волоса. Прицепила, махнула по правому боку, по левому — хорошо машет.
— Теперь мухам смерть! — заржала она на радостях и поскакала на свой луг.
Последним прибежал зайчик.
— Где же ты был? — говорит царь. — Видишь, у меня один только маленький хвостик остался.
— А мне и этого хватит! — обрадовался зайчик. — Оно и лучше, чтоб налегке от волка и собаки убежать.
Прицепил себе зайчишка коротенький хвостишко куда полагается, скакнул раз, другой и побежал весёлый домой. А звериный царь, все хвосты раздав, пошёл спать.
Только под вечер проснулся медведь. Вспомнил, что надо ведь к царю за хвостом торопиться. Глянул, а солнце-то уже за лес катится. Кинулся он со всех ног галопом. Бежал, бежал, аж вспотел бедняга. Прибегает к царскому дворцу, а там — ни хвостов, ни зверей. «Что ж теперь делать? — думает медведь. — Все будут с хвостами, один я без хвоста».
Повернул медведь назад и злой-презлой потопал в свой лес. Идёт он, вдруг видит — на пне барсук вертится, ладным своим хвостом любуется.
— Послушай, барсук, — говорит медведь, — зачем тебе хвост? Отдай его мне!
— И что ты, медведь, выдумал! — удивляется барсук. — Разве можно такого красивого хвоста лишиться?
— А не дашь по доброй воле, силой отберу, — буркнул медведь и положил свою тяжёлую лапу на барсука.
— Не дам! — закричал барсук и рванулся изо всех сил бежать.
Смотрит медведь, а у него в когтях кусок барсучьей шкуры остался да кончик хвоста. Бросил он шкуру прочь, а кончик хвоста себе прицепил и двинулся в дупле мёд доедать.
А барсук от страха места себе не найдёт. Куда ни спрячется, все ему мерещится, что вот-вот придёт медведь, остаток хвоста отберёт. Вырыл он тогда в земле большую нору, там и поселился. Рана на спине зажила, а осталась зато тёмная полоска. Так до сих пор она и не посветлела.
Бежит раз лиса, глядь — нора, а в ней кто-то храпит. Забралась она в нору, видит, там барсук спит.
— Что это тебе, соседушко, наверху тесно, что ты под землю забрался? — удивляется лиса.
— Да-а, лисичка, — вздохнул барсук, — правда твоя — тесно. Если б не еду искать, то и ночью бы не выходил отсюда.
И рассказал барсук лисе, отчего ему на земле тесно. «Э-э, — подумала лиса, — коль медведь на барсучий хвост позарился, то мой ведь во сто раз краше».
И побежала она искать от медведя убежища. Пробегала целую ночь, нигде спрятаться не может. Наконец под утро вырыла себе нору, такую же, как у барсука, залезла в неё, прикрылась своим пушистым хвостом и спокойно уснула.
С той поры барсук и лиса живут в норах, а медведь так без хорошего хвоста и остался.
В славянских сказках не раз можно встретить этот символ — волшебная белка, скачущая по ветвям и грызущая золотые орехи. Белке близка стихия грозы — народные представления связывали скачущую белку со сверкающей молнией. Наши предки усматривали некое родство между бурей, грозой и войной, битвой. Соответственно, это значение переходило и на животных; орёл и белка, связанные с громовником, становились одновременно и символами войны. Это подтверждают и народные приметы, говорящие об этих животных как о предвестниках мора и битв.
Белка — символ неоднозначный. Это исходит из того, что в древности к этому животному весьма неоднозначно относились разные народы. Белка ассоциировалась с множеством легенд и поверий. Например, среди японцев белка обозначала символ плодородия и нередко изображалась наряду с лозой винограда, словаки появившегося