Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Но выход оказался трагическим: Горбачёв и Ельцин, захватив власть, не сумели её поделить, Ельцин со всем своим окружением, преимущественно еврейским, захватили всю полноту власти, разделили между собой почти всё государственное имущество, земли, деньги, заводы и фабрики, газ, нефть, золото, банковские счета и пр. и пр., создали антинародную Конституцию…

В связи с этим необходимо указать ещё на одну статью, опубликованную накануне трагических событий, – на статью «Мысли и факты» (Земля. М.; Таруса, 1988. № 5. Редактор В.Н. Осипов), перепечатанную в журнале «Вече» (1988) и составленную из обращений В. Брюсовой, доктора искусствоведения, члена Союза художников, лауреата Государственной премии РСФСР, Г. Литвиновой, доктора юридических наук, и члена СП СССР Т. Пономарёвой в высшие партийно-правительственные инстанции: «В последние месяцы некоторые органы печати, как по команде, начали кампанию против русского «шовинизма» и русского «национализма». Речь идёт о «Московских новостях», «Известиях», «Огоньке», «Вечерней Москве», «Советской культуре». Все статьи направлены против патриотического объединения «Память». До этого были нападки на наших писателей – В. Белова, В. Астафьева, на режиссёра и актёра Н. Бурляева, на историка А. Кузьмина, критика В. Кожинова и на многих других… Невольно возникает вопрос, с чего это вдруг русские люди, видные деятели нашей культуры, впали в один порок: национализм, шовинизм, антисемитизм и даже фашизм. Искони одной из черт русского национального характера было ярко выраженное чувство народолюбия. Это неопровержимо подтверждает история» (Там же. С. 178). И тут же последовал вывод из обращения: «Но русские никогда не смирятся с тем, что их превратили в послушных исполнителей чужой воли, в «гоев» – те, кто ставит это своей целью, – жестоко просчитаются» (Там же. С. 182).

Так что острые национальные отношения по-прежнему волновали русское общество, шла полемика между писателями, художниками, режиссёрами, учёными. Выходили многочисленные публикации русских эмигрантов, преимущественно еврейской национальности, полные ненависти к России, её настоящему и её прошлому.

Игорь Шафаревич, академик РАН, тщательно изучивший эти публикации (книги и статьи Г. Померанца, А. Амальрика, Б. Шрагина, А. Янова, Р. Пайпса и др.), изложил в «Русофобии» основные положения этих книг, статей и очерков. Они сводились к следующему:

«Историю России, начиная с раннего Средневековья, определяют некоторые «архетипические» русские черты: рабская психология, отсутствие чувства собственного достоинства, нетерпимость к чужому мнению, холуйская смесь злобы, ненависти и преклонения перед чужой властью.

Издревле русские полюбили сильную, жестокую власть и саму её жестокость; всю свою историю они были склонны рабски подчиняться силе. До сих пор в психике народа доминирует потребность во власти, «тоска по Хозяину».

Параллельно русскую историю ещё с ХV века пронизывают мечтания о какой-то роли, или миссии России в мире, желание чему-то научить других, указать какой-то новый путь или даже спасти мир. Это «русский мессианизм» (а проще – «вселенская русская спесь»), начало которого авторы видят в концепции «Москвы – Третьего Рима», высказанной в ХVI веке, а современную стадию – в идее всемирной социалистической революции, начатой Россией.

В результате Россия всё время оказывается во власти деспотических режимов, кровавых катаклизмов. Доказательство – эпохи Грозного, Петра I, Сталина.

Но причину своих несчастий русские понять не в состоянии. Относясь подозрительно и враждебно ко всему чужеродному, они склонны винить в своих бедах кого угодно: татар, греков, немцев, евреев… только не самих себя.

Революция 1917 г. закономерно вытекает из всей истории. По существу, она не была марксистской, марксизм был русскими извращён, переиначен и использован для восстановления старых традиций сильной власти. Жестокости революционной эпохи и сталинского периода объясняются особенностями русского национального характера. Сталин был очень национальным, очень русским явлением, его политика – это прямое продолжение варварской истории России. «Сталинизм» прослеживается в русской истории по крайней мере на четыре века назад.

Те же тенденции продолжают сказываться и сейчас. Освобождаясь от чуждой и непонятной ей европеизированной культуры, страна становится всё более похожей на Московское царство. Главная опасность, нависшая сейчас над нашей страной, – возрождающиеся попытки найти какой-то собственный, самобытный путь развития, – это проявление исконного «русского мессианства». Такая попытка неизбежно повлечёт за собой подъём русского национализма, возрождение сталинизма и волну антисемитизма. Она смертельно опасна не только для народов СССР, но и для всего человечества. Единственное спасение заключается в осознании гибельного характера этих тенденций, в искоренении их и построении общества по точному образцу современных западных демократий.

Некоторые же авторы этого направления высказывают бескомпромиссно-пессимистическую точку зрения, исключающую для русских надежду на какое-либо осмысленное существование: истории у них вообще никогда не было, имело место лишь «бытие вместо истории», народ оказался лишь мнимой величиной, русские только продемонстрировали свою историческую импотенцию, Россия обречена на скорый распад и уничтожение» (Шафаревич И. Русофобия. М., 2005. С. 22—24). Автор изложил лишь «самую грубую схему» того, что в своих очерках и книгах воссоздали представители того литературного направления, которое И. Шафаревич отнёс к так называемому «Малому народу», вспомнив меткое определение этому направлению, которое дал ему Огюстен Кошен, изучавший историю Французской революции и выделивший «Малый народ», господствовавший над «Большим народом». И. Шафаревич приводит цитаты из этих ужасающих книг, пропитанных отвращением к русскому народу… «По-видимому, в жизни «Малого народа», обитающего сейчас в нашей стране, еврейское влияние играет исключительно большую роль: судя по тому, насколько вся литература «Малого народа» пропитана идеями еврейского национализма, естественно думать, что именно из националистически настроенных евреев состоит то центральное ядро, вокруг которого кристаллизуется этот слой… Однако категория «Малого народа» шире: он существовал бы и без этого влияния, хотя активность его и роль в жизни страны была бы, вероятно, гораздо меньше» (Там же. С. 100).

И. Шафаревич легко и доказательно опроверг все эти досужие домыслы.

Александр Солженицын, изучавший все эти вопросы и проблемы, высказывает поразившее его наблюдение: «Во многих голосах пробуждённого еврейского самосознания – удивляли, резали слух и сердце – противорусские чувства и доводы» (Солженицын А.И. Двести лет вместе. Ч. 2. М., 2002. С. 484).

Но «противорусскими чувствами и доводами» никого не удивишь, этими чувствами и доводами пронизаны чуть ли не все еврейские публикации на Западе или в самиздате в России. Другое потрясло Александра Солженицына:

«Это было, конечно, целое историческое движение – отворот евреев от советского коммунизма.

В 20-х и 30-х казалась необратимой сращённость советского еврейства с большевизмом. И вдруг – они расходятся? Да радость же!

Разумеется, – как и вообще всегда у всех людей и у всех наций, – нельзя было ждать, что при этой переоценке будут звучать сожаления о прежней вовлечённости. Но я абсолютно не ожидал такого перекоса, что вместо хотя бы шевеления раскаяния, хотя бы душевного смущения – откол евреев от большевизма сопроводится гневным поворотом в сторону русского народа: это русские погубили демократию в России (то есть Февральскую), это русские виноваты, что с 1918 года держалась и держалась эта власть!» (Там же. С. 454). А. Солженицын, как и И. Шафаревич, приводит ужасающие цитаты из сочинений этих публицистов, которые выросли в России, воспитывались в русской среде, получили образование, много лет работали в популярных русских изданиях, а потом легко и просто утверждают, что «в огромных глубинах душевных лабиринтов русской души обязательно сидит погромщик… Сидит там также раб и хулиган», «Россия – помойная яма», «русский национализм неизбежно примет агрессивный, погромный характер», «заменив вакуум, образовавшийся после исчезновения русской интеллигенции, евреи сами стали этой интеллигенцией»… «Этой интеллигенцией» евреи просто не могли стать, они или создали свою интеллигенцию, или стали частью русской интеллигенции.

Продолжая диалог между русской и еврейской интеллигенцией, Владимир Хазан в книге «Особенный еврейско-русский воздух (К проблематике и поэтике русско-еврейского литературного диалога в ХХ веке)» вспоминает строчки русско-еврейского поэта Давида Кнута и высказывается по поводу многолетнего русско-еврейского диалога вполне оптимистически: