26 февраля Департамент полиции перлюстрировал еще одно письмо из Петербурга, которое было направлено в Германию (по адресу: Бреславль, Гумбольтштрассе, владельцу табачной фабрики Густаву Титце) и ошибочно датировано 25 февраля{11}. Автор этого письма тоже не был установлен. Однако есть основания думать, что оно принадлежало И. В. Джугашвили.
Учитывая новизну и значимость этого документа, привожу его полностью:
«Здравствуй, друг! Получили ли мое первое письмо?
1) В кооперативе дела обостряются. Наши стоят крепко. Те наступают, собственно, наступали. Но теперь роли переменились. Посмотрим, что выйдет. Я рад, что № 3 (Малиновский. — А.О.) и № 6 (Петровский. — А.О.) работают дружно. Одно нехорошо: сведущих лиц нет. Я один не смогу угнаться за всем. Помогайте.
2) В В. (по всей видимости, речь идет о редакции газеты „Правда“. — А.О.) дела неважно обстоят. У нас в руках все права, но сил нет, легальных сил. Система руководства извне ни к чему, это все сознают. С № 46 я буду посылать по статье или по две, но это не есть, конечно, руководство. Повторяю, нужны люди, но внутри В. и непременно легальные. Мы хотим пригласить Сурена и [Молония]. Пусть Ильич немедля напишет нам: имеет ли он что против такого приглашения. Алексей пропал куда-то. Как только появится на горизонте, поймаем и пристроим. А он должен появиться. Д. Бедный обеспечен. Бина уехала в Москву по делу московской газеты. Должно быть, дела пойдут хорошо. Да, представьте себе, Ольминский сделался зубастым, клянусь собакой… Даже химик — эх-ма…
3) Ветрова увижу сегодня, не могу никак поймать, закупорился, черт, ввиду вакханалии арестов. Напишу о нем.
4) Виделся с Крассом (Н. Г. Полетаевым. — А.О.). Говорили с вечера до утра, черт меня дери. Денег у него, по-видимому, нет. „Около 3000, пожалуй, достану“. Я сказал, что „рублей 1000, пожалуй, достанем“. Он обрадовался и сказал, что если это нужно, то он „сегодня же“ поедет, лишь бы дали ему деньги на проезд. Ввиду денег я ответил уклончиво, тем более что № 3 очень недоверчиво относится к нему. Условия Красса: 1) дать ему, Крассу, газету на старых звездовских началах, т. е. он хозяин и нанимает, кого найдет нужным. Само собой понятно, он, Красс, по-старому бек и будет на страже в духе соответствующем, 2) у него в редакции будут кроме него самого Гегечкори и Покровский. Причем Гегечкори требует, чтобы Костров был принят в число сотрудников, на что Красс согласен. Красс думает провести Гегечкори. Он не поместит ни одной статьи Кострова, хотя формально последний будет числиться сотрудником, и таким образом мало-помалу подвергнет Гегечкори такой же эволюции, какой он подверг одно время Покровского. Словом, маленькая авантюра. Я ему сказал, что могу ответить не ранее двух недель. Он поехал в Москву к Никитичу по „частным делам“, а ходят слухи, что едет за деньгами. Быть может, не мешало бы дать ему рублей 100 на поездку к вам. Стоит ли, право, не ручаюсь… Я еще поговорю с ним.
5) Дела с библиотекой „Правды“ пока стоят. Существование „Прибоя“ мешает делу. „Прибой“ организован на паевых началах (14 членов), причем более половины беки (хотя ничего антиликвидаторского не хотят, но ждут положительной работы). Беда в том, что № 3, кажется, уже завлекли, и теперь ему (№ 3) трудно выпутаться. Но он выпутается, конечно. Пока приходится ждать. Проклятие, безлюдие сказывается во всем…
6) Как дела с ЦО? Если хотите, я могу дать ЦО обзор двухмесячной борьбы-работы в Питере. Кажется, нелишне будет. Сообщите, если нужно.
7) У нас из ЦО известий мало. Если есть у вас человек, пусть приедет с ношей (только умело и чисто) к № 3. Адрес знаете. Перед отправкой сообщите. Нужны ЦО и „Известия“ до зарезу. Несколько сот штук.
Семерка и „Луч“ в ссоре. Семерка хочет пригласить людей для того, чтобы осудить Дана. Мы своей компанией хотим их еще больше рассорить.
Друзья, немедля пришлите бакинские адреса: хотим организовать скандал Скобелеву»{12}.
Вечером 23 февраля 1913 г. на Калашниковской бирже был организован бал-маскарад, сбор от которого должен был пойти на благотворительные цели. Не исключено, что часть этих средств планировалось использовать ЦК РСДРП для своих нужд. Одним из организаторов этого мероприятия был друг М. И. Фрумкина присяжный поверенный Николай Николаевич Крестинский{13}.
Кто пригласил И. В. Джугашвили на бал-маскарад, выяснить не удалось, но показательно, что, прощаясь с ним в этот вечер, Р. В. Малиновский, встречавшийся перед тем с директором Департамента полиции С. П. Белецким, уже знал, что на Калашниковской бирже И. В. Джугашвили будет арестован{14}.
О том, что произошло дальше, через несколько дней сообщила газета «Луч» в статье «Арест во время маскарада»:
«В воскресенье, 24 февраля, в 12 ч. ночи в помещении Калашниковской биржи во время проводившегося там концерта-маскарада, устроенного с благотворительной целью, явились чины охранной полиции и заявили дежурившему в зале полицейскому чину, что среди гостей на маскараде присутствует лицо, подлежащее личному обыску и аресту. Один из агентов охранного отделения был допущен на концерт. В буфетной комнате агент указал полицейскому чиновнику на неизвестного, сидящего за столиком, занятым группой лиц, среди которых находились члены Государственной Думы. Неизвестный был приглашен следовать за полицейским чином и после безрезультатного обыска арестован и передан чинам охранного отделения. Назвать себя при аресте неизвестный отказался»{15}.
Почти сразу же после ареста И. В. Джугашвили Департамент полиции перехватил следующее письмо из Петербурга в Краков для В. И. Ленина:
«Пишу Вам, как влюбленный, каждый раз прилагаю „портрет“. Ах, дядя, в сем виде я был на днях ввержен в узилище. Вам, вероятно, уже написали об этом. Увы. Не придется Вам радоваться моему освобождению, так как позавчера „ввержен бысть“ наш милый „дюша-грузинчик“. Черти его принесли или какой дурак привел на свой „вечер“. Это было прямо нахальство идти туда. Я не знал о его пребывании в Питере и был ошарашен, узревши его в месте людне. „Не уйдешь“, — говорю. И не ушел. Все теперь на бобах, и я в частности. Мы уже стали толковать о реорганизации… и назначили День для детального обсуждения, но… Мне было приятно узнать от Василия, что Вы относитесь ко мне любовно… Кто-то мешает. Ума не приложу, кто… Изъятие грузина прямо сразило меня. У меня такое чувство, что и я скачу по тропинке бедствия, как и всякий другой, кто будет способствовать обновлению редакции. „Кто-то“ мешает, и „кто-то“ сидит крепко»{16}.
Это письмо, по сути дела, было сигналом о провокации в верхах партии. Однако Краков на подобные предупреждения почему-то не реагировал.
Выше уже отмечалось, что на Краковском совещании в состав Русского бюро были введены И. В. Джугашвили и Я. М. Свердлов, а обязанности его третьего члена по очереди должны были исполнять Р. В. Малиновский и Г. И. Петровский. После того как 10 февраля был арестован Я. М. Свердлов, а 23 февраля — И. В. Джугашвили, в Русском бюро остались только два члена — Р. В. Малиновский и Г. И. Петровский, причем первый занял в нем лидирующее положение.
Поскольку И. В. Джугашвили был арестован в ночь с субботы на воскресенье, можно было ожидать, что Петербургское охранное отделение рапортует о его задержании не ранее понедельника, 25-го. Однако его начальник уже утром 24-го поставил в известность о произошедшем ночью аресте как директора Департамента полиции{17}, что было не совсем обычно, но вполне понятно, так и министра внутренних дел{18}, факт явно неординарный. И тогда же, утром 24-го, директор Департамента полиции С. П. Белецкий дал Особому отделу распоряжение срочно составить справки на И. В. Джугашвили и Ф. Голощекина{19}. Заказ на справку с грифом «экстренно» был получен Регистрационным отделением Центрального справочного алфавита в 12.38, в 13.50 «Справка по ЦСА» на четырех листах была представлена в Особый отдел{20}, после чего началось срочное составление самой справки об И. В. Джугашвили. В этот же день она была представлена С. П. Белецкому.
«Вследствие приказания Вашего превосходительства, — писал заведующий Особым отделом А. М. Еремин, — имею честь представить краткие справки на членов Центрального комитета Российской социал-демократической партии Шаю Голощекина и Иосифа Джугашвили»{21}.
В чем заключалась причина подобной спешки, остается неизвестным. Однако обращает на себя внимание то, что если справка на Ф. Голощекина отложилась в архиве Особого отдела Департамента полиции{22}, то подобная же справка на И. В. Джугашвили сохранилась не только в архиве Департамента полиции{23}, но и в архиве Управления дворцового коменданта{24}. Возникает вопрос: не была ли она составлена по распоряжению дворцовой полиции? И не явилось ли это распоряжение причиной столь экстренного ее составления? Если принять такое допущение, получается, что дворцовая полиция получила информацию об аресте И. В. Джугашвили сразу же после его задержания{25}.
