Широко раскинув руки для объятий...
Весть об этом братании облетела фронты. Имя Крыленко, неведомого дотоле прапорщика одной из тысяч воинских частей, приобрело всеармейскую популярность.
И снова Таврический дворец, как четыре года назад.
На хорах - возбужденная, говорливая, напряженно слушающая ораторов и оживленно, по-хозяйски обсуждающая каждое слово рабочая, солдатская масса. А он, Крыленко, не таясь, с полноправным мандатом - в зале. На Первый Всероссийский съезд Советов его послали солдаты 11-й армии. Они наказали ему требовать передачи всей власти Советам, конфискации прибылей капиталистов, нажившихся на войне, но прежде всегонемедленного мира. Немедленного и безоговорочного мира!
Совсем еще недавно в этом самом зале безнаказанно поносили большевиков. А теперь, облеченные доверием миллионов людей, сто пять большевистских делегатов представляют уже не сегодняшнюю - завтрашнюю Россию: Россию социалистическую.
Среди них - Ленин.
Когда меньшевик Церетели, поглаживая пухлой рукой свою окладистую бороду, заявил самоуверенно, что в России нет сейчас политической партии, которая сказала бы: дайте в наши руки власть, и стоящие перед страной проблемы будут решены, - из зала раздался голос: "Есть такая партия!" Это партия большевиков.
Хотя на этом съезде все еще верховодят враги революции, многим уже ясно: соглашатели все больше теряют опору в массах.
Бывший адвокат, а ныне военный министр Керенский держит речь, театрально засунув правую руку за борт френча: ну чем не Наполеон?!.
- Истерзанная войною страна жаждет мира. И мы, народные избранники, сознавая свою ответственность перед Россией, торжественно заявляем: нет для нас более важной задачи, чем обеспечить народу мир. Но мира не просят, его завоевывают. Перейдя в наступление и разгромив противника, мы можем понудить его к переговорам, продиктовав на правах сильного условия грядущего мира.
Оратор он был, конечно, отменный. Речь лилась плавно, легко, голос то возносился до комариного писка, то стремительно падал вниз, точно кувалда. Керенский бил себя в грудь, пританцовывал. Пот лился с него градом, он отирал его изящным атласным платочком. Какие-то барышни на хорах восторженно визжали, швыряя к ногам своего кумира букетики нежных фиалок.
Крыленко едва сдерживал ярость. Ленин - он сидел на ряд впереди обернулся:
- Николай Васильевич, вы прямо с передовой.
Ответьте господину министру...
- Долг каждого офицера, который предан родине и революции, - кричал Керенский, прижимая к сердцу фиалки, - вселить в солдат боевой дух, поднять их в решительный бой против агрессора.
Председательский колокольчик захлебнулся в топоте ног, в гневных выкриках и аплодисментах. Крыленко узнал его - этот самый колокольчик не выпускал из рук блаженной памяти Родзянко, когда с трибуны выступали большевистские депутаты.
- Позвольте мне!.. - мощный голос из зала перекрыл шум.
Все обернулись. Бритоголовый крепыш с погонами прапорщика уже шел через проход к трибуне.
- Ваше имя? - крикнули из президиума.
- Крыленко, большевик, - ответил он, подняв высоко над головою свой делегатский мандат.
Зал утих.
Керенский сидел сбоку, почти рядом с трибуной, в упор разглядывая незнакомое лицо безвестного офицера.
- Военный министр требовал, чтобы мы вели солдат в наступление. Он даже назвал это нашим воинским и революционным долгом. Так вот, господин Керенский, я, прапорщик Крыленко, хочу вас уведомить, что делать этого не буду, потому что солдаты воевать не хотят. Милости просим на фронт, господин министр, попробуйте сами поднять их в атаку. Посмотрим, как это у вас получится...
Что тут началось!.. Многие повскакали с мест, кричали, потрясая кулаками: "изменник", "немецкий агент"... Словно бы ничто не изменилось: и выкрики были те же, и, кажется, с тех же скамей...
Но нет, кое-что все-таки изменилось. Председатель не посмел лишить его слова, как это сделал бы Родзянко полгода назад, а военный министр, вместо того чтобы пригрозить полевым судом, снова полез на трибуну оправдываться.
Владимир Ильич торопливо писал, держа блокнот на коленях. Назавтра в "Правде" Крыленко прочитал статью Ленина: "Всякий, кто дал себе труд прочесть резолюции нашей партии, не может не видеть, что суть их вполне правильно выразил товарищ Крыленко".
...После съезда Крыленко собирался сразу вернуться на фронт. Но его избрали членом ВЦИКа - Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, который становился фактической властью в стране, и ЦК решил, что место Крыленко - в Петрограде.
Целыми сутками он теперь пропадал в огромном доме на Литейном, где разместилась "Военка" - Военная организация большевиков, чей авторитет в солдатской массе рос день ото дня. Хлопали двери, трещали телефонные звонки, люди возбужденно носились по лестницам, заглядывали в комнаты, превращавшиеся то в залы заседаний, то в аудиторию для бурных митингов. На подоконниках, на столах, прямо на полу лэжали кипы газет, листовок, прокламаций.
В этой суматохе, когда времени не хватало даже на самый короткий сон, как-то незаметно промелькнула новость, которую злорадно раструбили вражеские газеты: "Малиновский - платный агент охранки". Собственно, вовсе это была и не новость, просто преданные гласности архивные полицейские документы сняли последние сомнения и представили истину во всей ее ужасающей реальности.
А истина действительно была ужасной: бывший член ЦК и лидер большевистской фракции Думы оказался всего-навсего шпиком на жалованье по кличке "Портной". Правда, жалованье было неслыханным - 700 рублей в месяц плюс наградные: двойной губернаторский оклад! Выходит, знали все-таки "цену" большевикам господа охранители, если за их "ликвидацию"
платили такие огромные деньги...
Член Всероссийского бюро военных организаций при ЦК большевиков Николай Крыленко объезжал фронтовые и армейские комитеты - выборные солдатские организации, где день ото дня росло влияние большевиков. Казалось, нет больше сил подняться на трибуну, голос отказывался служить, но называли его имя, зал взрывался аплодисментами, и разом исчезала куда-то усталость, и он зажигал своими речами тысячи изверившихся, досыта накормленных обещаниями людей.
Крыленко побеждал логикой. Убежденностью. И правотой.
В Киеве, после бурного митинга, где зал почти единогласно выразил поддержку большевикам, его окружила толпа военных.
Усталый, но счастливый Крыленко терпеливо отвечал на вопросы, когда кто-то тронул его за рукав.
Он обернулся. Незнакомый юноша в гимнастерке без погон наклонился к самому уху:
- Товарищ прапорщик, вас срочно ждут в Совете.
Петроград вызывает к прямому проводу. Машина у подъезда...
"Товарищ прапорщик" - к этому сочетанию он все еще никак не мог привыкнуть. "Товарищ Крыленко", "товарищ Абрам" - да, это звучало. Но "товарищ прапорщик"...
Машина сорвалась с места, едва захлопнулась дверца. Уже на ходу, когда глаза привыкли к темноте, он заметил, что в кабине есть кто-то еще.
- Николай Васильевич, не удивляйтесь... - По голосу он узнал одного киевского большевика, члена Совета рабочих и солдатских депутатов. Сообщение чрезвычайной важности: в Петрограде расстреляна мирная демонстрация. Правительство перешло в наступление. Ленина обвиняют в измене. Повсюду начались аресты большевиков. Есть телеграмма и о вас. Вот читайте...
Он чиркнул спичкой. Машину трясло на спуске булыжной мостовой, рука со спичкой дрожала, но и в едва мерцающем, колеблющемся свете удалось прочитать: "...прапорщика Крыленко... немедленно задержать... доставить в Петроград... Товарищ военного министра Савинков".
- Ну и что же решил Совет? Задержать и доставить?..
Шофер притормозил. Улица была пустынна.
- Водитель свой... Большевик. Решайте, Николай Васильевич. В Совет, пожалуй, не стоит. Там есть и меньшевики, и эсеры. Всякое может случиться. Приказ о вашем аресте уже всем известен.
Решение созрело немедленно. Да, да, в Петроград, сейчас же. Но не под конвоем. За здорово живешь он им в руки не дастся.
- На вокзал, пожалуйста. - Крыленко нащупал в темноте руку соседа, крепко пожал ее. - Вы не знаете расписание поездов?
- Прямой на Петроград есть только утром. Но через полчаса отходит могилевский. Там можно пересесть.
...Поезд еле тащился от станции к станции, пренебрегая расписанием. Уже перевалило за полдень, когда показался наконец Могилев. Поезд на Петроград ушел еще утром. Оставалось ехать до Пскова: лишняя пересадка, но все-таки ближе к цели.
В запасе было еще три часа. Не так уж, в сущности, мало: фронтовая военная организация помещалась близко от станции, можно было провести совещание, обсудить самые острые проблемы дня, ответить на вопросы. Нельзя же терять время даром!
- Прапорщик Крыленко? Это вы?
Окликнувший его красавец капитан, загадочно улыбаясь, оглядывал Крыленко с головы до ног.
