Сенат сохранял свой старинный авторитет, но лишь немногие из его членов могли похвастаться несколькими поколениями предковсенаторов. Свободные выборы ушли в прошлое вместе с республикой, но сами магистратуры по-прежнему оставались важными и престижными. В дополнение к этому в имперской системе управления появились новые должности. Большинство делало карьеру, связанную как с традиционными, так с и имперскими постами, совмещая гражданскую и военную сферы деятельности. Двое ежегодно избиравшихся консулов являлись высшими магистратами республики. Консулат по-прежнему означал высшую почесть, однако считалось нормальным, чтобы оба его обладателя оставляли должность через два-три месяца после вступления в нее и их заменяли другие, так что обычно оказывалось по восемь консулов ежегодно, всех их назначал император. Более престижным считалось быть одним из консулов, с правления которых начинался год, еще лучше — занимать эту должность два или даже три раза, а предпочтительнее всего — оказаться коллегой самого императора. Рядом провинций управляли сенатские проконсулы, назначение которых по-прежнему являлось прерогативой сената, но трудно представить, чтобы удачливые кандидаты не пользовались милостью принцепса. Провинции, где размещались значительные военные силы, контролировались представителями императора или легатами. Этих людей тщательно отбирали из числа сенаторов, и такое командование представляло собой вершину их карьеры.
Следующую за сенаторами ступень в обществе занимало сословие всадников (ordo equester) — название, сохранившееся с более ранних времен, когда те, чье состояние оказывалось достаточным для приобретения коня, служили в римской армии в качестве кавалеристов. Обычно предполагалось, что всадники должны быть свободнорожденными и обладать состоянием по меньшей мере в четыреста тысяч сестерциев. Опять-таки многие имели гораздо больше. Всадники были куда многочисленнее сенаторов. Как отмечал в начале I века греческий географ Страбон, результаты ценза выявили, что только в испанском городе Гадесе (нынешний Кадис) насчитывалось пятьсот всадников. Это был исключительный случай — даже в Италии только Патавий (нынешняя Падуя) мог похвастаться таким же большим их числом, хотя, по-видимому, речь шла об одном проценте от его населения. Во всей империи, возможно, насчитывалось десять тысяч всадников, но не исключено, что и намного больше. Во времена республики им были доступны лишь немногие важные должности[17], однако Август изменил такое положение и создал для них немало административных и военных постов. Всадники управляли менее крупными провинциями, как, например, Египтом, где (уникальный случай!) легионами командовали также представители всаднического сословия. В общей сложности существовало до шестисот всаднических должностей, подавляющее большинство — в армии, тогда как сенаторских — всего лишь немногим более ста{23}.
Всадники были важными людьми, некоторые выполняли весьма серьезные обязанности и обладали немалым влиянием, однако они не представляли собой цельную группу, связанную общими интересами. Сенатор должен был знать всех остальных сенаторов — хотя бы у кого какая репутация и кто из какой фамилии происходит, и иногда можно было говорить о мнении сената, но никоим образом — о мнении всадничества. Более крупную и менее спаянную группу образовывал класс куриалов — местных аристократов, исполнявших обязанности магистратов в городах империи и входивших в состав городских советов. Их богатство и влияние зависели от положения и размеров их родных общин, однако известно, что в Коме на севере Италии человек должен был обладать состоянием, оценивавшимся в сто тысяч сестерциев, чтобы его могли избрать на должность, — четверть того, что требовалось иметь всаднику, и одна десятая — сенатору. И опять-таки не подлежит сомнению, что многие из них имели гораздо больше. Как представляется, для всадников было обычным участие в местных городских советах{24}.
Богатые владели роскошными городскими домами — то, что сохранилось в Помпеях и Геркулануме, позволяет составить представление об их размерах и великолепии, причем следует иметь в виду, что оба этих города не были особенно богатыми или выдающимися. Однако наиболее ярко богатство элиты проявилось в роскошных виллах, располагавшихся в сельской местности. Землевладение считалось единственным источником богатства, заслуживающим подлинного уважения, а сельское хозяйство — одним из лучших и надежных способов помещения средств для получения прибыли.
Кроме того, сельская вилла представляла собой прекрасное место для проведения досуга, обеспечивая мир и покой — в отличие от суетной городской жизни, а также возможности для охоты. Траян, Адриан и Марк Аврелий, как и многие сенаторы, были страстными охотниками. Адриан получил по меньшей мере одно ранение во время охоты и воздвиг памятник любимому коню, которого завалил вепрь{25}. Существовали также и более спокойные и более интеллектуальные занятия. Представители римской элиты получали отличное образование и много времени посвящали литературе и философии. Все сенаторы владели минимум двумя языками — греческим как истинно образованные люди и латинским как языком для ведения официальных дел. Марк Аврелий писал свои «Размышления» на греческом как более подходящем для выражения абстрактных философских идей. Владение ораторским искусством было весьма важно для карьеры на общественном поприще, даже если речи в большинстве своем носили формальный характер и являлись обычными панегириками в честь императоров. Чистота языка, стиля и выражений входили в число обязательных требований и зачастую оказывались важнее, чем содержание. Писатели предпочитали обращаться к далекому прошлому и не затрагивать современную политическую жизнь. Движение второй софистики (первая достигла расцвета в V веке до н.э., в период наивысшего могущества демократических Афин) жило памятью о прошлом независимых греческих городов. Эпоха империи стала подлинной кульминацией славы древности. Большинство литературных произведений того времени не особенно увлечет современного читателя. Однако важно иметь в виду, что образованному человеку, как предполагалось, вменялось в обязанность участие в этом движении. Подлинная культура была доступна только очень богатым людям, у которых хватало досуга и возможностей для получения образования. Их образованность закрепляла за ними положение наверху социальной лестницы.
Император нуждался в состоятельных классах для помощи в управлении государством. Сенаторы, в частности, представляли среду, в которой он существовал, и их отношение к нему налагало отпечаток на то, как его изображали в позднейших исторических трудах. Литература создавалась главным образом аристократией и для аристократии. Важно было проявлять уважение к аристократам, и те императоры, не делавшие этого, после кончины подвергались поношению. Адриан был мудрым и способным человеком, но имел склонность слишком выставлять напоказ свои таланты, наслаждаясь демонстрацией превосходства над другими. В итоге он утратил популярность, хотя его правление оказалось в высшей степени успешным, и лишь с большой неохотой сенат согласился на обожествление этого принцепса после смерти. Однако в Риме на протяжении второго столетия правило немало хороших императоров, которые серьезно относились к своему делу и принимали решения к общему благу. Состоятельные люди были вполне удовлетворены. Римское право имело долгую традицию защиты богачей и аристократов от жестоких наказаний, которые полагались для представителей социальных низов. То же продолжалось и в эпоху принципата, и постепенно право стало различать две группы, honestiores, «почтенных», и humiliores, «людей низкого звания»{26}.
«Люди низкого звания»: бедняки и все остальные
Даже если учесть всех сенаторов, всадников и куриалов, то все равно элита Рима составляла ничтожную часть населения империи. Заслуживающих доверия цифр по данному вопросу для какого-либо периода нет, поскольку количественные данные, приводимые в источниках, расплывчаты, иногда противоречивы и зачастую сильно преувеличены. Применительно к численности населения I века обычно речь идет о 50—70 миллионах человек, многие ученые принимают компромиссную цифру в 60 миллионов. Первоначально такие цифры появились в новаторском труде немецкого исследователя XIX века Карла Юлиуса Белоха, который попытался систематизировать данные о плотности населения в античном мире. Однако, несмотря на всю методичность, его труд неизбежно содержал множество допущений. То же можно сказать и о более современных исследованиях, в которых в качестве инструмента используются таблицы продолжительности жизни, где она представлена на основе сравнительного анализа возраста людей обоих полов в современных обществах. В них достаточно убедительно показано, что рождаемость и смертность были высоки, как практически в любом обществе до 1800 года. Но некоторые предпочитают применительно к Древнему миру предельно жесткие оценки, утверждая, что продолжительность жизни была столь же низкой, как во времена неолита.
