Капиталисты поневоле - Ричард Лахман

революционных действий масс. Неэлиты, как и элиты, не стремятся к самоубийству и пытаются прочесть социальные структуры и конфликты для того, чтобы определить, когда и где мобилизация будет эффективной. Неэлиты, как элиты, могут неправильно прочесть социальную структуру, увидев широкий зазор в необычайно узких, локальных условиях. Все акторы, элитные и неэлитные, часто упускают из виду, что переплетающиеся элитные и классовые конфликты в комплексных социальных структурах могут вызвать неожиданные и нежелательные (или случайно предсказанные, хотя и чудесные) последствия.

Неэлиты лучше всего способны поддерживать свою борьбу и достигать своих целей, когда они находят элиту на сильной структурной позиции, с которой могут заключить союз. Когда покровительствующая элита слаба (как духовенство после Реформации Генриха), тогда мятежи их неэлитных союзников бывают интенсивными, но изолированными и, следовательно, легко подавляются (как благодатное паломничество в Англии в 1536 г.), или же мятежи бывают слабо организованными и, следовательно, неэффективными даже при широкой базе поддержки (как в случаях с различными восстаниями popolo в Италии эпохи Ренессанса).

Элиты становятся эффективными союзниками и помогают действиям масс, пока конкретная элита в союзе с народными силами едина и способна распоряжаться ресурсами на протяжении долгого времени. Английская и французская революции случились в такой момент, когда элитам (джентри и буржуазия) грозило уничтожение, и у них были ресурсы мобилизовать неэлитные силы и поддерживать революционный конфликт на протяжении нескольких лет. Восстание чомпи и Фронда — примеры того, как элиты, хотя и чувствуя опасность для себя, одной мобилизацией народных сил подрывают свою способность сохранять единство и управлять ресурсами для революционного подъема; таким образом, и чомпи, и фрондеры потеряли единство и были подавлены восстановившимися альянсами множественных элит.

Уничтожение или трансформация государства — не обязательно первичная цель или результат революции. Все английские конфликты, рассмотренные в четвертой главе, велись из-за локального контроля за организацией доминирования и извлечения прибыли. Две революции (1640 и 1689 гг.), но не Реформация привели к перемене властителей, но практически не оказали воздействия на структуру национального правления, которую определили прежние конфликты элит. Трансформацию английских элит с самым мощным, немедленным и долгосрочным воздействием на национальное устройство произвела Реформация Генриха, которая свергла параллельную национальную администрацию в виде церкви, тот элемент, о котором не говорит ни одно из определений государства, предлагаемых социологами революций.

Бунт флорентийских чомпи, переворот Медичи, французские Фронды и революция 1789 г. (в том, что касалось и аристократов, и буржуа) велись ради улучшения позиции революционеров в рамках уже существующих государств. Революция 1789 г. уничтожила старое государство, не желая того, только благодаря особой комбинации действий элит и народа [271].

Долгосрочные последствия революций отстоят даже еще дальше от идеального понятия трансформации государства, чем изначальные планы и события каждого революционного момента. Каждая революция в долгосрочной перспективе имеет значение в зависимости от того, насколько элиты и неэлиты оказались способны сокрушить или захватить государствоподобные механизмы доминирования и присвоения, ранее контролировавшиеся ныне побежденной элитой. Бунт чомпи ненадолго, а переворот Медичи навсегда передали механизмы сбора налогов, займов и военной мобилизации от одних элит другим. Это случаи циркуляции элит практически по Парето, без воздействия на общую форму того, как правят неэлитами и как их эксплуатируют комбинированные организационные способности элит.

Только первый английский конфликт, Реформация Генриха, серьезно и навсегда повлиял на структуру правления элит. Английские конфликты 1640 и 1689 гг. (а один из них даже иногда называется революцией) просто ратифицировали изменения в элитных и классовых отношениях, запущенные Реформацией. Французская революция отличалась от других революций вплоть до XX в. тем, что она инициировала трансформации элитных и классовых отношений в процессе низвержения государственного режима.

Французская революция отличалась от всех других революций раннего Нового времени (и поэтому она единственная из обсуждаемых в этой книге наиболее близка к идеальному типу Чарльза Тилли (1978)) потому, что она ополчилась на первый в истории человечества режим, в котором все организации элит были инкорпорированы или регулировались национальным государством. Революции имеют структурное значение только тогда, когда они уничтожают, объединяют или сокрушают способности элит, заключавшиеся в государстве, но которые исторически более часто можно обнаружить в похожих на государства образованиях и других организациях элит и которые не вписываются в большинство определений конечных целей революции.

Сравнительное изучение революций будет буксовать (и продолжать неправильно интерпретировать структурные данные новейших исторических исследований конкретных революций), пока с марксистским пугалом революции как классовой войны будут бороться только государственно-центрированные теоретики, которые выдвигают концепцию пяти с лишним веков европейской истории как борьбы между государством и гражданским обществом, рассматривая революции как победы или поражения в этой борьбе одной или другой стороны. Правящие классы и «государственные элиты» нужно рассматривать более тонко, учитывая множественность элит и их организаций (что может быть государством или государственноподобным образованием). Тогда мы сможем ответить на такие вопросы сравнительного анализа, как элиты зависят от государственных или государственноподобных механизмов по извлечению ресурсов и доминированию над неэлитами? И какие интересы имеют элиты в сохранении, модификации или низвержении государств и государственноподобных образований? Ответы на эти вопросы дадут необходимую базу для анализа конечных результатов революций. Мы также сможем определить, будет ли нынешнее ослабление национальных государств снова направлять революционеров на цели, не связанные с государством.

Наконец, концентрация внимания на элитных и классовых структурах позволяет оценить непредвиденные эффекты революции. Карл Маркс сам сделал это в своем «Восемнадцатом брюмера Луи Бонапарта», тщательно отслеживая союзы и конфликты между множественными классовыми фракциями, которые он выделял на разных стадиях получения ими элитоподобного контроля над организациями, равно как и их специфические производственные отношения. Переплетение элитных и неэлитных конфликтов — то, что отличает революционную эпоху от предшествующих элитных конфликтов. Именно поэтому революционные эпохи столь тяжелы как для тех, кто в них живет, так и для ученых, которые пытаются реконструировать исторические события в их рамках и проанализировать их значение.

Геополитика и мировая система

Межгосударственные военные конфликты и международные торговые обмены оказывали весьма ограниченное воздействие на элитные и классовые отношения в европейских обществах раннего Нового времени. На североитальянские города внешние силы повлияли больше, чем на любое другое общество, анализировавшееся в этой книге. Однако даже в Италии иностранные акторы играли крайне специфические роли в структурном изменении, которое было узко сфокусировано во времени. Соперничество крупных сил позволило городам стать автономными, а затем и независимыми. Континентальные и региональные конфликты мешали олигархиям консолидировать