руководил созданием государственной авиакомпании TAP. Он был выбран и потому, что не нашлось кого-то одного, кто олицетворял бы, подобно Суаресу в Испании, переход Португалии к демократии в бурную эпоху «революции гвоздик». Этим героическим событием принято гордиться, но каждый из ее деятелей по отдельности оказался недостаточно популярен, чтобы олицетворять демократизацию страны.
Первый президент революционной Португалии генерал Спинола не стал ни португальским де Голлем, ни Наполеоном, ни Пиночетом. После возвращения в Лиссабон в 1976 г. он задумался о политической карьере, но понял, что его время ушло. Португалии, которая превращалась в парламентскую демократию, все меньше были нужны политики в мундирах. Спинола поселился на окраине Лиссабона и продолжил писать книги: от союза меча и пера осталось перо. В 1979 г. Спинолу восстановили в армии в генеральском звании. В 1981 г. уходящий с политической сцены военный Революционный совет присвоил Спиноле высшее звание — маршала. Он прожил 86 лет и до конца жизни носил свой знаменитый монокль. Именем Спинолы в Лиссабоне назван проспект.
Революционный премьер-министр Вашку Гонсалвиш, тот, чьи волосы были как будто сдуты назад невидимым ветром перемен, неутомимый социальный экспериментатор и борец за настоящее народовластие, остался верен своим идеалам. День подавления левого армейского мятежа в ноябре 1975 г. он считал днем, когда убили португальскую революцию. Гонсалвиш до конца жизни называл себя марксистом, продолжал выступать на митингах левых партий, в начале 1980-х участвовал в борьбе против размещения американских ракет в Европе. В начале 2000-х он с симпатией отзывался о левом повороте в Латинской Америке, особенно о боливарианском социализме президента Венесуэлы Уго Чавеса. Умер от инфаркта, плавая в бассейне на вилле своего брата на юге Португалии, в июне 2005 г.
Всего через два дня после него ушел из жизни легендарный оппозиционер, генеральный секретарь компартии Алвару Куньял. Он пережил годы тюремного заключения, пытки, авантюрный побег из тюрьмы, эмиграцию в Москву, триумфальное возвращение на родину и даже ненадолго стал красным кардиналом революционной Португалии. Напуганная западная пресса приписывала ему большее влияние, чем у него было в действительности. Словно чтобы компенсировать годы, потерянные в заточении, Куньял прожил долго: 91 год.
В 1988 г. Михаил Горбачев вручил ему орден Ленина, а уже в 1989 г. Куньял на встрече в Москве выговаривал Горбачеву за оппортунизм и отказался согласовать текст совместного заявления, пригрозив разоблачительной пресс-конференцией, если оно выйдет в предложенном советской стороной виде. Выпуск программы «Время» пришлось редактировать прямо в эфире. Во время московского путча в августе 1991 г. португальская компартия поддержала ГКЧП.
Незадолго до смерти Куньял признался, что всю жизнь писал романы в неореалистической манере и публиковал их под псевдонимом Мануэл Тиагу. Всего таких романов вышло восемь, некоторые имели успех. Оказалось, что несколько молодых интеллектуалов, исповедавших модный неореализм, которые в конце 1920-х познакомили юного сапожника с коммунистическими идеями, сами того не подозревая, сделали из него не только главу компартии, но и своего коллегу-писателя. В 1996 г. по одному из романов сняли фильм, по другому в 2006 г. — сериал. Похороны Куньяла, как до этого Гонсалвиша, превратились в огромные манифестации сторонников социализма — своего рода поминки по тому пути, с которого свернула португальская революция.
Разжалованный из генералов в майоры Отелу Сарайва ди Карвалью, несостоявшийся левый Бонапарт португальской революции, после недолгого ареста и второго места на первых свободных президентских выборах 1976 г. стал рупором граждан, недовольных тем, что «революция гвоздик» развернулась прочь от социализма, до которого было рукой подать. Он вновь участвовал в выборах президента в 1980 г., но совсем неудачно, создал ультралевую партию «Сила народного единства», при которой немедленно образовалось вооруженное крыло — «Народные силы 25 апреля».
Кумирами Карвалью были Кастро, Че Гевара и революционный ливийский диктатор полковник Муаммар Каддафи. В начале 1980-х несколько арестованных боевиков «Народных сил» дали показания против Карвалью, и его приговорили к 18 годам тюрьмы, из которых он отсидел пять, вышел по УДО и был помилован в 1996 г. Карвалью написал две книги о «революции гвоздик» и продолжал комментировать текущие политические события — разумеется, с ультралевых позиций.
Майор Мелу Антуниш, лидер «Группы девяти» и умеренного крыла «Движения вооруженных сил», усилиями которых революция вернулась с социалистического на демократический путь, пытался противостоять выдавливанию армии из политики, но проиграл. После роспуска Революционного совета он не занимал высоких постов, вступил в Социалистическую партию и консультировал частные компании. К концу жизни получил по выслуге лет звание подполковника и в 2004 г. — полковника посмертно.
Самый богатый человек Португалии Антониу ди Шампалимо, у которого революционные власти отобрали выстроенную при Салазаре многоотраслевую империю, вслед за Каэтану уехал в Бразилию. Там он не стал просто проедать оставшиеся на зарубежных счетах деньги, а принялся строить бизнес заново. Сперва основал цементную компанию, потом несколько химических — и вновь разбогател. Он вернулся в Португалию в 1992 г., после того как из конституции исчезли последние социалистические статьи, и выкупил у государства свои бывшие компании. Многие португальские сельскохозяйственные кооперативы, возникшие в год революционной земельной реформы, сохранились до сих пор, хотя и утратили свой первоначальный «колхозный» характер.
Переход и разрыв
В 1986 г. Португалия одновременно с Испанией вступила в Европейское экономическое сообщество, будущий Евросоюз, пообещав в обмен на допуск в общий рынок Европы масштабную приватизацию. На пять лет раньше к ЕЭС присоединилась Греция. Три вчерашние правые диктатуры надолго — до вступления в Евросоюз бывших коммунистических диктатур Восточной Европы на рубеже ХХ и ХХI вв. — стали главными получателями европейской финансовой помощи. Так единая Европа отблагодарила их за демократизацию солидным чеком.
Испанская эволюция ожидаемо оказалась экономически выгоднее португальской революции. Обе страны подошли к порогу перемен в период стагнации, завершивший десятилетие экономического чуда. Катализатором перехода к демократии была не крайняя нищета населения или полная некомпетентность властей, а разочарование, вызванное остановкой экономического роста: все привыкли, что каждый год жизнь становилась лучше, и вдруг все закончилось. После присоединения к ЕЭС, даже раньше, в связи с грядущим членством в нем, рост возобновился.
Хотя институции, наблюдающие за мировой экономикой, в то время отслеживали национальные показатели менее тщательно, экономисты сходятся на том, что рост в Испании был более плавным и стабильным. Подушевой ВВП Испании увеличился с $2730 на человека в начале 1970-х до $4040 в конце десятилетия, Португалии — с $2070 до $2530. Таким образом, средний испанец за это время разбогател на $1310, а средний португалец — на $460. Примерно так же росли средние зарплаты: в Испании с $2434 до
