Довольно явственно стал обозначаться разрыв между теми, кто стремился развивать страну, исходя в первую очередь из реальных возможностей — среди них наиболее авторитетным руководителем был Лю Шаоци, и теми, кто напирал на примат идеологии — их вождем и знаменем был, конечно, Мао Цзэдун. В неудаче «скачка» Мао, по обыкновению, обвинял «врагов» и «плохих элементов» среди местных руководителей, и призывал к очередной чистке партии от «буржуазных и мелкобуржуазных элементов».
В начале 1962 г. прошло самое многочисленное за всю предшествующую историю КПК совещание партийного руководства — на нем присутствовало 7 тысяч партработников всех уровней. В отчетном докладе ЦК, с которым выступил Лю Шаоци, признавалось, что после «большого скачка» стране придется приходить в себя не менее 10 лет. «Битву за сталь» он назвал «мыльным пузырем».
Богатый урожай (Ли Цюнь. Лубок)Было предложено перейти в сельхозкоммунах к закреплению заданий за отдельными семьями, даже за отдельными работниками, а в торговле частично восстановить рыночные отношения. Прозвучали и такие смелые слова: «Некоторым китайским руководителям не хватает скромности и осмотрительности, у них много зазнайства и самодовольства». К этому заявлению присоединились Дэн Сяопин, особо подчеркнувший, что «опасна ситуация, когда небольшая группа партийных лидеров, а тем более один человек действуют самовластно, не желая выслушивать противоположные мнения», и маршал Чжу Дэ, отметивший опасность левого уклона.
В ходе дискуссии Мао сделал мужественное заявление: «За все ошибки, допущенные непосредственно ЦК, ответственность несу я, за косвенные отвечаю также я, поскольку я являюсь председателем ЦК». Но это «допущенные ЦК» — непосредственно и косвенно, означало, что каждый отвечает за упущения, сделанные на своем месте — то есть виноваты и верхи, и низы — вплоть до секретарей парткомов народных коммун. Ошибочность «курса трех красных знамен» Председатель признать не пожелал. По нему выходило, что главная причина неудач — в недостаточном уровне революционности.
В его поддержку выступил новый министр обороны маршал Линь Бяо, поделившийся наблюдением: дела шли плохо только тогда, когда к мнению Мао Цзэдуна не относились с должным уважением. Земляк Мао, секретарь уездного парткома из его родной Хунани — Хуа Гофэн тоже присутствовал на партийном форуме и заявил в своем выступлении, что возвращение к посемейным, тем более индивидуальным заданиям — пораженчество. Надо уверено идти социалистическим путем Мао Цзэдун не преминул заметить в кругу соратников: «Хуа Гофэн — это честный человек». В его устах такие слова дорогого стоили.
Но в целом происходившее на совещании если и не означало для Мао Цзэдуна, по традиционным понятиям, потери лица, то все же было существенным поражением. После него осмелела творческая интеллигенция, которой не по душе было лицемерное воспевание «большого скачка», к которому ее принуждали в последние годы. Раздавались призывы «писать правду». В порядке иносказания (вообще свойственного китайской культуре), в книгах и на сцене прославлялся Хай Жуй — отважный министр эпохи династии Мин, не боявшийся высказывать императору свое мнение о положении в стране — и уволенный за это в отставку. Никому не надо было растолковывать, что подразумевается конфликт между Мао Цзэдуном и опальным маршалом Пэн Дэхуаем. Партийный публицист Дэн То, главный редактор «Жэньминь жибао», в своих статьях делал намеки еще прозрачнее: они звучали как прямая насмешка над руководством партии. Считалось, что авторы подобных выступлений опираются на поддержку Лю Шаоци. Он и сам опубликовал, значительно переработав, свою статью 30-х годов, в которой речь шла о «некоторых товарищах», которые «ничего не смысля в марксизме-ленинизме или жонглируя марксистско-ленинской теорией, мнили себя «китайским Марксом» или «китайским Лениным». Более того, без зазрения совести требовали, чтобы их уважали как Маркса и Ленина, чтобы их поддержали как «вождей», чтобы к ним питали верность и любовь». Мао Цзэдун предпочел несколько отстраниться от руководства практической деятельностью партии и правительства. В управлении страной более важную роль стали играть прагматично настроенные деятели. Коммуны были поделены на производственные бригады, включающие 10–30 дворов, которые и стали основными трудовыми подразделениями. Крестьяне снова могли владеть приусадебными участками, разводить птицу и свиней. Вновь заработали сельские и городские рынки. Восстанавливалась, хоть и медленно, система оплаты по труду — включая премии. Дэн Сяопин любил повторять пословицу: «Неважно, какого цвета кошка — черного либо желтого, хороша та кошка, которая ловит мышей». Он услышал ее от крестьян провинции Аньхой, которые выступили с инициативой возврата от коммун к кооперативам, к системе контрактации и даже к индивидуальному ведению хозяйства — и успешно проводили ее в жизнь. Через десятилетия эта пословица станет своеобразным лозунгом новой волны китайских реформ. А в 1963 и 1964 гг. рост производства в промышленности составил 20%, в сельском хозяйстве 10%. После костоломного скачка очень даже неплохо.
* * *
Но Мао Цзэдун вовсе не собирался уходить на покой. Семьдесят — разве это возраст? Со свойственной ему политической хваткой, он стремился занять позиции, наиболее выигрышные в видах предстоящей решающей битвы. Делал все возможное
для того, чтобы еще больше утвердить свой авторитет в армии — не зря же он поставил во главе ее своего давнего приближенного Линь Бяо. Военнослужащие значительную часть своего времени проводили на политзанятиях, где им с истинно китайским упорством и мастерством вдалбливали в подкорку «идеи Мао». Армейские типографии огромными тиражами выпускали цитатники с изречениями великого вождя народной революции. Вскоре появится лозунг «учиться у НОАК!» — и вся страна заживет по армейскому образцу (НОАК — аббревиатура нового названия китайской армии).
Весной 1963 г. Мао инспирировал кампанию «за социалистическое воспитание», важнейшей составной частью которой стали репрессии против партийных работников всех уровней, осуждавших курс «трех красных знамен» — многим это стоило жизни.
Чтобы не слишком много думали о себе прагматики, увлеченно насаждавшие начальные формы хозрасчета, Мао Цзэдун выступил с призывом ко всей стране поддержать «опыт Дачжая и Дацина», который состоял в том, что большая сельскохозяйственная бригада, по сути коммуна, из Дачжая обязалась снабжать всеми необходимыми продуктами дацинские нефтепромыслы — весь доход от деятельности которых должен был передаваться государству. Это был замах на создание коммун принципиально нового, аграрно-промышленного типа.
Прагматики из высшего руководства должны были серьезно призадуматься о своем будущем еще в момент начала кампании «за социалистическое воспитание» — при ее проведении основной удар наносился по тем, кто являлся их главной опорой в партии — прагматикам уездного масштаба. Одновременно для принятия надлежащих мер против критиканов-интеллигентов при ЦК КПК была создана «Группа пяти по делам культурной революции»: интересы Мао Цзэдуна в ней представлял известный теоретик Кан Шэн — возможно, соавтор многих трудов Мао. Проработке подверглись многие деятели литературы, театра, кино. Правда, до тюремного заключения и даже до исключения из партии уровень строгости по отношению к ним пока не доходил — «Группа пяти» ограничивалась внушениями. В частности, до сведения творческих личностей довели, что за «дымом столетий», под прикрытием исторических персонажей им не спрятаться — бдительное око партии углядит крамолу везде, поэтому лучше не доводить дела до ее карающего меча.
В совокупности же, как скоро выяснится, мероприятия, проведенные Мао Цзэдуном за период с 1962 по 1965 гг., представляли собой хорошо продуманные и организованные подготовительные действия к одному из величайших потрясений, обрушивавшихся на Китай на протяжении всей его многострадальной истории — Культурной революции.
Были определены и главные объекты атаки. К предводителям группы прагматиков были отнесены Лю Шаоци — Председатель КНР, заместитель председателя ЦК КПК, и Дэн Сяопин — Генеральный секретарь ЦК КПК. Группа — это, конечно, очень условно. Как чего-то оформленного никакой группы не существовало, а названные товарищи в своих выступлениях часто восхваляли «идеи Мао Цзэдуна». Но была приверженность определенной линии развития страны — прагматической и реформистской, допускающей плюрализм мнений. А это претило революционному и деспотическому духу председателя Мао, и люди эти, к своему несчастью, оказались на его пути. Программа преобразования Поднебесной, разработанная Мао Цзэдуном, предполагала продолжение «большого скачка»: превращение страны в совокупность аграрно-промышленных суперкоммун на основании «опыта Дачжая и Дацина». Китайская армия, НОАК должна была превратиться в «великую школу идей Мао Цзэдуна», а по еще большему счету — в образец общественного устройства.
