Платон Зубов: последний фаворит
Неожиданная смерть Григория Потемкина осенью 1791 года стала важной вехой в истории царствования Екатерины II. Выяснилось, что вся тяжесть правления ложится теперь на нее одну и смерть светлейшего невосполнима. Уход Потемкина из жизни совпал с процессом, неизбежным для каждого политика, даже самого умного и опытного. Пройдя период подъема и расцвета, талант его тускнеет, и он вступает в период гниения, распада и гибели. Как ни была умна, властна, дальновидна императрица, в старости ей также стали изменять разум, воля и чувство меры. Символом последнего периода царствования Екатерины стало постыдное господство при дворе братьев Платона и Валериана Зубовых.
Платон Зубов – двадцатиоднолетний шалопай, конный гвардеец, молодой, невежественный, но красивый, мускулистый, с высоким лбом, прекрасными глазами. Он был выдвинут врагами Потемкина в пику ему. Ведь до этого почти все молодые фавориты императрицы были креатурами светлейшего и опасности для него не представляли.
Летом 1789 года Зубов упросил начальство разрешить ему командовать конвоем, сопровождавшим Екатерину II во время ее поездки из Петербурга в Царское Село. Он так красовался возле кареты государыни, что был замечен ею, попал к ней на обед, удостоился благожелательной беседы. Несколько дней спустя один из придворных занес в свой дневник: «Захар (камердинер Екатерины. – Е.А. ) подозревает караульного секунд-ротмистра Платона Александровича Зубова… Он начал ходить через верх», то есть через личные покои государыни. Через две недели Зубов был пожалован полковником и флигель-адъютантом и занял покои предыдущего фаворита, Дмитриева-Мамонова. Молодой человек стремительно вошел в фавор к стареющей императрице, и та стала писать о нем Потемкину как о «новичке», «ученике», который появился у нее.
Потемкин поначалу не особенно встревожился. Он полагал, что хоть новый фаворит и не получил, как все прежние, его одобрения, он не представляет особой опасности. Более того, Зубов стремился польстить Потемкину. Екатерина писала светлейшему: «Мне очень приятно, мой друг, что вы довольны мною и маленьким новичком, это очень милое дитя, не глуп, имеет доброе сердце и, надеюсь, не избалуется. Он сегодня одним росчерком пера сочинил вам милое письмо, в котором обрисовался, каким его создала природа». Платон стал корнетом кавалергардов и генералом. Потемкин не возражал, но все же насторожился. Он стал убеждать Екатерину, что ее фаворит – человек-то дрянной, не стоящий. Обычно она прислушивалась к мнению Потемкина. Как потом писал Зубов, «императрица всегда шла навстречу его желаниям и просто боялась его, будто взыскательного супруга. Меня она только любила и часто указывала на Потемкина, чтобы я брал с него пример». Но тут она уперлась и бросить «маленького новичка» отказалась.
В августе 1789 года Екатерина сообщает светлейшему нечто интересное: у Платона «есть младшой брат (Валериан, восемнадцать лет. – Е.А. ), который здесь на карауле теперь, на место его; сущий ребенок, мальчик писаной, он в Конной гвардии поручиком, помоги нам со временем его вывести в люди… Я здорова и весела и как муха ожила…» Надо понимать, что и «младшой» тоже стал императрицыным «учеником». Через неделю Екатерина отправляет Потемкину курьера с рассказом о братьях Зубовых: «Я им (очевидно, Платоном. – Е.А. ) и брата его поведением весьма довольна: сии самыя невинные души и ко мне чистосердечно привязаны: большой очень неглуп, другой – интересное дитя». Из письма Екатерины от 6 сентября Потемкину стало известно, что «дитя» поразительно быстро избаловалось: «Дитяти же нашему не дать конвой гусарской? Напиши, как думаешь… Дитяти нашему девятнадцати лет от роду, и то да будет вам известно. Но я сильно люблю это дитя, оно ко мне привязано и плачет, как дитя, если его ко мне не пустят». Не успел Потемкин решить судьбу гусарского конвоя, как уже 17 сентября его поставили в известность: «Дитя наше, Валериана Александровича, я выпустила в армию подполковником, и он жадно желает ехать к тебе в армию, куда вскоре и отправится».
Час от часу не легче! Причина срочной командировки «дитяти» прозаична: старшой приревновал к меньшому, и не без причины. С тех пор «чернуша» и «резвуша» Платон остался во дворце один… Потемкин недолго держал при себе Валериана – светлейшему шпион был не надобен. Он отослал его в Петербург с известием о взятии Суворовым Измаила, при этом, согласно легенде, просил передать государыне следующее: «Я во всем здоров, только один зуб мне есть мешает, приеду в Петербург, вырву его». Намек был более чем прозрачный. Но вырвать мешавший ему «зуб» светлейший не успел, смерть его опередила, к немалой радости братьев Зубовых.
Что же произошло с Екатериной? Ведь мы же знаем, что она не была Мессалиной или Клеопатрой. Да, конечно, под влиянием возраста в психологии императрицы, по-видимому, произошли какие-то изменения. Но не это главное. Ее вечно молодая, жаждущая любви и тепла душа сыграла с ней скверную шутку.
Любопытна история, которая случилась в Эрмитажном театре 12 октября 1779 года. Весной этого года Екатерина «отпраздновала» за рабочим столом болезненное для нее пятидесятилетие. И вот в тот день, 12 октября, она смотрела вместе со всем двором пьесу Мольера. Героиня пьесы произнесла фразу: «Что женщина в тридцать лет может быть влюбленною, пусть! Но в шестьдесят?! Это нетерпимо!» Реакция сидевшей в ложе государыни была мгновенна и нелепа. Она вскочила со словами: «Эта вещь глупа, скучна!» – и поспешно покинула зал. Спектакль прервали. Об этой истории сообщал, без всяких комментариев, поверенный в делах Франции Корберон. Мы же попробуем ее прокомментировать.
Реплика со сцены неожиданно попала в точку, болезненно уколола пятидесятилетнюю императрицу, которая никак, ни под каким видом не хотела примириться с надвигающейся старостью и сердечной пустотой. Мальчики были нужны ей не сами по себе. Из переписки Екатерины, в которой шла речь о разных ее молодых фаворитах, видно, что в сознании императрицы они сливаются в некий единый образ, наделенный несуществующими достоинствами – теми, которые она сама хочет видеть, воспитывать в них, теми, которые государыне нужны для искусственного поддержания ощущения молодости и неувядающей любви.
Екатерина как-то сказала: «Я делаю и государству немалую пользу, воспитывая молодых людей». А между тем все было как раз наоборот: каждый новый фаворит наносил государству огромный ущерб, ибо государыня не скупилась для своих «учеников» на подарки и пожалования и не имела привычки их отбирать после отставки очередного любимца. Все родственники нового фаворита тотчас впадали в состояние непроходящей эйфории – перед ними открывался бездонный государственный карман, из которого можно черпать злата без меры. Вот примерная смета расходов на Александра Ланского, так и не получившего, по причине своей смерти: 100 тысяч рублей на гардероб, собрание медалей и книг, помещение во дворце, казенный стол на двадцать человек стоимостью в 300 тысяч рублей. Все его родственники получили повышения и награды. Если бы не ранняя смерть, чин генерал-аншефа, а то и генерал-фельдмаршала с соответствующим содержанием был, почитай, у «Саши» в кармане. За три года своего фавора он получил от государыни 7 миллионов рублей, не считая прочих подарков, бриллиантовые пуговицы на парадный кафтан (стоимостью в 80 тысяч рублей), два дома в Петербурге. Все эти цифры нужно сложить и умножить минимум на семь – по приблизительному числу «учеников» Екатерины. Платон Зубов все свое тоже получил, и даже больше, чем его предшественники.
Еще при жизни Потемкина Екатерина стала приучать Платошу к делам. Это у него получалось не очень хорошо. Петр Завадовский ядовито писал о нем: «Изо всех сил мучит себя над бумагами, не имея ни беглого ума, ни пространных способностей, бремя выше его настоящих сил». Зубов не был совершенным глупцом, более того, умел создать вид умника, ловко и много говоря по-французски. После смерти Потемкина голос его все крепчал, он даже стал покрикивать на вельмож. Его титул был таким пышным, что казалось, будто он его украл у Потемкина: «Светлейший князь Римской империи, генерал-фельдцейхместер, над фортификациями генерал-директор, главнокомандующий флотом Черноморским и Азовским, и Воскресенскою легкою конницею, и Черноморским казачьим войском, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, шеф Кавалергардского корпуса, Екатеринославской, Вознесенской и Таврических губерний генерал-губернатор, член государственной Военной коллегии, почетный благотворитель императорского Воспитательного дома, любитель Академии художеств».
Он сочинял проекты, довольно дикие и неисполнимые: о захвате Стамбула русским флотом, о завоевании Берлина и Вены, об образовании новых государств, вроде некоей Австразии. По своему характеру Зубов был типичным приспособленцем: при Екатерине негодовал против ужасов революции, при Александре I ходил с конституцией в кармане. Дела же государственные он решал таким образом: «Делайте, как было прежде».
