Через два часа на Мясницкой я стал свидетелем еще более драматической сцены, когда ректор выставил из стен академии известного искусствоведа. Этого господина Глазунов запомнил по давним враждебным статьям, где ему и студентам мастерской портрета досталось за отступления от соцреализма. Спиной почувствовав недобрый взгляд, услышав бормотанье, Глазунов повернулся в сторону незваного оппонента и громко, с пафосом сказал, глядя ему в лицо: "Вы наш злейший враг. Но мы великодушны! Пусть враги видят нашу победу!" Однако великодушие иссякло, когда непрошеный гость не без сарказма высказался, что, мол, на портрете студента: "Дягилев не похож..."
- Но вы-то его узнали! Не на Сталина же он похож! - взорвался профессор. И властно показал рукой на дверь, на выход, куда ушел посрамленный искусствовед, опираясь на палку. Да, силы у него уже не те, что в молодости, когда пел по нотам ЦК комсомола, но, думаю, их еще у него хватит, чтобы этой самой палкой пройтись на страницах какой-нибудь газеты по широкой спине Ильи Сергеевича. Как прошелся недавно сосед, настоятель церкви, сообщивший прессе, что Глазунов якобы забором, поставленным вокруг мастерской, не дает прихожанам совершать крестный ход. И я было чуть не поверил настоятелю. Но в Девятинском переулке увидел, что святой отец у порога церкви, вырубив деревья, нарушив благолепие, возвел капитальный гараж, оставив такой узкий проход в церковный двор, заставленный машинами, что верующим с хоругвями придется шествовать в шеренге по одному. Только дойдя до забора старинной усадьбы, решительно передвинутого художником из уважения к церкви с исконного места на восток, они смогут перестроиться в колонну, как на демонстрации... Но это уже не анекдот, это, как теперь пишут, реалии нашей жизни.
...Анекдот про Рокфеллера художник вспомнил во время встречи с другой дамой, которую в свое время гладил по головке, а сегодня она - президент и генеральный директор набирающей силу и вес компании. Ее Илья Сергеевич представил всем, сравнив с миллиардером, с чем президент и гендиректор не согласилась, сделав уточнение: "Еще не Рокфеллер". Как ректор и как художник Глазунов ищет встреч с "новыми русскими", кандидатами в Рокфеллеры, потому что помощи родного государства катастрофически не хватает. Наступило лето, время практики, а на поездки студентам двести миллионов рублей нет. Где их взять? Еще задумал, чтобы преподаватели побывали в Венеции, посмотрели Тициана, Тинторетто, великих венецианцев. И на эту поездку в бюджете не предусмотрено ни копейки, но я уверен, что командировка к площади святого Марка состоится, как состоялось недавно паломничество преподавателей в Иерусалим. Вот о них-то, о молодых соратниках, никаких анекдотов ректор никому не рассказывает, а награждает такими звонкими эпитетами, что я не рискую их повторить.
(Когда стрелы башенных кранов на Мясницкой после очередной заминки, вызванной безденежьем, снова начинают вращаться над стенами стоящего в лесах замечательного здания бывшего императорского училища живописи, то мне кажется, что это сам ректор берется за штурвал. И вертит валы застывшего от холода неплатежей подъемного механизма, крутит покрывшееся ржавчиной колесо государственной машины, ответственной за будущее художников России.)
А про известных художников, не захотевших учить молодых в новой академии, не устает рассказывать Глазунов истории, не страшась нажить в их лице врагов. Поэтому я узнал, что популярный мэтр требовал исключать талантливых, но не дисциплинированных студентов, опаздывавших по утрам к звонку. Их отчисляли, одного, другого, третьего... Остальные ушли от наставника. Некого стало учить. Сам же гений не нашел время, чтобы заполнить анкету для предоставления в высшую аттестационную комиссию на звание профессора. "Разве нет у вас моей монографии", - ответил сотрудницам канцелярии, упрашивавшим народного художника СССР выполнить собственноручно необременительую формальность. Пришлось с ним расстаться.
Распрощались и с другим народным художником, на всех углах ратующим за святую Русь и дружбу славян. Встречает его однажды Глазунов в большом возбуждении:
- У нас большая победа!
- У кого у нас?
- У русских!
- Что за победа?
- Мой памятник утвердили!
- Рвется на каждом квадратном километре России установить свой памятник, который в академии не прошел бы даже как дипломная работа. Ему мастерскую дали, студентов. Он их бросил! Не верю, что любит Россию. Себя любит родимого!
А ярый индивидуалист Глазунов не бросает студентов, добывает краски, холсты, белье для общежития, практику в Питер и поездки за границу, хотя познал, что значит предательство учеников. Да, на академию времени у Ильи Сергеевича есть, хотя сам в 65 лет жаждет писать картины и портреты каждый день. В его перспективных планах сто новых работ, не считая тех, которые приходится делать срочно, исполняя портреты людей, способных платить. Если когда-нибудь все эти портреты соберут вместе, то им мало будет нескольких залов, которых хватило Левицкому и Боровиковскому, выставленных в новых стенах Третьяковской галереи.
Я подсчитал, что после услышанных мною устных рассказов отношения Ильи Сергеевича рискуют резко осложниться с четырьмя народными художниками. Вот еще две истории, проливающие свет на вопрос - почему всемирно известный живописец удостоен чести быть членом испанских Королевской академии изящных искусств Сан Фернандо и Каталонской Королевской академии изящных искусств Сан Хосе, но остается за бортом нашенской академии на Пречистенке.
...Когда на очередных выборах в Академию художеств в Москве обсуждалась кандидатура Глазунова, встал с места Герой Соцтруда, лауреат всех мыслимых премий, Народный художник СССР, утяжеливший землю монументами классиков марксизма-ленинизма, и дал кандидатуре претендента решительный отлуп, охарактеризовав его творчество "антисоветским", что было верно, и "антисемитским", что было ложью. На каком основании? На своей известной картине "Мистерия XX века" Глазунов изобразил в 1977 году в числе прочих израильских лидеров Голду Меир и Моше Даяна, представил среди других плакатов XX века один юдофобский, сфабрикованный фашистами, поместив его рядом с плакатами ленинских и сталинских времен. Это и дало повод навесить на него ярлык антисемита.
Что было дальше? С этим академиком не согласился другой герой и лауреат, обратившийся к высокому собранию с речью:
- Я старый еврей, коммунист и интернационалист, много лет состою в партии Ленина. Нет, товарищи! Глазунов не антисемит, он ярый сионист! Я видел оформленные им спектакли еврейского театра на Таганке, так написать мог только сионист. Через него действует сионистское подполье!
Чтобы покончить с темой скажу, что главным художником маленького, бедного, гонимого еврейского театра Глазунов стал тогда, когда не было моды ездить в Израиль, когда даже говорить-то об этом государстве не поощрялось. Постучали однажды к нему в дверь двое незнакомых мужчин и представились: "Мы жиды, мы из еврейского театра, помогите!" Один из них был главный режиссер Шерлинг. Глазунова давно интересовала Палестина, Иерусалим и как художника, и как историка: библейские, древнееврейские образы жили в его душе, тема, предложенная для исполнения, была ему близка. Вот почему художник не отказал в помощи, практически безвозмездной. Он не только делал эскизы декораций, сам их писал. Ездил с еврейскими артистами в Биробиджан, на Дальний Восток, а когда в пути декорации были повреждены, то за ночь написал новые! Это ли не вклад в еврейскую культуру? Если их не утратили, то я уверен: эти декорации выставят когда-нибудь в музее, как сейчас выставили давние витебские декорации Шагала. Мог ли в роли главного режиссера еврейского театра несколько лет служить, дружить с артистами антисемит? Между прочим, ярлык юдофоба прочно приклеили ко лбу Ильи Сергеевича.
Ну, а то, что он никакой не сионист, опровергать, конечно, нет смысла. Такое могло прийти в голову только члену ленинско-сталинской партии, всю жизнь с энтузиазмом лепившему гениальные образы Владимира Ильича и Иосифа Виссарионовича.
Таким вот образом остался Илья Сергеевич за бортом Академии художеств на Пречистенке, где пребывает по сей день, не особенно печалясь. Потому что успел за время, минувшее со дня того давнего голосования, создать свою академию живописи на Мясницкой, где учится около двухсот пятидесяти студентов. Нетрудно подсчитать, что через несколько лет дипломников академии будет тысячи. Эта мысль, очевидно, удесятеряет силы Глазунова, который в свои годы работает без выходных и часового перерыва на обед, без месячных и более продолжительных академических отпусков, положенных ему как профессору.
Да, на груди других юбиляров сияют ордена и медали, а в богатой коллекции Глазунова клейма и ярлыки, один другого чернее. Есть среди них знак "черносотенца". По этой причине задержалось учреждение академии на Мясницкой. Требовалась аудиенция у главного идеолога партии члена Политбюро ЦК КПСС Александра Яковлева, который должен был наложить резолюцию на документе. Шли дни, а звонка со Старой площади не было. Причину задержки Яковлев объяснил, когда долгожданная встреча состоялась.
