идеологическая значимость истории отечественной науки только усилилась [1615], Комиссию официально переводят в состав Института истории АН СССР, где можно было усилить ее кадровый состав, как основной, так и вспомогательный. Теперь Комиссию возглавил М. Н. Тихомиров [1616]. Е. А. Косминский, после острой критики в его адрес в предыдущем году за публикацию сборника «Средние века», посвященного Д. М. Петрушевскому, и обвинений в извращении именно истории исторической науки, заключающемся в пиетете перед буржуазной историографией, стал фигурой неудобной.
Следуя духу эпохи и требованиям идеологии, ключевым проектом для Комиссии стала подготовка «Истории исторической науки в СССР». Помимо своеобразной гигантомании эпохи, в исторической науке проявившейся в виде написания фундаментальных многотомников, такие издания преследовали и более важную и утилитарную идеологическую цель: они должны были создать ориентир для написания менее крупных работ, посвященных частным сюжетам, должны были расставить акценты в оценке истории исторической науки. Согласно постановлению Президиума, «Комиссия… учреждена для составления и подготовки к печати 2-томной истории исторической науки в СССР, входящей в состав многотомной “Истории науки и техники в СССР”. По выполнении этой работы Комиссия распускается» [1617].
В связи с подготовкой двухтомной «Истории исторической науки в СССР» остро встали методологические вопросы, связанные с изучением историографии. 6 апреля 1950 г. был заслушан доклад В. К. Яцунского. Докладчик озвучил основополагающие, с его точки зрения, принципы организации историографических исследований. Во-первых, историю исторической науки необходимо рассматривать как часть истории отечественной науки вообще. В этой связи, как подчеркнул выступающий, остро встает проблема оценки дореволюционной исторической науки: с одной стороны, советские историки должны были всячески подчеркивать вклад русских специалистов в мировую науку, с другой — помнить о дворянской и буржуазной сущности дореволюционной историографии. И последнее должно быть показано особенно отчетливо: «Это важно не только потому что у нас были срывы в этом отношении и мы неоднократно — советские историки — буржуазных ученых представляли в таком фоне, что забывали о том, что они буржуазные, и как бы закрывали на это глаза. Это недопустимо, и эта буржуазная ограниченность должна быть показана со всей резкостью. Но в то же время мы имеем определенное поступательное движение, кроме последнего конца, когда начинается упадок» [1618]. Во-вторых, историографическое исследование должно стать инструментом в выявлении всего того ценного, что может способствовать развитию советской исторической науки. В-третьих, «нужно изучить исторические взгляды классиков марксизма во всей их огромности (так в выступлении. — В. Т.) и влияние сочинений классиков на развитие исторической науки» [1619].
Яцунский выступал против представления исторической науки как «суммы очерков» о выдающихся историках. «Необходимо, давая историю исторической науки, дать историю именно научной работы. Значит, надо, не выбрасывая людей, и крупных людей, дать все-таки историю развития науки в целом не только в исторической науке, но и в других областях науки…, и все научные учреждения, и все публикации, которые были. Но эта история, конечно, не будет безличной, деятели будут, и, насколько нужно, они будут выявлены не как какие-то растерянные единицы, без всякого фундамента стоящие, а должны быть выявлены как большие фигуры в большом движении» [1620]. Заметим, что эта, казалось бы, в чем-то верная мысль приведет в дальнейшем к тому, что историографическая биография практически исчезнет как жанр. Спустя много лет М. В. Нечкина вынуждена будет констатировать: «Но — удивительное дело! — ни об одном из выдающихся историков дореволюционной России еще нет больших монографий, книг, им в целом посвященных» [1621]. Но вернемся к докладу.
Его автор затронул и ряд других ключевых проблем. Будучи крупным специалистом в области исторической географии, он подчеркнул, что ученые должны проследить, как расширялось историографическое пространство, как в изучение попадали все новые территории и народы. Особенно была подчеркнута важность вопроса о периодизации. Здесь Яцунский высказал точку зрения, пожалуй, не нашедшую серьезной поддержки впоследствии. Он указал, что периодизация истории исторической науки должна исходить из внутренних процессов развития самой историографии, а не подгоняться под формационные шаблоны. Так, он выступил против того, чтобы начинать буржуазную историографию с реформ 1861 г., поскольку идеи буржуазных мыслителей активно проникали в русскую историческую мысль еще со времен Французской революции. Наконец, докладчик призвал бросить все силы не только на написание двухтомника, но и продолжать монографическую разработку проблем [1622]. Отметим, что доклад был встречен положительно и в основных его положениях не вызвал возражений. Видимо, его взяли за рабочую основу в подготовке «Истории исторической науки в СССР».
Вектор работы комиссии наглядно показывает отчет за 1952 г. На волне очередной идеологической дискуссии, на этот раз вокруг книги И. В. Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР», в нем писалось: «Историография продолжает оставаться едва ли не самым слабым местом советской исторической науки, хотя ясно, что только анализ и критика буржуазных исторических теорий и концепций, только критическое освоение теоретического наследия прошлого может оградить советскую историческую науку от рецидивов буржуазных взглядов и обеспечить необходимую идейную чистоту и ее содержание» [1623]. В очередной раз подчеркивалась необходимость непрекращающейся борьбы с наследием отечественной буржуазной исторической науки.
Особо ответственным направлением признавалась критика зарубежной историографии и борьба с «фальсификациями истории». Вообще заметим, что критика буржуазной историографии, и до этого входившая в арсенал советских историков, именно в послевоенное время расцвела буйным цветом и приобрела широкий размах. В этом также сказалось влияние идеологических кампаний.
Смерть Сталина, конечно же, способствовала спаду страстей, в том числе и вокруг историографических вопросов. Однако отказ от хорошо усвоенных норм проходил не сразу, а дозированно и постепенно. Долгожданный первый том историографического издания, получившего название «Очерки по истории исторической науки в СССР», вышел в 1955 г. и носил на себе яркую печать идеологических кампаний и дискуссий послевоенного времени [1624]. Тем не менее, даже в таком виде публикация «Очерков» дала мощнейший импульс развитию историографических исследований в СССР [1625].
Но не только идеологический шлейф достался нам от того времени. Существование идеологического пресса — факт хорошо известный, указание на него банально. В данной работе хотелось бы подчеркнуть другой эффект от проходивших кампаний. В процессе развития историографических исследований в послевоенном СССР, безусловно, столкнулись два фактора: потребности собственно исторической науки, выражавшиеся в изучении своего прошлого, и идеологические требования, заключавшиеся в интенсификации историографических исследований в русле борьбы с немарксистской наукой. Именно идеологические кампании, в ходе которых вопросы историографии играли одну из центральных ролей, способствовали институциональному становлению ключевого центра изучения истории исторической науки — Комиссии по истории исторической науки и дальнейшему ее развитию. Именно критика работ Н. Л. Рубинштейна и О. Л. Вайнштейна, и, как следствие, необходимость написания новых,
