В этом томе приводится схема Долгого переулка, на которой хорошо видно, что в него впадают пять других старомосковских переулков, в том числе два Трубных и два Неопалимовских, располагавшихся между Плющихой и Смоленской улицей, упиравшейся в Зубовскую площадь. Вот мимо них и следовал по утрам на уроки десятилетний гимназист Михаил Шолохов с ранцем за плечами...
Ознакомившись с этой информацией, я, прежде чем встретиться с Марией Сергеевной Ермоловой, проехал в бывший Долгий переулок со слабой надеждой застать на месте дом № 20. Но увидел под этим номером здание новой архитектуры, выстроенное для одного из посольств. Больше повезло сохранившимся соседним доходным домам, в том числе тому, где проживал Иван Бунин...
Осталось теперь узнать, что же сохранилось в памяти, в семейном архиве М. С. Ермоловой.
Раскрыв альбом семейных любительских фотографий, вижу бывшего учителя приготовительного класса гимназии имени Г. Шелапутина Александра Павловича Ермолова. На одной из них (Мария Сергеевна Ермолова считает ее наиболее характерной) учитель снят в жаркий летний день в хорошо скроенном и отутюженном костюме на стоге сена... Рядом с ним - с одной стороны, сложенный зонтик от дождя (в ясный солнечный день), а с другой стороны кожаный футляр фотоаппарата "Кодак". Всегда и при любых обстоятельствах Александр Ермолов не забывал о своем высоком звании учителя, всегда выглядел подтянутым, будь то на уроке в гимназии или дома. Преподавал он не только пение, как значится в справочнике, но и рисование. И, как многие художники, после появления фотографии увлекся фотоделом. Сохранилось пять снимков, сделанных им в 1915 - 1916 годах во дворе дома № 20 в Долгом переулке. На них виден не только двор, стены и окна небольшого домика в два этажа, но и его обитатели. А среди них - самый маленький по росту Миша Шолохов, ученик приготовительного класса.
Александр Ермолов с женой и сыном занимали квартиру под № 7 на втором этаже. Она состояла из нескольких комнат. Одну из них занимали сын Александр и его товарищ по гимназии Михаил Шолохов. Учились они в одной гимназии под присмотром Александра Павловича и ходили вместе с ним в свой класс.
Комната, где жили Миша и Саша, была обычной, как у многих московских гимназистов. В ней, кроме мебели, красовался глобус, на стене висели географические карты. Александр Павлович стремился привить сыну и Мише Шолохову любовь к живописи. Саша после выполнения домашних заданий обычно рисовал. Миша в это время что-то сочинял. А потом, когда заканчивал, просил:
- Послушай, что я написал...
Конечно, те гимназические сочинения Миши Шолохова не сохранились, никто ведь не предполагал, что гимназист станет писателем, которого признают при жизни великим.
Но несколько фотографий сохранилось. На одной из них - Миша и Саша. На других они сняты в компании гимназистов. Александр Павлович располагал мальчишек по росту - на фоне дома, на дворовой лестнице, у собачьей конуры, где жил цепной пес, любимец детей, носивших ему лакомые куски.
Как известно, проучившись несколько лет в московской гимназии, Михаил Шолохов уехал на Дон. Осенью 1922 года вернулся в Москву и направился жить по уже знакомому адресу, в дом № 20 по Долгому переулку. Отсюда ходил на поиски работы, как все московские безработные, на биржу труда. Ее филиал, обслуживающий Красную Пресню и Хамовники, где жил тогда Михаил Шолохов, располагался на Большой Бронной, 20. Здесь находилась, как свидетельствует "Вся Москва", издававшаяся в 20-е годы, "секция чернорабочих" и "секция совторгслужащих". Вначале Михаил Шолохов получал направление в первой секции: то на грузовой двор вокзала - разгружать вагоны, то на разные московские улицы - мостить камни. А на следующий год им занялась "секция совторгслужащих". Она подобрала для него должность счетовода в одном из жилищных управлений Красной Пресни, № 803 (найти следы этого управления мы еще надеемся).
Шолохов на всю жизнь сохранил привязанность к другу детства Александру Александровичу Ермолову, прожившему до 1969 года. Он окончил институт, работал главным энергетиком одного из московских заводов. К нему, в Долгий переулок, в дом, снесенный 20 лет назад, писатель, будучи в Москве, наведывался и в предвоенные, и в послевоенные годы.
Как вспоминает Мария Сергеевна Ермолова, обычно, когда писатель сидел за столом в гостях, его легковая машина, на которой он приезжал на Плющиху, в это время катала по Москве ребят всего двора. Им было столько же лет, сколько Мише Шолохову, когда он проживал в Долгом переулке в маленьком московском доме.
***
- К нам трудно добираться зимой, самолеты не всегда летают, поездом и машиной ехать долго, скоро буду в Москве. Вот тогда и встретимся, предложила Мария Петровна Шолохова, когда я попросил принять меня, чтобы поговорить о делах давно минувших дней.
Первый раз беседовать пришлось в конце января 1986 года в похожей на гостиничный номер палате большой клиники на Ленинских горах. К счастью, все шло к скорой выписке, отъезду домой, на Тихий Дон. Затем мы встретились в июле, в жаркий летний день, когда за час самолет доставил меня из Ростова в станицу, почти к порогу дома М. А. Шолохова.
На лошадях до станции, а потом поездом ехали молодые Михаил и Мария Шолоховы морозным январем 1924 года в Москву, на постоянное место жительства. Спрашиваю:
- Видели ли вы до этого Москву?
- Нет, не видела, далеко от дома не уезжала. Михаил Александрович приехал в конце 1923 года в нашу станицу - Усть-Медведицкую, там мы договорились пожениться и уехать в Москву. Пишут вот теперь, что была у нас свадьба, даже объявилась одна свидетельница, утверждающая, что сидела чуть ли не за праздничным столом. Не было ничего такого.
Приехали мы в Москву и стали жить в доме в Георгиевском переулке, о котором вы писали в газете, в комнате-клетушке.
- Опишите ее обстановку!
- Никакой обстановки не было. Взяли мы на складе железную кровать, подвязали веревкой, чтобы не падала. Но плохо подвязали, ночью, бывало, повернешься, а кровать падает, приходилось вставать, чинить. Ящик служил нам столом. Был Михаил Александрович гол как сокол, да и я такая. Шили нам из маминой одежды.
Получал тогда Михаил Александрович в месяц 70 рублей. Половину денег отправлял родителям. Когда на кухне в квартире соседи грели на сковородке гречневую кашу, мне се очень хотелось, но давали эту кашу собаке, мне ее не предлагали, а попросить я стеснялась. Тяжело было: сидели на хлебе и воде. Я приехала в Москву полной, а уезжала через пять месяцев худая как щепка, дома меня не узнали.
Писал Михаил Александрович не покладая рук. Днем и ночью, очень ему хотелось, чтобы печатали. Ходили мы с ним по редакциям. Он, бывало, днем придет со службы и торопит меня, скорей, скорей, на сборы - пять минут, все спешил. Трудно было ему и потому, что мало веры было в него тогда в моей семье и у него в семье. Учиться он дома бросил, в Москве не смог никуда поступить. Только когда Серафимович написал ему письмо, отец его успокоился, сказал, что теперь может и умереть спокойно. Он вскоре после того и скончался. Это было в 1925 году.
В Москве Михаил Александрович писал рассказы, редактором был у него Березовский. Потом я слышала, что от него неприязнь пошла, слухи всякие. Но это позже было. А в 1924 году Михаил Александрович по утрам ходил на службу в домоуправление.
Взял его на работу товарищ по фамилии Мирумов, звали его Лева. Заданиями Мирумов не обременял, требований особых не предъявлял, в любое время отпускал, если нужно было сходить в редакцию. Мирумов любил Мишу за ум, память, друзья они были. Когда мы уехали, он обещал комнату держать за нами.
"Тебе проповедником надо быть", - говорил Мирумов.
А поп Виссарион звал его "хитроумным Одиссеем", любил с ним беседовать. И в Богучарах, и в Букановской водил Михаил Александрович знакомство с попами, потому что у них были хорошие библиотеки, а он везде, где бы ни жил, тянулся к библиотекам, архивам, книгам, собирал письма.
- Кем работал в Москве в домоуправлении Михаил Александрович?
- Счетоводом или что-то вроде этого. Он, бывало, и на службе успевал писать, а когда приходил, то первым делом говорил: "Глянь, что я написал".
Писал он и в нашей комнате, вечерами, по ночам. Утром, когда уходил на службу, я переписывала его сочинения. Почерк у него был разборчивый, ясный, красивый. Почерк и у меня разборчивый, похожий на почерк Михаила Александровича. Он учился в гимназии, ушел из пятого класса. Я училась в епархиальном училище, была, как говорили, "епархиалка", нас там воспитывали строго, приучали к порядку, дисциплине. Я не доучилась, нас, когда началась гражданская война, распустили по домам "до особого распоряжения". Учительствовала, потом меня мобилизовали на работу по статистике. Тут я и встретилась с Михаилом Александровичем. Ему еще не исполнилось восемнадцати лет, служил он налоговым инспектором, я была у него помощницей. Работа нервная, казаки все время одолевали просьбами, кто просил снизить налог, кто жаловался, что не так землю промеряли, многое тогда зависело от его решения. За какую-то оплошность Михаила Александровича даже судили, но он оказался несовершеннолетним, и все тогда обошлось.
