Не срывать
(на мотив «Смело мы в бой пойдем»)
Слушай крестьянин
Беда началася
Не лей свои слезы
В колхоз собирайся.
Припев:
Смело мы в бой пойдем
Строить коммуну
Чтобы крепче согнуть
Мужицкую спину
Бедный крестьянин не зная отрады
Нахалы рабочие создают бригады
Темные тучи над селами вьется
Заводская сволочь за дела берется.
Плачи и вопли в селе раздаются
Рабочие к мужицкой скотинке признаются.
Бедный крестьянин слезы роняет
А Коля Мокарке скотинку гоняет.
Бедный крестьянин пот проливает
Хрундин и Макеркен хлеб собирает
Последние зерна мужик отдает
Иуда Фламейкан народ продает
Время минует время пройдет
Безумные Каины, петля вас ждет.
Канец от мазолистых рук
Отметим, что малограмотная среда рабочих и крестьян, еще вчера жившая по законам традиционного общества, а теперь получающая огромное количество политической информации и вынужденная соотносить эту внешнюю информацию с собственными представлениями, «обрабатывает» поступающие «сверху» тексты (и апеллирует к власти) с помощью того единственного «кода», которым владеет – традиционных фольклорных моделей, использующих, однако, язык революции (революционных песен и листовок); данный фактор обычно мало учитывается при описании текстов, порожденных в этой среде. В результате к 1930 годам складывается ситуация, когда носители новой советской ментальности, которая к этому моменту была сформирована благодаря значительным усилиям власти, говорят с этой властью и против этой власти на почти единственном доступном им «языке» – языке традиционных сюжетов и мотивов[36]. Так, обнаруженная ОГПУ в 1929 году крестьянская листовка против голодомора и дефицита, адресованная умершему Ленину, построена в полном соответствии со структурой традиционного похоронного причитания, с использованием соответствующих формул (например, «Да ты встань-востань, болезно мое дитятко / По-старому, кормилец мой, по-прежнему» [Барсов 1997: 95]), но при этом является, по сути, политическим памфлетом:
Ты устань-проснись, Владимир, встань-проснись, Ильич.
Посмотри-ка на невзгоду, какова лежит.
Какова легла на шею крестьянина-середняка.
В кооперации товару совершенно нет для нас.
Кроме спичек и бумаги, табаку, конфект,
Нет ни сахару, ни масла, нет ни ситца, ни сукна[37],
Загрузила всю Россию водочка одна.
(Осокина 1997: 65)
А уже через несколько лет, в 1937 году, советская власть, пытаясь создать «советский фольклор», также будет использовать традиционные плачи для составления нового, пропагандистского текста:
Пробудись-ка, восстань, дорогой Ильич,
Посмотри-ко, погляди на славну матушку,
Славну матушку, каменну Москву,
Ты зайди, зайди во палаточку,
Во палату – кабинет же свой…[38]
Встречаются и тексты «наивной поэзии», опирающейся не на устную традицию, а на книжную литературу, как это и свойственно парафольклорной письменности данного типа (см. об этом подробнее: Неклюдов 2001; Минаева 2009):
3 марта 1930 г. В Добро-Слободский сельсовет, Старожиловского района, 26 февраля с.г. подброшено анонимное письмо под заголовком «Переменная жизнь», следующего содержания: «Скоро жизнь колхоза будет, в деревушке и в селе, но жаль тех людей не будет, кто провел ее везде; к какой жизни Вы ведете не оглядываясь назад, а вот с должности слетите кто тогда вам будет рад. Посмотрите Вы в Малинищах кто в колхоз всех подводил; Председателя прислали – к нему в слуги угодишь. Если жизнь свою прожили то жалейте Вы детей, да и жизнь то не дожита ради чуждых Вам идей. Лучше бросте, сейчас не поздно, а то сгубете себя, Вашу жизнь лишь мы жалеем за прожитые года. Мы надеемся что скоро Вы свернете в старину, позабудете все это: враки, лож и клевету, подыхать если Вы не хотите будте тверды как и мы, не смотря на то что гонят, нас до самой до тюрмы, не далек тот час а близок в стенах тюрем будете Вы, Вам бригадиры не поможат, защитить не сможет РИК, хоть до одного всех посадят, конец Вашей жизни тоже не велик. Товарищам Сироткину и Антипову и все тем кто будет такой», направленная против местного актива. Подозревается сын б. торговца Глебовский А. А. Ведется разработка (Рязанская деревня 1998: 376).
Одним из «языков», с помощью которых крестьяне могли оценивать большевиков[39], был религиозный эсхатологический дискурс, в рамках которого новая власть рассматривалась как власть антихриста (хотя, например, тот же самый Ленин может расцениваться народной молвой и как царь-избавитель: Архипова 2010). Например:
В с. Дегтярное в жалобный ящик кто-то бросил письмо, которое написано антисоветски (скоро свету конец будет, колхозников клеймить будут). По данному письму ведется расследование. Об этом говорила женщина-делегатка (Рязанская деревня 1998: 108).
Баптисты с. Дубровка Шиловского р-на Ульянкин, Брехова, Володихина, Покатина, Спирин и др.(всего 9 чел.) вели среди крестьянства широкую антиколхозную агитацию, используя для этого собрания, беседы, разговоры и т. д. Агитация велась под религиозным соусом, вроде: «Писание говорит, что колхозы – антихристово царство, если имеешь печать, то будут тебе оказывать всяческие привилегии, а если не имеешь, то нет тебе ничего» и т. д. (Пятеро агитаторов-баптистов арестованы, следствие ведется) (Там же, 140).
Кр-н с. Чернышево Ряжского р-на Склянский А. М. (церковник-фанатик) ходит по деревням и агитирует против колхозов, говоря: «Я видел виденье, что небо срослось с землей, что Христос сошел на землю и сказал о коллективах, как о хомутах для кр-н». Агитация Склянского имеет особенно большой успех у женщин. (Склянский арестован) (Там же, 140).
В селе Борец Сараевского района 22-го февраля с.г. обнаружена наклеенная на телефонном столбу листовка, писанная от руки, следующего содержания: «Колхозники все будут клеймены граждане не ходите в колхоз, там будет перемена будет война то какие в колхозе их всех постреляют им будет гонение и прошу я Вас, апишут у колхозников и отправят в Москву коров порежут, кто у власти тот на месте, и свиней у тебе две, 2 шубы, то одну отберут, брезенту и в нем здохнешь зимой, кто пойдет в колхоз – тот будет клеймен. Писал Якобс РСФСР, СССР». Меры к выявлению автора приняты (Там же,375–356).
На этой основе помимо всего прочего возникают формы магических и квазимагических практик:
По району распространяются разговоры о том, что наступает время антихриста, для доказательства практикуют примеры, складывая из спичек цифру 666, а затем из этого же числа спичек складывается имя Ленина (Там же,143).
Член Святозерского с/совета, Шиловского района, ярый церковник Пряхин В. Г. 10/III – собрав вокруг себя несколько крестьянок, говорил, что он вычитал из евангелия, что сейчас настало время числа 666, из коих выходит имя «Ленин» и пятиконечная звезда. В евангелии сказано, что время настает самое тяжелое и т. д. В результате начался разбор обобществленных лошадей и выход из колхоза (Там же,435).
Наконец, протестные формы могут приобретать и пародийно-карнавальный характер:
В Шиловском районе полит. хулиганство дошло до того, что подвесили к телеграфному проводу курицу и привесили записку: «Лишаюсь жизни, прошу никого не винить. Жизнь становится невыносимая и снести 80-ти яиц я не могу» (Там же, 423).
Таким образом, используемые в крестьянском фольклоре язык традиционного устного нарратива, эсхатологический и пародийный регистры могут включать и письменную, парафольклорную форму выражения, которая, в отличие от устной, ориентированной преимущественно на «горизонтальную» коммуникацию, на циркуляцию в своей среде, специально адресована власти.
3. Фольклор протестует в городе
В начале XX века в городской среде активно бытовал такой вид парафольклорной письменности, как сатирическая поэзия, в том числе построенная на перетекстовках известных стихов и песен (см., например:
Джекобсон, Джекобсон 1998: 164–191, 231–257). В. Д. Бонч-Бруевич собрал целых ряд таких сатирических песен (Комелина 2013). А. М. Астахова, собирая свою коллекцию «Песни уличных певцов», покупала их на базаре. Эта традиция пережила свой всплеск между двумя русскими революциями (Лурье 2010; Комелина 2013), и весьма нередко такие песни выступали в качестве пропаганды и распространялись в виде листовок. Вот перед нами редкий текст – письмо, посланное лично Ленину (не позднее 14 февраля 1918 года, приводим текст полностью):
Посвящается товарищу Ленину
Из-за города Кронштадта
На простор реки Невы
Выплывает много лодок,
В них сидят большевики.
На передней Колька Ленин
С Коллонтайхою мадам,
Свадьбу новую справляет
Русь продавший немцам хам.
Позади их слышен ропот:
Пропадет владыка наш,
Он идею большевизма
Отдал ночью за массаж
Этот ропот и насмешки
Слышит Ленин невзначай
И продажною рукою
Обнял крепче Коллонтай
Плешь широкая вспотела,
Рассердился он зело,
Под рукою затрещало
Непокорное весло.
А она, забыв массажи,
Только шепчет «не серчай»,
И кусками сыплет пудра
С вечно юной Коллонтай.
«Ничего не пожалею, –
Заорал тогда шпион,
– Чтобы даром не сажали
В пломбированный вагон.
И чтоб не было раздора
Между бандой подкупной,
Ты, рассадница холеры,
О Нева, прими дар мой».
Мощным взмахом поднимает
Ленин фрау Коллонтай
И за борт ее бросает,
«Доннер ветер» наших знай.
Что ж вы, черти, приуныли
Аль не видели чудес,
Грянем, братцы, удалую,
И пусть пляшет Нахамкес
Один из обитателей будущего земного рая, устраиваемого Вами. NN (ГА РФ. Ф. 1235. Оп. 1. Д. 8. Л. 235; цит. по: Неизвестная Россия III: 392–393).