Смирнов считает, что связывать факт измены с личностью Андрея Телятевского совсем не обязательно, так как в 35-тысячном войске Болотникова, участвовавшем в сражении при Восьме, имелось несколько отдельных отрядов (И. И. Смирнов, стр. 441).
Имеется в виду сражение 12 июля 1607 г. на р. Вороньей, в 10 верстах от г. Тулы. В этом сражении Болотников потерпел поражение от подошедших к Туле войск царя Шуйского и вынужден был отступить в город и сесть здесь в осаду. Так началась оборона Болотниковым Тулы, длившаяся до октября 1607 г. Представляет интерес сообщение Буссова о том, что Болотников, отступив в Тулу после поражения на Восьме, за несколько дней (“в спешке”) сумел пополнить свою армию. Это показывает, что армия Болотникова создавалась не всегда в порядке стихийного притока людей, но и путем организованного набора. В данном случае, вероятно, Болотников набрал в армию жителей г. Тулы.
Положение внутри осажденной Тулы описано Буссовым весьма подробно. Это вполне естественно, так как Буссов находился сам среди осажденных. Из записок Буссова видно, что в осажденной Туле находился сын Буссова Конрад. Взятый в плен, он был отправлен с другими пленными немцами в Сибирь. Важные сведения сообщает Буссов о деятельности Болотникова. Сам Болотников в изображении Буссова выступает как стойкий и убежденный борец. Изложение Буссовым речи Болотникова о верности долгу, если она и не была произнесена, все же отражает то, как представлялось положение Болотникова в этой сложной обстановке постороннему наблюдателю. Несмотря на “недовольство” в армии осажденных против Болотникова, о котором пишет Буссов, он сумел сохранить власть и влияние до последнего дня осады. Напротив, в результате того же недовольства авантюрист Шаховской был схвачен “горожанами и казаками и посажен в тюрьму”. Попытки Болотникова получить помощь для осажденных в Туле не увенчались успехом. Из Польши ответа не было. Посланный Болотниковым Заруцкий также не смог организовать помощь.
Буссов связывает появление Лжедимитрия II с поляками. В исторической литературе вопрос о причинах появления в 1607 — 1610 гг. второго самозванца, претендовавшего на русский престол, решается по-разному. Многие из дореволюционных историков (М. М. Щербатов, Н. М. Карамзин, В. О. Ключевский, С. Ф. Платонов и др.) правильно ставили появление Лжедимитрия II в зависимость от агрессивных целей польско-литовских панов и шляхты. Напротив, такие историки, как С. М Соловьев, Н. И. Костомаров, М. Н. Покровский, считали, что Лжедимитрий II появился независимо от поляков, что выдвинули его определенные круги русской общественности, прежде всего казачество и служилый люд, ненавидевшие Шуйского, поляками же Лжедимитрий II пользовался лишь как наемной силой. Советские историки видят в Лжедимитрий II польского ставленника, с помощью которого польско-литовские паны думали начать свою вторую интервенцию в Россию с целью лишить ее национальной независимости. Буссов говорит, что кандидатуру в самозванцы выдвинули друзья воеводы Сандомирского. Исследованием И. С. Шепелева установлено, что основными соучастниками Лжедимитрия II были польско-литовские паны: Меховецкий, Зеретиновский, Тышкевич, Рогозинский, Харлинский, Трабчинский, Бернардин (И. С. Шепелев. Освободительная и классовая борьба в Русском государстве в 1608 — 1610 гг. Пятигорск, 1957, стр. 42; в дальнейшем: И. С. Шепелев). Польско-литовские паны воспользовались чрезвычайно благоприятной для выдвижения нового самозванца обстановкой в Русском государстве. В стране шла острая классовая борьба, всколыхнувшая все слои населения. Крестьяне и холопы выступали под руководством Болотникова против боярско-крепостнического правительства В. И. Шуйского. Несмотря на исключительную по размаху и мощи силу крестьянского восстания Болотникова, ему были присущи все те черты стихийности, бессознательности, наивной веры в хорошего царя, которые вообще характеризуют крестьянские движения “Царистские” настроения, как уже указывалось (см. стр. 358, 360), нашли свое выражение в лозунге, выдвинутом восставшими: “за царя Димитрия”. В 1606 — 1607 гг. этот лозунг играл большую мобилизующую роль в антифеодальном крестьянском восстании, хотя в тот период еще не было даже лица, которое приняло бы на себя имя Димитрия. С появлением самозванца, выдвинутого польско-литовскими панами, вера в хорошего царя обусловила ту легкость, с которой народные массы восприняли известие о вторичном спасении царя Димитрия. Политикой Шуйского, искавшего опору в родовито-княжеской боярской знати, были недовольны многие служилые люди, дворяне и дети боярские. Шуйский не пользовался авторитетом и среди боярства. Указанные выше классовые и внутриклассовые противоречия облегчили широкое признание Лжедимитрия II русским царем. Объявление самозванца царем Димитрием произошло в Стародубе в “десятую пятницу после русской пасхи” (Будила. Дневник событий, относящихся к смутному времени — 1603 — 1613 гг. РИБ, т. I, стлб. 123), т. е. 12 июня 1607 г. Сообщение Буссова о том, что самозванца “нашли у одного белорусского пана в Шклове” (местечко Могилевской губ.) и что он был учителем, является одной из версий, которых много бытовало в то время. Эти версии встречаются в разных источниках (о них см.: С. М. Соловьев, т. VIII, стр. 167). Устрялов, ссылаясь на Петрея, предполагает, что буссовское “Sloba” означает местечко Сокол Витебской губ. (Н. Устрялов, ч. I, стр. 390). В литературе социальное и национальное происхождение Лжедимитрия II до сих пор не выяснено. Факт пребывания Лжедимитрия II с паном Меховецким в Путивле до того момента, как он попал в Стародуб, другими источниками не подтверждается. В “Новом летописце” говорится лишь: “Нача ево все почитати царем и писаху грамоты в Путивль, в Чернигов, в Новгородок” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 76), в результате чего эти города признали самозванца царем. На тесную связь Лжедимитрия II с паном Меховецким указывают Краевский (И. С. Шепелев, стр. 42) и Маскевич. Последний в своих записках пишет. “Этого Димитрия воскресил Меховецкий, который, зная все дела и обыкновения первого Димитрия, заставил второго плясать по своей дудке” (Н. Устрялов, ч. II, стр. 21). Большинство источников (“Новый летописец”, Будила и др.) подтверждают сообщение Буссова, что первоначально Лжедимитрий II в Стародубе назвался царским родственником со стороны Нагих и даже сыном Андрея Александровича Нагого — Андреем Андреевым. В “Новом Летописце” говорится лишь об одном из спутников Лжедимитрия, который “сказался” московским подьячим Олешкой Рукиным. Рассказ о пытке, во время которой произошло объявление Лжедимитрия 11 царем, повторяется с меньшими подробностями, чем у Буссова, во многих источниках (“Новый летописец” и др.). Признание И. М. Заруцким Лжедимитрия II царем можно объяснить авантюристическими планами самого Заруцкого и тем, что он понимал мобилизующее значение лозунга “за царя Димитрия” для народных масс и в особенности для осажденных в Туле.
Факт прибытия Меховецкого с несколькими эскадронами в Стародуб в день объявления самозванца
