- А вы играли на фортепиано?
- Да, по слуху, хотя и учился. Любил в молодости петь песни Вертинского, Дунаевского... Много лет спустя в фильме "Место встречи изменить нельзя" Володя изобразил, как я пел песни Вертинского, а потом спрашивал, узнал ли я себя...
- Узнали?
- Да, похож, копейка в копейку...
Рос Володя мальчишкой добрым, честным, учился легко, хотя неровно, много проказничал. Мог взорвать найденную в лесу гранату. Приходил домой с обожженными бровями. Мог раздаривать игрушки, даже велосипед однажды оставил немецким мальчишкам. Страшно любил живой мир - собак, хотя у нас их дома не было.
Сам научился плавать. Бывало, на море уплывал далеко - видна была только точка, голова. Хорошо понимал по-немецки, позднее говорил по-французски.
Вернулись мы в Москву все вместе спустя три года и стали жить на Большом Каретном. Сначала у нас на троих была одна комната, потом прибавилась вторая в этой же коммунальной квартире.
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет?
На Большом Каретном.
- Кстати, что это за "черный пистолет"?
- Обыкновенный мой трофейный "Вальтер" с залитым свинцом стволом. Володя его, конечно же, обнаружил и играл им до тех пор, пока Евгения Степановна не разобрала пистолет на части и не выбросила... Но любимое его занятие - чтение. Книг в нашем доме было всегда много, я их собираю всю жизнь. Так что читать Володе в детстве можно было много. Об этом он вспоминал так: "Но одежды латали нам матери в срок, мы же книжки глотали, пьянея от строк".
Рядом с нашим домом в переулке находилась его школа № 16.
По соседству с Большим Каретным Центральный рынок, старый цирк, кинотеатр, теперь панорамный, а тогда обычный. Все это район Самотечной площади. Самотеки. Здесь прошло отрочество Володи. Здесь он многое повидал, подсмотрел героев многих песен, особенно ранних.
Чем он выделялся среди сверстников, так это феноменальной, я бы сказал, железной памятью. Однажды за полчаса, ну, быть может, за час, выучил поэму Пушкина. Писать стихи начал с девятого класса, но мне их не читал, стеснялся. Тогда же начал посещать театральный кружок.
По нашему настоянию подал заявление в Московский инженерно-строительный институт. Я полагал, что у сына должна быть специальность инженера. Сдал все вступительные экзамены на пятерки и четверки. Также хорошо сдал экзамены за первый семестр. И неожиданно для меня бросил этот институт, к моему великому сожалению...
Гитара появилась у него позднее, уже когда учился в Школе-студии МХАТ, женился. Учился играть по самоучителю. Пел тогда не только свои, но и чужие песни, любил Булата Окуджаву, Ярослава Смелякова, как помнится. Поэзию знал всю...
Признавался мне с сожалением, что не хватает ему музыкального образования. Очень любил живопись, собрал много альбомов с репродукциями, нравилось ему читать книги по истории, истории искусства. Докапывался до сути.
И в Эберсвальде, и на Большом Каретном к нам в дом часто приходили военные, мои фронтовые друзья. Я богатый человек, есть у меня друзья, с некоторыми из них встречаюсь по пятьдесят и более лет. В молодости они были молодые лейтенанты, теперь генералы. А для сына всю жизнь оставались "дядя Саша", "дядя Леша". Он мог часами слушать их воспоминания.
"Я тебе завидую белой завистью, - говорил Володя. - У тебя друзья не меняются". Но у него самого было много друзей и среди школьных товарищей, и среди артистов, писателей, художников, летчиков, космонавтов. Его любили маршалы авиации С. А. Красовский, Н. М. Скоморохов, отважные летчики. Николаю Михайловичу Скоморохову Володя посвятил "Балладу о погибшем летчике".
Что меня в нем поражало, так это умение трудиться. На службе в армии не раз приходилось срочные задания выполнять, работал сутками, знаю, что такое нагрузка. Но не видел, чтобы так отдавались делу, как он. Бывало, Володя спал по четыре часа в сутки. Сочинял ночью. Не только стихи и песни. Писал сценарии, повести.
Каскадерам в кино не приходилось его дублировать. Чтобы обучиться верховой езде, ходил на Московский ипподром. Что плавать умел отлично - уже говорил. Занимался боксом, в последние годы заинтересовался каратэ.
В 1955 году, когда дом на 1-й Мещанской определили к сносу, Володя вернулся жить к матери. Новую квартиру на 1-й Мещанской Нина Максимовна с ним вместе получила в новом доме, как я уже говорил, рядом. Здесь Володя прожил несколько лет, жил он и в Черемушках, на Матвеевской... Еще один адрес - Каретный ряд. Здесь на последнем этаже одного из домов находилась квартира его друга Левона Кочаряна, в ней собирались друзья, будущие известные артисты, кинорежиссеры, писатели, и среди них Василий Шукшин...
Ведь в Каретном Ряду первый дом от угла
Для друзей, для друзей.
Последний его дом - на Малой Грузинской. Его может показать каждый московский таксист.
Ну а где служил Володя, все знают. Сначала в Театре имени Пушкина, у режиссера Равенских, там выступал на маленьких ролях, потом перешел в Театр миниатюр и, наконец, на Таганку. Творил, не жалея себя, работал на износ, да все это видели, когда играл Гамлета. Слава его не испортила. Остался навсегда честным, прямым, добрым до безрассудства. "Я чист и прост, хоть и не от сохи".
То, что у него сдавало сердце, - скрывал. Будучи в предынфарктном состоянии, улетел на Таити. В свой последний день собирался на концерт. Но сил у него уже не осталось. Врачи были бессильны.
- Сколько песен сочинил Владимир Высоцкий?
- Называл он сам цифру восемьсот и даже - тысяча. По-видимому, счет потерян. Когда мы готовили к изданию первый сборник, то насчитали свыше 600 стихотворений, возможно, найдутся и другие.
Оставшиеся у меня автографы Володи я подарил ЦГАЛИ, Центральному государственному архиву литературы. Там хранится весь его архив...
...Большой Каретный Володя не забывал нигде и никогда. Пел о нем. Куда бы судьба ни заносила, даже в самые далекие и красивые страны, - рвался в Москву. Это его родина, которую он очень любил.
В одной из заполненных им в 1970 году самодеятельных анкет на вопрос "Любимое место в любимом городе" дал такой ответ: "Самотека, Москва".
Встав из-за стола, провожая к двери, Семен Владимирович Высоцкий сказал:
- Теперь я не сомневаюсь: он был настоящим поэтом.
АДРЕСА АВТОРА "ТИХИЙ ДОН"
В Москве я нашел рукописи "Тихого Дона". Одни считали, что они утрачины во время войны. Другие, что они украдены. Об этом я написал книгу, изданную "Голосом". Сейчас я хочу рассказать только о том, где жил Михаил Шолохов в Москве...
Я с детства знал, как все школьники, писатель родился, жил и творил на Дону, что советской пропагандой ставилось ему в особую заслугу. Потому что мало кто из русских писателей получил известность, не переезжая из провинции в столицу.
Когда отмечалось 60-летие начала литературной деятельности писателя, мне стало известно: в 20-х годах несколько лет Михаил Александрович провел в Москве. На страницах газет и журналов появились сначала первые фельетоны за подписью М. Шолох, а затем рассказы, подписанные фамилией, которую знает сегодня весь мир. Поэтому мне захотелось узнать, где жил в Москве наш великий современник. Поначалу перечитал все книги о нем. Автор одной из них литературовед В. В. Гура со слов писателя пишет: "Не окончив Каргинского училища, - рассказывал мне Шолохов, - поступил в подготовительный класс московской гимназии Шелапутина. Была в свое время такая гимназия. Учился в Москве года два-три..."
Значит, к нескольким годам жизни в Москве в начале 20-х годов прибавляются еще "года два-три", в детстве... Сохранилась ли гимназия Шелапутина, о которой упоминал писатель? Захотелось выяснить, где он жил, будучи гимназистом...
В таких поисках обычно начинают с просмотра выходившего в дореволюционные годы справочника "Вся Москва", издававшегося Товариществом А. С. Суворина.
В томе за 1915 год я начал искать гимназию Шелапутина в списке частных учебных заведений, так как в другой литературоведческой работе указывалось, что отец поместил десятилетнего сына в частную гимназию.
Таких гимназий в Москве насчитывалось несколько десятков, и они обычно назывались именами директоров, владельцев или попечителей. Гимназии Шелапутина среди них не оказалось. Было частное реальное училище имени Анатолия Шелапутина, в Большом Трубецком переулке. Было и городское ремесленное училище имени Григория Шелапутина в Миуссах... Но ведь в беседе с литературоведом М. А. Шолохов называл гимназию. Как оказалось, Шелапутины пожертвовали на "благое просвещение" большой капитал, и их именем было названо много учебных и одно лечебное заведение. Но нужного мне я не находил.
Заглянул на всякий случай, потеряв уже надежду, в список казенных учебных заведений. И тотчас нашел то, что долго не мог обнаружить: под №8 значилось: "Гимназия им. Г. Шелапутина, Б. Трубецкой переулок, соб. д. (что значит собственный дом), тлф. 33-95, 8 классов и 1 приготовительный". Далее помещались фамилии директора и всех учителей, назывались и предметы, которые они вели. В этой, как, впрочем, и во всех других, гимназии особое внимание уделялось изучению русского языка и литературы, древних и современных иностранных языков - латыни, греческого, французского, немецкого, истории, не забывались и естественные науки.
