Целью политики военного коммунизма был социализм или даже коммунизм. Ее сторонники были твердо убеждены, что социалистическое государство уничтожит частную собственность и свободный рынок, заменив их централизованной, осуществляемой государством системой экономического планирования. Однако в ходе осуществления этой программы большевики столкнулись с серьезной трудностью. Дело в том, что, в соответствии с предсказаниями марксизма, уничтожение частной собственности и рыночных отношений должно стать конечным результатом длительного капиталистического развития, приводящего к такой концентрации производства и распределения, которая позволяет национализировать их единым законодательным актом. Но в России в период революции капитализм все еще находился в младенческом состоянии. «Мелкобуржуазный» характер ее экономики, главную роль в которой играли десятки миллионов самостоятельных общинных крестьян и ремесленников, только усугубляла политика большевиков, дробивших большие имения, чтобы отдать землю крестьянам, и наделявших рабочих правом контролировать промышленные предприятия.
Ленин не однажды проявлял себя как в высшей степени хитроумный политик, но когда дело доходило до экономических вопросов, он оказывался на удивление наивным. Его знание экономики было исключительно книжным, почерпнутым из таких источников, как, например, работы немецкого социалиста Рудольфа Хильфердинга. В известной книге «Финансовый капитал» (1910) Хильфердинг проводит мысль, что, поскольку капитализм вступил в свою наиболее развитую стадию — «финансовый капитализм», вся экономическая власть сосредоточилась в руках банков. Логическим следствием этой тенденции «станет ситуация, в которой в распоряжении одного банка или группы банков окажется весь денежный капитал. Такой «центральный банк» сможет тогда надежно контролировать все общественное производство»9. Одна из особенностей теории «финансового капитализма» заключалась в переоценке роли синдикатов и трестов. Ленин и его соратники были убеждены, что в предреволюционной России синдикаты и тресты действительно контролируют производство и торговлю, оставляя на долю рыночных сил небольшой и неуклонно убывающий сектор.
Как следовало из такой оценки, национализация банков и синдикатов была бы равнозначна национализации всей экономики страны, а это, в свою очередь, означало бы построение фундамента социализма. В 1917 году Ленин утверждал, что концентрация экономической власти в руках банковских учреждений и картелей достигла в России такого уровня, что финансы и торговлю можно национализировать одним декретом10. Накануне Октябрьского переворота он сделал ошеломляющее заявление: создание единого государственного банка обеспечит «девять десятых социалистического аппарата»11. По свидетельству Троцкого, Ленин в самом деле был настроен весьма оптимистично: «В ленинских тезисах о мире, написанных в начале января 1918 года, говорится о необходимости «для успеха социализма в России известного промежутка времени, не менее нескольких месяцев». Сейчас эти слова кажутся совершенно непонятными: не описка ли, не идет ли тут речь о нескольких годах или о нескольких десятилетиях? Но нет, это — не описка… Я очень хорошо помню, как в первый период, в Смольном, Ленин на заседаниях Совнаркома неизменно повторял, что через полгода у нас будет социализм и мы станем самым могущественным государством»12.
В первые шесть месяцев пребывания у власти Ленин считал необходимым введение в России системы, которую он называл «государственным социализмом». Это было явным отголоском идеи немецкого «военного социализма» с той лишь разницей, что контроль должен был распространяться на всю экономику, а не только на отрасли, непосредственно связанные с ведением войны, и осуществляться во имя интересов не «капиталистов и юнкеров», а «пролетариата». Вот что писал он в сентябре 1917 года, незадолго до Октябрьского переворота: «Кроме преимущественно «угнетательского» аппарата постоянной армии, полиции, чиновничества есть в современном государстве аппарат, связанный особенно тесно с банками и синдикатами, аппарат, который выполняет массу работы учетно-регистрационной, если позволительно так выразиться. Этого аппарата разбивать нельзя и не надо.
Его надо вырвать из подчинения капиталистам, от него надо отрезать <…> капиталистов с их нитями влияния, его надо подчинить пролетарским Советам, его надо сделать более широким, более всеобъемлющим, более всенародным. И это можно сделать, опираясь на завоевания, уже осуществленные крупнейшим капитализмом… «Огосударствление» массы служащих банковых, синдикатских, торговых и пр. и пр. — вещь вполне осуществимая и технически (благодаря предварительной работе, выполненной для нас капитализмом и финансовым капитализмом) и политически, при условии контроля и надзора Советов»13.
В конце ноября 1917 года Ленин набросал основные пункты экономической программы:
«Вопросы экономической политики. Инструкции?
1) Национализация банков.
2) Принудительное синдицирование.
3) Государственная монополия внешней торговли.
4) Революционные меры борьбы с мародерством.
5) Разоблачение финансового и банковского грабежа.
6) Финансирование промышленности.
7) Безработица.
8) Демобилизация — армии? промышленности?
9) Продовольствие»14.
В этом наброске ничего не говорится ни о государственной монополии на торговлю внутри страны, ни о национализации промышленности или транспорта, ни о ликвидации денег, — то есть о мерах, определивших в итоге политику военного коммунизма. В то время Ленин был еще убежден, что для построения социализма национализация финансовых учреждений и объединение в синдикаты промышленных и торговых предприятий являются достаточными мерами.
25 октября 1917 года, — то есть еще до того, как Второй съезд Советов поручил ему сформировать правительство, — Ленин обратился к Юрию Ларину, меньшевику, незадолго перед этим перешедшему к большевикам. В социалистических кругах Ларин считался специалистом по немецкой экономике военного времени. «Вы занимались вопросами организации германского хозяйства, — сказал ему Ленин, — трестами, синдикатами, банками, — займитесь этим у нас»15.
Вскоре после этого Ларин напечатал в «Известиях» набросок экономической программы большевиков, где речь шла главным образом о принудительном объединении в синдикаты добывающих отраслей промышленности, производства потребительских товаров, транспорта и банков, подчиненном единому государственному плану. Предполагалось, что вместо частных лиц акциями предприятий будут владеть синдикаты, продавая и покупая их на свободном рынке. Органы самоуправления на местах (предположительно Советы) должны при этом объединить в синдикаты или муниципализировать розничную торговлю и жилой фонд. Так же необходимо «синдицировать» и крестьян — для распределения продуктов питания и сельскохозяйственной техники16. Руководствуясь этой программой, правительство сможет контролировать частное предпринимательство, не прибегая к его полной ликвидации.
С подачи Ленина Ларин и его единомышленники завязали дискуссию с Алексеем Мещерским, одним из самых влиятельных деятелей российской промышленности. Выходец из низов, Мещерский был до революции типичным «прогрессивным» предпринимателем, презирал бюрократию и хотел видеть Россию свободной демократической страной, способной реализовать скрытые в ней производительные возможности17. Он не был богат, но занимал ответственную должность директора Сормовско-Коломенского машиностроительного гиганта, — предприятия, объединявшего русский и иностранный, главным образом немецкий, капитал, где было занято 60 тыс. рабочих. По предложению Ларина Мещерский составил проект предприятия, в котором совмещались бы интересы частных предпринимателей и большевистского правительства. Речь шла о создании советского металлургического треста с капиталом в 1 млрд. руб., финансируемого пополам государством и частным сектором и управляемого советом директоров, в котором частным вкладчикам принадлежало бы 60 % мест. Трест должен был взять на себя управление сетью промышленных, угле- и железодобывающих предприятий, на которых работало бы в общей сложности 300 тыс. человек. Его главной задачей стало бы на первых порах обеспечение подвижным составом слабо оснащенных российских железных дорог18. В марте коммунистические власти обсуждали аналогичный проект совместного предприятия с директорами объединения промышленника Стахеева, контролировавшего около 150 промышленных, финансовых и торговых предприятий Урала. В этом случае речь шла о создании треста для разработки уральских месторождений, в котором интересы советского правительства соединялись бы с интересами русского и американского частного капитала19.
