Виктор Петелин - История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

Те же тенденции продолжают сказываться и сейчас. Освобождаясь от чуждой и непонятной ей европеизированной культуры, страна становится всё более похожей на Московское царство. Главная опасность, нависшая сейчас над нашей страной, – возрождающиеся попытки найти какой-то собственный, самобытный путь развития, – это проявление исконного «русского мессианства». Такая попытка неизбежно повлечёт за собой подъём русского национализма, возрождение сталинизма и волну антисемитизма. Она смертельно опасна не только для народов СССР, но и для всего человечества. Единственное спасение заключается в осознании гибельного характера этих тенденций, в искоренении их и построении общества по точному образцу современных западных демократий.

Некоторые же авторы этого направления высказывают бескомпромиссно-пессимистическую точку зрения, исключающую для русских надежду на какое-либо осмысленное существование: истории у них вообще никогда не было, имело место лишь «бытие вместо истории», народ оказался лишь мнимой величиной, русские только продемонстрировали свою историческую импотенцию, Россия обречена на скорый распад и уничтожение» (Шафаревич И. Русофобия. М., 2005. С. 22—24). Автор изложил лишь «самую грубую схему» того, что в своих очерках и книгах воссоздали представители того литературного направления, которое И. Шафаревич отнёс к так называемому «Малому народу», вспомнив меткое определение этому направлению, которое дал ему Огюстен Кошен, изучавший историю Французской революции и выделивший «Малый народ», господствовавший над «Большим народом». И. Шафаревич приводит цитаты из этих ужасающих книг, пропитанных отвращением к русскому народу… «По-видимому, в жизни «Малого народа», обитающего сейчас в нашей стране, еврейское влияние играет исключительно большую роль: судя по тому, насколько вся литература «Малого народа» пропитана идеями еврейского национализма, естественно думать, что именно из националистически настроенных евреев состоит то центральное ядро, вокруг которого кристаллизуется этот слой… Однако категория «Малого народа» шире: он существовал бы и без этого влияния, хотя активность его и роль в жизни страны была бы, вероятно, гораздо меньше» (Там же. С. 100).

И. Шафаревич легко и доказательно опроверг все эти досужие домыслы.

Александр Солженицын, изучавший все эти вопросы и проблемы, высказывает поразившее его наблюдение: «Во многих голосах пробуждённого еврейского самосознания – удивляли, резали слух и сердце – противорусские чувства и доводы» (Солженицын А.И. Двести лет вместе. Ч. 2. М., 2002. С. 484).

Но «противорусскими чувствами и доводами» никого не удивишь, этими чувствами и доводами пронизаны чуть ли не все еврейские публикации на Западе или в самиздате в России. Другое потрясло Александра Солженицына:

«Это было, конечно, целое историческое движение – отворот евреев от советского коммунизма.

В 20-х и 30-х казалась необратимой сращённость советского еврейства с большевизмом. И вдруг – они расходятся? Да радость же!

Разумеется, – как и вообще всегда у всех людей и у всех наций, – нельзя было ждать, что при этой переоценке будут звучать сожаления о прежней вовлечённости. Но я абсолютно не ожидал такого перекоса, что вместо хотя бы шевеления раскаяния, хотя бы душевного смущения – откол евреев от большевизма сопроводится гневным поворотом в сторону русского народа: это русские погубили демократию в России (то есть Февральскую), это русские виноваты, что с 1918 года держалась и держалась эта власть!» (Там же. С. 454). А. Солженицын, как и И. Шафаревич, приводит ужасающие цитаты из сочинений этих публицистов, которые выросли в России, воспитывались в русской среде, получили образование, много лет работали в популярных русских изданиях, а потом легко и просто утверждают, что «в огромных глубинах душевных лабиринтов русской души обязательно сидит погромщик… Сидит там также раб и хулиган», «Россия – помойная яма», «русский национализм неизбежно примет агрессивный, погромный характер», «заменив вакуум, образовавшийся после исчезновения русской интеллигенции, евреи сами стали этой интеллигенцией»… «Этой интеллигенцией» евреи просто не могли стать, они или создали свою интеллигенцию, или стали частью русской интеллигенции.

Продолжая диалог между русской и еврейской интеллигенцией, Владимир Хазан в книге «Особенный еврейско-русский воздух (К проблематике и поэтике русско-еврейского литературного диалога в ХХ веке)» вспоминает строчки русско-еврейского поэта Давида Кнута и высказывается по поводу многолетнего русско-еврейского диалога вполне оптимистически:

Владимир Хазан (1952), эмигрант, уехал из России в 1992 году, преподает на кафедре русских и славянских исследований Еврейского университета в Иерусалиме, автор нескольких книг по русской литературе, в том числе «Проблемы поэтики С. Есенина» (1988), «Тема смерти в лирических циклах русских поэтов ХХ века» (1990), «О. Мандельштам и А. Ахматова: наброски к диалогу» (1992). «Особенный еврейско-русский воздух» – итог его многолетних наблюдений и размышлений над русско-еврейскими литературными связями, представляющими интереснейший и отнюдь не до конца осмысленный культурно-исторический феномен. «Собранные под одной обложкой материалы написаны в разных жанрах – от научной статьи до научно-популярного очерка – и предлагают читателю некоторые аспекты этой полифонической темы», – говорится в аннотации к этой книге. И в предисловии «От автора» читаем: «Солидный кусок еврейской истории, связанный с Россией, не может быть однозначно сведён к ненависти и погромам, нелепым подозрениям и наветам, насилию и преследованиям. Вопреки всему этому, века исторических связей русских (в широком смысле – как россиян) и евреев привели к возникновению подлинных культурных ценностей, обладателями которых в общей и равной степени являются и те и другие… В книге раскрываются некоторые новые аспекты русско-еврейского диалога в области изящной словесности. Контакты и касания, а подчас противоречия и столкновения – словом, то, что и составляет понятие диалога, независимо от того, осознается ли он ведущими его сторонами как целенаправленный, – образуют явления, требующие пристального внимания и анализа, – в целом ряде случаев ни то ни другое их в нужной степени не коснулось…» (Хазан В. Особенный еврейско-русский воздух. М.; Иерусалим, 2001. С. 7—8).

В этом – основы русско-еврейского диалога в области изящной словесности, диалога научного, объективного, беспристрастного.

Еле приметной точкой мелькало на литературном горизонте имя молодого прозаика Василия Белова: «Деревня Бердяйка» (Наш современник. 1961. № 3), на которую мало кто обратил внимание, сборник стихов, сборник рассказов «Речные излуки», вышедший в издательстве «Молодая гвардия» в 1964 году. И неожиданно – повесть «Привычное дело» в журнале «Север», в первом номере за 1966 год. В центре повести – рядовая крестьянская семья, живущая на не слишком щедрой к человеку вологодской земле.

А незадолго до В. Белова пришёл в издательство «Советский писатель» Евгений Иванович Носов со сборником своих рассказов и повестью «Моя Джомолунгма». Такого Носова никто в издательстве не знал, подшучивали: не хватит ли нам одного Носова – Николая Николаевича? И действительно, Евгения Носова знали только в Курске, здесь вышли первые сборники его рассказов – «На рыбачьей тропе» и «Дом за триумфальной аркой», а печатался в курских газетах и журналах, изредка – в журналах «Молодая гвардия» и «Наш современник». В 1961 году вышел сборник рассказов «Тридцать зёрен» в издательстве «Молодая гвардия» и «Где просыпается солнце?» в Курском книжном издательстве.

Чаще всего молодой писатель, повзрослевший, оказывается в родной деревне, ведёт разговор с теми, кто помнит его отца, мать, родных. Здесь он родился и вырос, здесь он познал первые человеческие радости, слёзы, обиды. Здесь он научился смеяться и плакать, впервые подрался, отстаивая свои убеждения. Всё здесь было впервые, если не с ним, то с отцом, дедом, прадедом.

Очень точно удалось Юрию Сбитневу передать свои чувства и впечатления от встречи с родной стороной: «Сладко пахнет занявшейся в печах берёзовой корой. Запах этот поднимает в душе какие-то сокровенные чувства. Будит память о далёком теперь уже детстве, о песнях, что слышал с колыбели, о сырых грибных местах, о румяном жаворонке с глазами-изюминками, что уместился на плоской ладони бабушки, готовый вот-вот вспорхнуть, о санках-леточках, о всём том, что вписано в наши сердца большими, очень большими буквами – Родина».

На секунду прервём своё повествование и предоставим выписку из дневниковых записок одного из внимательных читателей: