и даже показывал тот самый стол. Надо отдать Гарри должное — он не лицедействовал. Филипп Бургундский искренне ему понравился и действительно произвел на него самое глубокое впечатление. То ли свое дело сделала репутация Филиппа, то ли было в этом герцоге что-то, привлекающее к нему сердца.
Шикарно обставленная встреча Филиппа Бургундского и Генри VII случилась 31 января 1506 года около Виндзора. Поскольку король Англии никогда не скупился на то, чтобы его двор выглядел роскошно, он выглядел именно так. Золотое шитье переливалось на фоне богатого бархата, драгоценные камни сияли и слепили. И сам король, и его сопровождающие выглядели экзотическими райскими птицами, что, конечно, делало честь не только им, но и тому, ради которого они не поскупились на эффекты. Сопровождение Филиппа, правда, выглядело на этом фоне грустно во всех отношениях. Видимо, его величеству не пришло в голову отправить к потерпевшим кораблекрушение своих портных и купцов. Тем не менее, король не поскупился как минимум на крепкие отцовские объятия и заверения, что он никогда не был так счастлив со дня своей коронации. Мне одной кажется, что это было чрезвычайно двусмысленным заверением?
Но главное испытание для Филиппа было впереди. Король отвел его буквально за руку на танцевальный вечер, устроенный ради дорогого гостя и родственника Катариной Арагонской, при помощи младшей дочери короля. Вот здесь, пожалуй, Филипп был настолько шокирован, столкнувшись с сияющей и блистающей при королевской семье Англии сестрой Хуаны, которую любящий муж просто бросил где-то в районе Хэмпшира, что не смог держать маску блистательного рыцаря, и раздраженно отвергал попытки Катарины увлечь его танцевать. Вообще-то, этот вечер был затеян для показа совершенств Мэри, которая действительно была красавицей и гордостью отца и брата, но и Мэри, продемонстрировав себя и свои таланты, демонстративно уселась рядом с Катариной и отказалась танцевать.
Всю следующую неделю король развлекал невольного гостя то охотой, то дипломатией, хотя к тому времени глаза Генри и превратили охоту для него и его служащих в сущее испытание. Арбалет — довольно смертоносное оружие, и когда стреляющий из него стреляет скорее на звук… В общем, компенсации его величеству платить приходилось не раз. Филипп, со своей стороны, наслаждаться охотой не мог, хорошо представляя себе, что после всех торжеств придёт день расплаты, и ему придется делать то, чего он делать не хотел.
Так что Филиппу хотелось, скорее всего, с кем-нибудь подраться, а не разводить политесы. Подраться, впрочем, удалось — или почти подраться. Дело в том, что Генри VII страшно любил играть в теннис, и теннисные корты были построены во всех королевских дворцах, и в Виндзоре тоже. Сам король не играл уже лет шесть, так что вызов Филиппа пришлось принять старшему сыну Томаса Говарда. Невысокий, кряжистый Говард окинул взглядом противника, поджал губы, и удалился на свою половину поля, после чего задал «дорогому гостю» изрядную трепку.
А 9 февраля герцог Филипп стал кавалером ордена Подвязки, после чего ему практически пришлось подписать договор о сотрудничестве с Англией. И если процедура посвящения была полностью скопирована с описаний того, как такие процедуры проходили в глубоком Средневековье, то договор был вполне злободневным, и означал то, что на данный момент его величество, король Англии, предпочел Габсбургов королю Фердинанду. Говорят, что Филипп был настольно не в себе, что епископу Фоксу приходилось под локоток подталкивать руку дорогого гостя к тому месту, где нужна была подпись.
Тем временем, никому не нужная и глубоко несчастная Хуана добралась до Виндзора. И тут уж стало совершенно невозможно скрывать, как мерзко Филипп с ней обходился. Мало того, что он выразил желание обедать с Генри VII, чтобы не обедать с женой, он и его окружение постоянно прохаживались по поводу предполагаемого безумия герцогини. Тем не менее, одно дело — клеветать на отсутствующего человека, и совсем другое — на человека, которого все видят и составляют о них свое мнение. Во всяком случае, Генри VII, свою жену любивший и всегда скорбевший в день её смерти, довольно сухо отметил, что не заметил в герцогине ничего странного, и не видит никаких признаков безумия в этой женщине.
Разумеется, за Саффолком Филипп послал сразу же, зная, что пока англичане своего не получат, ему, Филиппу, придется сидеть на острове. Теперь, когда граф Саффолк был в пути на историческую родину, можно было и красиво завершить невольный визит герцога Бургундского феноменально блестящим турниром в Ричмонде. Принцу Гарри участвовать в турнире запретили, но разрешили продемонстрировать свое мастерство. Лошадь для турнира, с богатыми украшениями, подарила Гарри его обожающая турниры бабушка — леди Маргарет, которой дорогих гостей представили накануне. А об избиении бургундцев на турнире позаботился молодой Брэндон, причем так, что те ещё долго рефлекторно потирали бока при одном упоминании этого имени.
Саффолк прибыл в Кале 16 марта, Филипп отплыл в Испанию 16 апреля 1506 года.
Принц Гарри находился как раз в том возрасте, чтобы восхититься Филиппом Бургундским до обожания. Не успел тот уехать из Виндзора, как наследник английского престола накатал ему вслед восторженнейшее письмо, суть которого (если исключить пожелания крепчайшего здоровья) сводилась к просьбе писать время от времени и не теряться. Правда, подписано письмо было очень интересно, включив наилучшие пожелания от «моего дражайшего и возлюбленнейшего консорта, моей жены принцессы».
Возможно, упоминание Катарины, отвергнутой Гарри по требованию отца на заседании королевского совета всего год назад, было сделано исключительно ради того, чтобы не обрубать все связи с королем Фердинандом, которого списывать со счета была бы преждевременно. Возможно, парень проникся чувствами к втихаря отвергнутой невесте, увидев её на танцевальном вечере. Но я бы предложила более простое решение: подросток Гарри очень хотел, чтобы его письмо выглядело солидным посланием от одного (будущего) правителя другому, а что может придать мужчине большую солидность, чем наличие жены?!
На письмо это Филипп не ответил. Сначала он увяз на несколько месяцев в склоках с Фердинандом, а потом, к восторгу многих, и к печали многих, взял да и умер, «что-то съев». Вообще, роль Фердинанда в плохом качестве диеты зятя не установлена. Но просто стоит помнить, что Макиавелли считал короля Арагона правителем успешнейшим, ставя его в пример желающим повторить успех. И Фердинанд действительно был успешным! Похоже, он считал своей миссией на этой земле построение обширного государства, в чем и преуспел. Но поскольку все имеет свою цену, ценой карьеры Фердинанда была нелюбовь окружающих и препаршивейшая личная репутация.
Фердинанд Католический
Дело в
