В конце 1918 года «Донон» все же прекратил свое существование, но в годы нэпа ресторан, как птица Феникс, ненадолго возродился из пепла. Правда, теперь иная публика – нэпманы, нувориши, разбогатевшие на спекуляциях и весьма сомнительных сделках, а также известные авторитеты уголовного мира. «Особым» клиентом «Донона» в 1920-х годах был главарь знаменитой петроградской банды Ленька Пантелеев, облюбовавший этот ресторан из-за наличия в его окружении прекрасных путей отхода во время милицейских облав – «сквозные» участки, многочисленные проходные дворы с выходами на набережную Мойки, Большую Конюшенную улицу, Дворцовую площадь и Миллионную через Певческий мост. И еще одна небезынтересная историческая подробность о дальнейшей судьбе дома № 24 на набережной реки Мойки.
В начале второго десятилетия ХХ столетия в литературных альманах, сборниках, журналах Северной столицы появляются публикации группы поэтов, представлявших новое литературное течение, вошедшее в русское искусство под термином «акмеизм». Выразителем его идейно-эстетических позиций на рубеже 1900–1910-х годов стал журнал «Аполлон», на страницах которого тогда развернулась довольно энергичная полемика по поводу дальнейшего развития символизма в русской поэзии. Инициаторами создания автономной группы акмеистов стали Н.С. Гумилев, С.М. Городецкий, А.А. Ахматова, О.Э. Мандельштам, М. Кузьмин и М. Зенкевич, вводившие в свой поэтический мир «предметность, вещность» художественных образов.
Редакция литературного журнала акмеистов «Аполлон» размещалась с 1904 года в доме № 24 на левом берегу Мойки. Его главным редактором становится поэт и художественный критик, сын художника К. Маковского – С.К. Маковский, известный в кругу столичных литераторов как завзятый эстет. Ему тогда исполнился 31 год, он был энергичен и требователен к авторам публикаций «Аполлона». Активными сотрудниками и авторами многих публикаций этого журнала в те годы являлись известные поэты Серебряного века – К. Бальмонт, М. Волошин, М. Кузьмин, Н. Гумилев, Вяч. Иванов и другие литераторы Северной столицы. Редакционная статья, открывавшая первый номер журнала «Аполлон», в подготовке которой помимо С.К. Маковского принял самое близкое участие И.Ф. Анненский, пропагандировала актуальность «аполлонизма» как прогрессивного явления в продвижении «к новой правде, к глубокому сознательному и стройному творчеству: от разрозненных опытов – к законченному мастерству, от расплывчатых эффектов – к стилю, к прекрасной форме и животворящей мечте». «Аполлонизм» как выражение новой художественной мысли был отражен редактором нового журнала в эмблеме названия первого номера: бог Аполлон, покровитель искусств, символ «стройного», просветленного искусства высокой классики, противопоставлялся Дионису – символу стихийного иррационального, экстатического творчества, ставшего к тому времени синонимом символистского искусства.
Журнал «Аполлон», арендовавший помещения в доме № 24 на набережной Мойки, сыграл в те годы важную роль в сплочении творческих сил нового постсимволистского поколения и стал переходным звеном между символизмом и акмеизмом. По словам редактора журнала С.К. Маковского, «акмеизм расцвел на вспаханной почве». «Аполлон» всегда охотно предоставлял свои страницы для публикаций будущим участникам акмеистического движения – Н.С. Гумилеву, О.Э. Мандельштаму, А.А. Ахматовой, В.И. Нарбуту, М.А. Зенкевичу.
Кстати, существует легенда, что Осипа Мандельштама зачислили в «поэтический цех» в доме № 24 на левом берегу Мойки, в издательстве журнала «Аполлон». Об этом написал во всех подробностях в своих воспоминаниях редактор этого издательства Сергей Маковский, которого литераторы называли между собой «папа Мако» или «моль в перчатках». Он утверждал, что в редакцию журнала Мандельштама буквально «за ручку» привела мать. Вот, что «папа Мако» писал по этому поводу в своих мемуарах: «Как-то утром некая особа требует редактора. Ее сопровождал невзрачный юноша лет семнадцати… конфузился и льнул к ней, как маленький, чуть не держался „за ручку“. Голова у юноши крупная, откинутая назад, на очень тонкой шее. В остром лице, в подпрыгивающей походке что-то птичье. „Мой сын. Надо же знать, как быть с ним. У нас торговое дело. А он все стихи да стихи! Если талант – пусть. Но если одни выдумки и глупость – ни я, ни отец не позволим“.
Она вынула из сумочки несколько исписанных листков. Стихи ничем не пленили меня, я уж готов был отделаться от мамаши и сынка, когда, взглянув на юношу, прочел в его взоре такую напряженную, упорно-страдальческую мольбу, что сразу как-то сдался и перешел на его сторону: за поэзию, против торговли кожей. „Да, сударыня, ваш сын – талант“.
Юноша вспыхнул, просиял, вскочил с места, потом вдруг засмеялся громким задыхающимся смехом и опять сел. Мамаша же быстро нашлась: „Отлично! Значит печатайте!“».
И чуть ли не первой публикацией Мандельштама станет напечатанное в «Аполлоне» знаменитое ныне стихотворение:
Дано мне тело – что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?
За радость тихую дышать и жить,
Кого, скажите, мне благодарить…
Мойка, 32
От особняка шута Петра I до Музея печати
Воистину загадочны истории домов, расположенных на левом берегу реки Мойки от Певческого моста до Невского проспекта, с их флигелями и проходными дворами. Длина этого отрезка набережной реки Мойки невелика – около 600 метров. К их числу относится и шестиэтажный дом на берегу Мойки и Волынского переулка. Первый этаж этого здания в наши дни занимает Музей печати Санкт-Петербурга, небольшой, но весьма интересный, с экспозицией, раскрывающей многолетнею историю печатного дела Северной столицы.
Набережная Мойки, 32. Музей печати Петербурга
Дом № 32 располагался в центральной исторической части Санкт-Петербурга, на набережной реки Мойки, застройка которой началась в первой четверти XVIII столетия. Здание располагается на углу Волынского переулка и набережной. Его название, сохраняемое отечественной историей на протяжении более двухсот лет, связано с тем, что поблизости располагалась усадьба кабинет-министра императрицы Анны Иоанновны Артемия Петровича Волынского, казненного в 1740 году за попытку свержения реакционного режима «бироновщины» и составленный им крамольный проект государственного переустройства, исключающий засилье иноземцев.
Одним из первых зданий на участке дома № 32 считается двухэтажный каменный дом любимого шута Петра I – Луки Чистихина, построенный в 1723 году по проекту талантливого столичного архитектора Н.Ф. Гербеля. С годами менялись владельцы этого земельного участка, перестраивавшие и надстраивавшие дополнительными этажами не только угловой дом, выходивший своими фасадами на набережную Мойки и переулок Волынского, но и возведенные в его просторном дворе каменные флигели. Некоторые из них стали даже занимать главенствующее положение на красной линии, вышедшей тогда к границе речной набережной. Так, в 1887 году два каменных двухэтажных флигеля, выходивших на Мойку и Волынский переулок, перестроили по проекту архитектора А.В. Иванова, надстроившего угловой флигель до трех этажей, а соседний с ним флигель – до четырех. Затем оба здания подвели под одну крышу, а их общий фасад зодчий отделал рустом и украсил балконами. По распоряжению владельца дома проектом были также предусмотрены капитальная перепланировка жилых помещений дома и их отделка лепными украшениями, переделка паркетных полов в комнатах, облицовка печей кафелем, отделка вестибюля и лестниц.
9 апреля 1905 года владелица дома Е.П. Есина (урожден. Бырдина) продает угловой дом на набережной Мойки, 32, известному петербургскому издателю А.А. Суворину, принявшему на себя ее долг Кредитному обществу в сумме 101 434 руб. 34 коп.
В 1906 году новый владелец надстроил шестой этаж по проекту архитектора Б.Я. Зонна. В этот же период в здании завершили капитальные внутренние отделочные работы: соорудили облицованные разноцветным кафелем новые печи, смонтировали лифтовое оборудование, завершили декоративное оформление всех внутренних жилых помещений, превратив строение в типичный солидный доходный дом с обустроенными квартирами, сдаваемыми внаем. Стоимость аренды подобных квартир колебалась в разные годы от 800 до 1400 рублей в год. Выше третьего этажа располагались квартиры для сдачи внаем людям со средним достатком.
Первый этаж и полуподвальные помещения арендовались владельцами лавок, магазинов и мастерских. Интересно отметить, что в 1910 году на первом этаже в квартире № 28 располагалась известная булочная купца Морозова.
Дворницкая дома № 32 на Мойке располагалась в полуподвальном помещении здания. В парадном же подъезде находилась комната швейцара.
