которая по своему хозяйственному складу была близка к соседней Украине и находилась тогда в стадии образования среднего класса между помещиками-«боярами» и закрепощенным крестьянством. В Молдавии и Валахии евреи заняли твердые хозяйственные позиции и в деревне, и в городе, как арендаторы разных отраслей сельского хозяйства, и как двигатели торговли и промышленности. К середине XIX века еврейское население в обоих княжествах достигало 130 000, а к 1880 году оно доросло до 200 000 [60]. Вследствие этого быстрого роста от иммиграции создалось представление, что все евреи здесь пришельцы, иностранцы, хотя под слоем новой иммиграции находился солидный слой старожилов. Молдаво-валахские правители прошли через русскую школу: после закончившего русско-турецкую войну Адрианопольского мира 1829 года русская оккупационная армия оставалась еще пять лет в придунайских княжествах, состоявших под верховенством турецкого султана. Русские командиры и чиновники направляли внутреннюю политику обоих княжеств. В 1832 г. генерал Киселев издал для них «органический регламент», который ухудшил положение евреев. Им запрещалось арендовать заселенные земли, а лиц без определенного имущественного ценза или определенных занятий повелевалось изгнать из страны, как «бродяг». С целью препятствовать еврейской иммиграции закон установил, что право натурализации имеют только лица христианского исповедания. Эти законы действовали до 1848 года, но их вредное влияние отразилось и на позднейших конституциях Румынии.
В 1848 г. в Молдавию и Валахию проникли либеральные идеи Запада. Учившаяся в Париже румынская молодежь и веселившееся там дворянство проложили путь освободительному движению на родине. Была проделана обычная революция, в которой участвовали и некоторые еврейские радикалы; одним из них был Даниил Розенталь, арестованный потом в Венгрии за революционную пропаганду и погибший в будапештской тюрьме. Освобождение от опеки Турции и России было главным лозунгом либералов, а за ним следовала обычная программа либеральной конституции, вплоть до эмансипации евреев. Но русские и турецкие штыки подавили революцию, а с нею исчезли из румынских либеральных голов многие из ее идеалов. Когда после Крымской войны европейские дипломаты включили в Парижский трактат 1856 года пункт о равноправии исповеданий в Европейской Турции, румынские политики позаботились о том, чтобы в особую конвенцию о Молдавии и Валахии была внесена статья о гражданском равноправии только для христиан (Парижская конвенция, 1858). В эти годы вся энергия румынского народа была поглощена борьбою за объединение Молдавии и Валахии в одно Румынское государство. Когда княжества объединились под властью либерального князя Александра Кузы (1859), началась полоса реформ. Еврейский вопрос стал в ряду очередных государственных вопросов, из которых важнейшим было освобождение крестьян от принудительной работы на помещиков. Новый князь горячо взялся за дело аграрной реформы, но встретил сопротивление со стороны боярской группы палаты депутатов, что привело к ее роспуску (1864). В этот момент Куза искал опоры в тех слоях общества, которые были заинтересованы в успехах его реформ. Он заявил еврейской депутации, что будет проводить «постепенную эмансипацию» евреев, но при этом не скрыл, что рассчитывает на финансовую помощь со стороны евреев й армян, как промышленных элементов страны. Но евреи с армянами не пришли к соглашению относительно финансовой поддержки стесненного князя. В кругах еврейской ортодоксии говорили, что политические права вовсе не нужны евреям, ибо сведут их с пути веры. Из юдофобских же кругов пустили слух, что евреи поддерживали князя в деле освобождения крестьян для того только, чтобы получить свободные рабочие руки для своих промышленных предприятий. Разочаровавшись в своих надеждах, Куза переменил фронт и согласился оставить в проекте новой конституции старую статью о предоставлении права натурализации только христианам.
Когда Куза был низложен и на его место был избран князь Карл Гогенцоллерн (1866), еврейский вопрос стал одним из наиболее острых конституционных вопросов. Немногие сторонники эмансипации различали между туземными и пришлыми евреями, требуя равноправия для первых и права натурализации для последних; юдофобы же из выросшей христианской буржуазии причисляли всех евреев к «иностранцам», лишенным права натурализации. В это время и Бухарест приехал президент парижского «Альянса», Кремье, с целью повлиять на государственных деятелей в пользу эмансипации. В собрании румынских министров и депутатов он сказал: «Декрет о свободе негров подписал тот самый французский еврей, член временного правительства 1848 года, который теперь стоит перед вами и просит сделать для евреев Румынии то, что он с такой радостью сделал для негров французских колоний». Речь Кремье вызвала аплодисменты, но даже лучшие депутаты выразили сомнение в возможности провести акт эмансипации при нынешних отношениях между евреями и румынами.
Действительно, и правительство и парламент находились тогда под террором юдофобской агитации в прессе и на улице. В тот день, когда в палате депутатов обсуждался еврейский вопрос (28 июля 1866), настроенная агитаторами толпа окружила здание, где происходило заседание, и с дикими криками требовала, чтобы законопроект о равноправии евреев был снят с очереди. Перепуганные депутаты, речи которых заглушались криками толпы, разбегались из залы заседания. «Либеральные» министры бросили через окно прокламацию к народу с уверениями, что чужаки и евреи не получат в Румынии никаких гражданских прав. Но и это еще не успокоило разъяренную толпу. Она бросилась к новой синагоге, одному из красивейших зданий Бухареста, и разгромила ее до основания; свитки Торы и вся утварь синагоги были уничтожены. На улицах били встречных евреев. Многие евреи из австрийских и русских подданных укрылись в зданиях своих консульств. Австрийский консул потребовал от префекта полиции принятия мер для обеспечения безопасности еврейского населения. От французского правительства получалась депеша с упреками по поводу допущения эксцессов. Это побудило румынских правителей обуздать буйную чернь. Когда в Яссах начались уличные нападения на евреев, префект полиции выпустил прокламацию, в которой грозил буянам строгими карами, так как они позорят Румынию перед всей Европой. В душе, однако, правительство и большинство депутатов были довольны антиеврейскими демонстрациями, которые могли убедить Европу, что румынский народ враждебен евреям и поэтому эмансипация преждевременна. Теперь и «либералы» могли голосовать в палате за сохранение старой статьи конституции, допускающей натурализацию только для христиан. Кремье писал тогда в одной французской газете: «Я вынужден сказать, что в Румынии либеральная партия, проповедующая прогресс и выражающая сочувствие революции 1848 года, проводит в вопросах религиозных и социальных идеи XV и XVI столетий».
Эта характеристика румынских политиков вполне оправдалась. В конце 1866 г. главою министерства сделался вождь либеральной партии Иван Братиану, под маской либерализма скрывавший хищную натуру шовиниста-юдофоба. Это был один из наихудших экземпляров Гамановой породы. Опираясь на старые законы, он выселял евреев из деревень, а переселившихся в города и не обладавших законным имущественным цензом изгонял из пределов страны, подводя их под
