для Потемкина). Екатерине пришлось позаботиться и о крестьянах-погорельцах, оставшихся без крова над головой в результате опустошительного пожара, случившегося в Коломенском в 1781 году.
«Москва от копеечной свечки сгорела», – гласит пословица. Так вышло и в этом случае: «19 сентября, в воскресенье, в 10-м часу пополуночи, в доме крестьянина Ивана Ивановича Зарубина сделался пожар от зажженной у образа дочерью его свечи и от того погорело 62 двора со всеми пожитками, кроме лошадей и рогатого скота». Число дворов указывает на масштаб пожара, последствия которого устранили на удивление быстро, отстроив село заново «с двумя посадами по дороге к дворцу с указанием проулков».
Смерть Екатерины в 1796 году ненадолго прервала связь царской семьи с Коломенским. Ставший императором после стольких лет ожидания Павел Петрович не оставил здесь каких-либо ярких следов своего влияния, в Коломенском он бывал еще при жизни матери, участвуя в обедах и охоте. А вот с его сыновьями, Александром и Константином, связана занятная легенда о проведенном ими здесь детстве. Внуки императрицы родились соответственно в 1777 и 1779 годах и успели при бабушке порезвиться на лугах и в садах Коломенского. Старожилы передавали из уст в уста предание о том, как маленькие Саша и Костя учились стрелять из пистолета в Дьяковском овраге. А о кедре, под которым будущий император Александр I учился, мы уже писали.
Воспоминания о проведенном здесь счастливом детстве не позволили Александру в 1808 году согласиться с предложением министра уделов графа Дмитрия Гурьева разобрать обветшавший дворец. Наоборот, император приказал «строение сохранить и насколько возможно сохранить его от дальнейшего разрушения». Александр часто вспоминал, как бабушка учила его игре на бильярде в Коломенском дворце… Во время царствования в 1801–1825 годах Александра Павловича Россия пережила тяжелейшую по своим последствиям Отечественную войну, огненное колесо которой прокатилось и через Коломенское. Еще летом 1812 года крестьяне могли видеть идущие по Москве-реки караваны с эвакуирующимся имуществом. Именно здесь, у Коломенского, и затонул один из таких караванов с баржами, наполненными мукой и архивом кремлевских учреждений. Караул, сопровождавший суда, разбежался по округе.
А в первых числах сентября 1812 года, после занятия Москвы французами, в село на постой пожаловала резервная кавалерия Великой армии под командованием маршала Иоахима Мюрата. В начале русской кампании в резервной кавалерии насчитывалось свыше 30 тысяч всадников, и в кровавой мясорубке Бородинского сражения она заметно пообтрепалась. До Коломенского добрались самые счастливые. Но все равно их осталось немало. Сам Мюрат квартировал в усадьбе Баташевых на Яузе.
В Коломенском французы вели себя так же варварски, как и во всей Москве (подробно об этом рассказывается в моей книге «Москва, спаленная пожаром. Первопрестольная в 1812 году». М., 2012). Храмы Коломенского они обобрали как липку, всем, что блестело или сверкало, набивали оккупанты свои прохудившиеся карманы. Художник Василий Верещагин в своей книге «Наполеон в России» писал: «Священник Казанской церкви села Коломенского, близ Москвы, рассказывал мне, со слов своего покойного тестя, что тот, будучи мальчиком, спрятался от французов в печку и, когда вечером, соскучившись и проголодавшись там, начал плакать, они его вытащили, обласкали и утешили сахаром. Вся священная утварь этой церкви была похищена солдатами, но священник пошел к Мюрату, остановившемуся невдалеке, и со слезами умолил возвратить вещи, нужные для богослужения – их разыскали и отдали ему; надпись на одном из серебряных сосудов свидетельствует об этом».
Да, изредка бывало и такое. Но в основном солдаты и офицеры наполеоновской армии занимались тем, что оскверняли храмы, превращая их в конюшни. Там, где преклоняли колени перед образами русские цари, теперь жевали отнятый у крестьян овес исхудавшие кавалерийские лошади. Дворец Екатерины также не вызвал пиетета у захватчиков, что выглядит как невероятная ирония судьбы. В покоях императрицы, трепетавшей перед французским Просвещением, теперь распивали пунш носители этих идей. Даже не верится, что земляки Дидро, Вольтера и Монтескье были способны на такое варварство.
Неудивительно, что, несмотря на редкие милости, проявляемые французами, крестьяне испытывали к непрошеным гостям жгучую ненависть. Особенно опасно было выходить за границы Коломенского ночью. Крестьяне караулили неприятельских солдат и убивали их. Не прекратилась месть и после того, как в центре села были поставлены виселицы, на которых были повешены взятые ранее в заложники местные жители. Число убитых французов исчислялось десятками.
Через год после окончания войны управитель Брыкин сообщал, «что перед приходом неприятеля он спрятал все письменные документы и описи в кладовке, где хранились и прочие вещи, наличность казенная и денежная сумма, но ничего не нашел, ибо как наличность казенная, так и бумаги с деньгами, положенные в сундук за моей печатью, – все похищено». Похищено все могло быть не только французами, но и крестьянами. Недаром в народе говорят: «Кому война, а кому мать родна». Проведенное после 1812 года расследование показало, что подмосковные крестьяне активно занимались мародерством, особенно в период, когда французы из Москвы бежали, а русские войска еще в нее не вошли. Грабили все, что плохо лежало, и то, что не унесли с собою оккупанты, выбиравшиеся из Первопрестольной целые сутки (их обоз с награбленным шириною в четыре ряда растянулся на многие километры). Но вряд ли жители самого Коломенского занимались грабежами в своем селе, это были заезжие гастролеры.
Но кое-что от спрятанного в 1812 году все же нашлось. В 1917 году в храме Вознесения была найдена икона Божией Матери «Державная», находившаяся до Отечественной войны в кремлевском Вознесенском монастыре и отправленная в Коломенское на сохранение. День обретения иконы, 2 марта, отмечается как церковный праздник. А дворец Екатерины сильно пострадал и во время недолгого французского постоя, и в период расквартирования здесь отрядов владимирского ополчения в 1813 году, что дало основание управителю написать в докладной записке, что здание «в таком состоит положении, что к скорому подвержено падению». Восстановлению дворец не подлежал.
Не скоро царь Александр Павлович пришел к мысли о необходимости строительства в Коломенском нового, собственного дворца. Причем государево село он не забывал, наведываясь сюда при каждом удобном случае. В частности, в 1816 году приехав в Москву, государь предпринял вояж по подмосковным дворцам и усадьбам. 26 августа 1816 года фрейлина и генеральша Мария Волкова писала своей знакомой Варваре Одоевской: «Долетают до нас и московские слухи. Там дают праздники за праздником. Нам прислали визитные карточки графини Орловой и пригласительные билеты на бал, который графиня давала для Государя 23-го числа. Бал стоил ей, говорят,
