Исчезновение материальной заинтересованности не компенсировалось задором ударников производства, и в целом производительность труда падала. Отношение к общественной собственности зачастую было несознательным, продовольственные запасы и даже семенной фонд при случае могли ускоренными темпами проесть «сообча». Большой моральный ущерб наносила показуха. Вдоль полотна железной дороги, по которой часто курсировали правительственные литерные поезда, на полях трудились разодетые в праздничные одежды крестьяне, распевая под музыкальный аккомпанемент жизнерадостные песни. Чтобы создать видимость богатого урожая, рисовую рассаду высаживали пучками. От этого она, когда начинала входить в рост, загнивала на корню, и чтобы исправить положение, на полях запускали вентиляторы. Работы повсюду велись некомпетентно, штурмовщина еще больше снижала качество.
«Дорожить каждым зерном!» (Фан Цзэнсянь)Высшие партийные руководители решили лично выехать на места, чтобы иметь представление о происходящем не только через цифры отчетности и прикрытое шелковой занавесочкой окно салон-вагона. Мао Цзэдун посетил свою родную деревню Шаошань в провинции Хунань, где не был уже больше тридцати лет. Поклонившись могилам родителей, он решил, как подобает, почтить души предков в сельской часовенке. Но оказалось, что ее совсем недавно разобрали на кирпичи для строительства доменной печи. Близ деревни в авральном порядке было построено водохранилище, но плотина протекала, и во время дождей приходилось откачивать воду — чтобы гидросооружение не учинило губительного наводнения.
Но местный молодой партийный руководитель Хуа Гофэн произвел на Мао самое благоприятное впечатление своей энергией и верою в конечное торжество коммунизма — ив скором будущем его ждала блистательная карьера.
* * *
На пленуме ЦК, состоявшемся в конце 1958 г., курс «трех знамен» был признан в целом правильным, но в итоговый документ все же вписали, что «переход к коммунизму представляет собой сложный и длительный процесс, и перескочить через этап социализма нельзя».
Весной следующего 1959 г. повсеместно стала ощущаться нехватка овощей, рыбы, масла и, что особенно болезненно, чая. К лету ситуация обострилась, страна начинала поедать то, что было необходимо для посева. Стравленный на никчемную металлургию уголь не попал в топки паровозов, и на транспорте стали возникать серьезные перебои.
Ясли в деревне (Сян Ян. Лубок)На очередном пленуме Мао Цзэдуну, настаивавшему на том, чтобы следовать намеченным курсом без страха и сомнения («достижения огромны, проблем немало, перспективы светлые»), пришлось столкнуться с оппозицией. Особенно смело выступил министр обороны маршал Пэн Дэхуай. Он подверг критике и деревенскую металлургию, и непродуманно форсированное насаждение народных коммун. Отметил, что в руководстве партии сложилась обстановка, когда принцип коллективного принятия решений сменяется личным диктатом. Ответственным за такую ситуацию он назвал все руководство партии, «включая товарища Мао Цзэдуна».
Маршал направил лично Мао письмо — достаточно откровенное и резкое. Адресат сделал его достоянием всеобщей гласности и созвал высших руководителей партии на совещание. Принял он их, судя по всему, только что выйдя из бассейна — в купальном халате и в тапочках — шлепанцах. Прозвучали грозные слова. Мао назвал письмо Пэн Дэхуая попыткой расколоть партию и предупредил, что если такое произойдет — он создаст новую партию и новую армию. В ближайшем своем выступлении он повторил угрозу, заявив, что если будут продолжаться нападки на «курс трех красных знамен» и на него лично, то: «Я уйду, я пойду в деревню и возглавлю крестьян, чтобы свергнуть правительство. Если освободительная армия не пойдет на мной, то я пойду искать Красную армию».
В такой ситуации позицию Пэн Дэхуая поддержали немногие. Чжоу Эньлай, Лю Шаоци, Чжу Дэ и другие предпочли не рисковать единством партийных рядов. Несогласные с Мао сами стали объектом нападок. Вскоре они во главе с Пэн Дэхуаем были сняты со своих постов. Новым министром обороны стал Линь Бяо — всегда клявшийся в личной преданности вождю.
Укрепив свои позиции, Мао повел страну прежним курсом. Англию теперь было постановлено догнать за 5 лет. Но в 1960 г. повсеместно начался голод, продолжавшийся и в следующем году. Зерновых стали собирать меньше, чем в 1954 г., резко сократилось поголовье скота.
На национальных окраинах многие местные руководители, представители коренных народов, были заменены присланными из центра ханьцами. Это усугубило там недовольство реалиями «большого скачка». В Тибете под лозунгами независимости вспыхнуло вооруженное восстание. Его подавление привело к десяткам тысяч жертв. 80 тысяч тибетцев во главе с далай-ламой покинули территорию Китая. То же сделали 60 тысяч синцзянских уйгуров, перебравшихся в Советский Союз.
* * *
Внешняя политика Китая способствовала росту международной напряженности. В 1958 г. возобновились обстрелы расположенных в Тайваньском проливе островков, занятых гоминьдановскими войсками. В ответ США вернули туда корабли 7-го флота, а в ситуации, когда СССР и КНР были связаны военным договором, это грозило столкновением двух ядерных держав.
Осенью 1959 г. интересы СССР вновь были существенно задеты: Китай спровоцировал кровопролитные вооруженные столкновения с Индией, с которой у Советского Союза были очень хорошие отношения и которой он оказывал военную помощь и осуществлял военные поставки. Получилось, что две крупнейшие азиатские страны воюют друг с другом советским оружием — это существенно подрывало международной престиж СССР. Напряженность нарастая, привела в 1962 г. крупному китайско-индийскому конфликту, в результате которого КНР захватила стратегически важные районы близ границ Пакистана и Афганистана.
Мао твердо решил, что КНР должна стать во главе коммунистического и национально-освободительного движения во всем мире, а он сам — «коммунистом № 1». Широкой пропагандой Китай представлялся как страна, больше других приблизившаяся к построению коммунистического общества, СССР — как застрявшая из-за ошибок своего руководства на социалистическом этапе, слегка «обуржуазившаяся», а титовская Югославия — как повернувшая обратно в капитализм.
В вину советскому руководству ставилось то, что оно не идет на обострение с империализмом, все чаще говорит о необходимости «политики мирного сосуществования». По-прежнему выражалось несогласие с критикой культа личности Сталина. Добавилось и ухудшение личных отношений между Мао Цзэдуном и Хрущевым. Так, во время официального визита Никиты Сергеевича в Пекин Мао принял его, увлеченно плавая в бассейне — и запросто предложил составить ему компанию. Скорее всего, это было довольно бестактным выражением претензии на лидерство. Но ходили разговоры, что незадолго до этого Хрущев, будучи в Америке, довольно пренебрежительно отозвался о Китае и о его вожде — о чем американские спецслужбы не преминули поставить в известность Пекин.
О нерушимой дружбе «шестой части земного шара с четвертой частью населения земли» говорить уже не приходилось. Работавшим в Китае советским специалистам стало часто выражаться подчеркнутое недоверие — они отстранялись от ответственных участков работы. Летом 1960 г. советское правительство приняло решение об их отзыве. Руководители КНР сразу же стали списывать на эту акцию собственные неудачи с «большим скачком» — что никак не соответствовало действительности, и отказались от импорта нуждающегося в техническом сопровождении советского оборудования. Все чаще происходили нарушения советской границы гражданами КНР. О Хрущеве в китайской прессе отзывались уже без всяких церемоний. Про него писали, что это «человек грубый и вероломный», «пролезший в советскую компартию ревизионист». Обличался он и по нормам конфуцианской морали, как неверный слуга своего государя: «изменивший Сталину, который его очень ценил и выдвигал». Кстати, Мао Цзэдун не раз повторял: «Необходимо бдительно следить за тем, чтобы у нас не появился свой Хрущев!».
* * *
К 1961 г. стало окончательно ясно, что «большой скачок» не удался. Последствия его были тяжкие, в деревне просто страшные: согласно оценкам, от голода погибло около 10 миллионов человек. Валовой национальный продукт сократился на треть, реальные доходы рабочих уменьшились на 10%. Решено было перейти к политике «урегулирования».
Довольно явственно стал обозначаться разрыв между теми, кто стремился развивать страну, исходя в первую очередь из реальных возможностей — среди них наиболее авторитетным руководителем был Лю Шаоци, и теми, кто напирал на примат идеологии — их вождем и знаменем был, конечно, Мао Цзэдун. В неудаче «скачка» Мао, по обыкновению, обвинял «врагов» и «плохих элементов» среди местных руководителей, и призывал к очередной чистке партии от «буржуазных и мелкобуржуазных элементов».
