Но пока равновесие сохранялось. Аль-Салих прожил все лето и осень 1249 года, создал хорошо защищенную базу для операций своей армии близ укрепленного города Мансура — ту же позицию занимали его предшественники Айюбиды во время Пятого крестового похода. Поскольку позиции мусульманской армии были хорошо укреплены и ее ряды пополнила Бахрия, было очевидно, что Крестовый поход короля Людовика встретит намного более серьезное сопротивление, чем в Дамьетте, если осмелится пойти на юг вдоль Нила.[374]
Вслед за франкской оккупацией Дамьетты последовал еще один период осторожного бездействия со стороны Людовика. Капетинг не был заинтересован в использовании Дамьетты как козыря в сделке для получения территориальных уступок в Палестине — он стремился покорить весь Египет Айюбидов, а потом, когда сопротивление мусульман будет поколеблено, повернуть на восток к Иерусалиму. Эта стратегия означала, что в какой-то момент Крестовый поход двинется в глубь страны. Король, судя по всему, знал о проблемах, с которыми столкнулись в Египте кардинал Пелагий и Жан де Бриенн двадцатью одним годом ранее, да и некоторые христианские очевидцы, присутствовавшие в Дамьетте в 1249 году, недвусмысленно упоминали о трудностях Пятого крестового похода. Поэтому, учитывая приближающийся разлив Нила, Людовик даже не пытался выступить на юг. Вместо этого экспедиция стала ждать.
Три месяца Людовик и его советники обсуждали следующий шаг кампании. В качестве ее возможной цели рассматривался порт Александрия, но один из братьев короля — Роберт д’Артуа — очевидно, рекомендовал прямое вторжение в глубь страны на юг, утверждая: «Чтобы убить змею, надо прежде всего снести ей голову». А так как армия аль-Салиха Айюбида теперь занимала позиции в районе Мансуры, Крестовому походу Людовика придется столкнуться с такой же стратегической проблемой, как армии Пелагия. Но опыт высадки в Дамьетте указал на слабость мусульман, и, если добиться успеха на Ниле, прибыль может быть весьма ощутимой. Мусульманский хронист признавал опасность и написал, что «если армия Айюбидов при Мансуре будет отброшена хотя бы на шаг назад, весь Египет будет завоеван в самое короткое время».[375]
Около 20 ноября 1249 года, когда разлившиеся воды Нила стали спадать, армия Людовика начала наступление вдоль восточного берега великой реки. Если провести сравнение с Пелагием, король обладал лучшим — хотя и далеко не полным — пониманием топографии дельты и лучше представлял, что его ждет впереди. Он шел вдоль реки, по которой следовал флот из «многих больших и малых судов, груженных продовольствием, оружием, машинами, броней и всем, что нужно на войне». Скорость была медленной, ветер дул с юга, и было очень трудно плыть против течения, но несколько «прощупывающих» атак Айюбидов — средневековая разведка боем — были с легкостью отбиты, и христиане постепенно приближались к Мансуре.
Ближе к завершающему этапу путешествия Людовик — как и Пелагий до него — должен был пройти мимо точки, где канал Махалла соединяется с Нилом, но этот важный водный путь не был упомянут в повествованиях христиан о наступлении, и франки не делали попыток заблокировать или охранять его. На первый взгляд это кажется абсолютной небрежностью и неосмотрительностью, учитывая решающую роль, которую сыграл канал в 1221 году. Но вероятнее всего, ни Людовик и его современники, ни участники Пятого крестового похода так и не поняли, каким образом аль-Камиль сумел провести флот к северному участку Нила. И даже если бы французский король в 1249 году потратил время на разведку канала, после пика наводнения его воды, скорее всего, были несудоходными.
В любом случае франки продолжили свой марш и 21 декабря оказались на позиции, идентичной той, что занимали участники Пятого крестового похода, — севернее вилки между Нилом и рекой Танис. Айюбиды разбили большой лагерь на противоположном — южном берегу Танис и расквартировали свои главные силы чуть дальше к югу. Мамлюки Бахрии тем временем находились в Мансуре (которая с 1221 года выросла из обычного лагеря в укрепленное поселение). Пока Людовик со своей армией двигался из Дамьетты, события при дворе Айюбидов развивались довольно быстро. После долгой борьбы с болезнью 22 ноября скончался аль-Салих. Фахр ад-Дин вошел в союз с одной из вдов покойного султана — Шаджар (Шаджарат) аль-Дурр. Согласно мусульманским источникам, пара делала все возможное, чтобы скрыть информацию о кончине султана: его тело было тайно унесено и была подделана подпись на документе, которым вся полнота командования армией передавалась Фахр ад-Дину. Султану каждый раз за трапезой ставили прибор, но потом объявляли, что он слишком плохо себя чувствует, чтобы выйти к столу.
Что касается Шаджар аль-Дурр, этот обман должен был сохранить видимость единства Айюбидов перед лицом Людовика и Крестового похода, таким образом она рассчитывала выиграть время, чтобы урегулировать вопрос с преемником султана. Для этой цели командир мамлюков Бахрии Актай был отправлен в Месопотамию, чтобы привезти сына и наследника аль-Салиха — аль-Муаззам Тураншаха, чтобы взять в свои руки правление в Египте. Фахр ад-Дин согласился на этот план и чтобы избежать подозрений, и потому, что таким образом со сцены устранялся потенциальный соперник — Актай. Но в душе Фахр ад-Дин, вероятно, надеялся, что, учитывая огромные расстояния и необходимость пересечь вражеские территории, или послание не дойдет до Тураншаха, или наследник не сумеет добраться до Египта. По словам одного мусульманского хрониста, Фахр ад-Дин «нацелился на единоличное и деспотическое правление».
Несмотря на все запутанные интриги, новость о кончине аль-Салиха все же просочилась, вызвав тревогу и беспорядки в Каире. Скоро и Людовик узнал, что, как он позже заявил, «султан Египта окончил свою презренную жизнь», и это увеличило надежды французского короля на победу.[376]
Теперь перед крестоносцами стояла нелегкая задача — преодолеть барьер, который представляла собой река Танис с очень быстрым течением. Людовик собирался построить нечто вроде дамбы «из дерева и земли» через реку. Чтобы достичь этой цели, король поручил своему «главному инженеру» Жослену де Корно выполнить план, состоящий из двух этапов. Сначала были построены два «кошачьих домика» — передвижные башни с вытянутыми «кошками» — защитными экранами, под прикрытием которых могло вестись строительство. Одновременно с побережья были доставлены восемнадцать камнеметательных машин для обеспечения огневого прикрытия. Когда эти хитроумные приспособления были собраны и установлены на позиции, начался второй, более сложный и опасный этап — сооружение самой насыпи.
К несчастью для франков, в египетской армии тоже имелось шестнадцать баллист на южном берегу Таниса. Как только крестоносцы оказались в радиусе их действия, Фахр ад-Дин приказал вести постоянный обстрел. Камни, дротики, стрелы летели дождем. Как и многие мусульманские армии до них, Айюбиды в Мансуре имели огромное технологическое преимущество над латинянами — большой запас легковоспламеняющегося греческого огня. Фахр ад-Дин обстреливал деревянные башни латинян греческим огнем. Жану де Жуанвилю было приказано на протяжении нескольких ночей охранять одну из уязвимых башен. Позднее он откровенно описал, какой ужас испытали он и его люди, наблюдая за греческим огнем, «когда он летел в нас, походил на огромную бочку с уксусом, за которой тянулся огненный хвост длиной с древко копья. Звук, который он издавал в полете, напоминал раскаты грома с неба; казалось, что это дракон прорезает воздух. Свет, который шел от этой огромной пылающей массы, был так ярок, что весь лагерь представал как на ладони, словно днем». Как-то раз в начале 1250 года, когда Жан и его люди не были на дежурстве, обстрел Айюбидов наконец оказался успешным, и башни загорелись. Благодарный за то, что это произошло не в его дежурство, Жан написал: «Я и мои рыцари благодарили Господа, что Он уберег нас, ибо будь мы ночью на страже, то сгорели бы живьем».[377]
Даже при наличии «кошачьих домиков» попытки сделать насыпь были неудачными, потому что быстрое течение реки разрушало конструкцию. На первой неделе февраля Людовик велел прекратить ненужный труд, и дух армии резко упал, поскольку Крестовый поход, казалось, зашел в тупик. Однажды к Людовику пришел бедуин (в других источниках его называют дезертиром из египетской армии) и сказал, что может показать надежный брод, который обеспечит доступ на южный берег реки. У Людовика возродилась надежда, и он объявил, что немедленно воспользуется бродом для внезапного нападения на лагерь Айюбидов.
Понимая, что операция связана с колоссальным риском и, если латиняне будут окружены и схвачены на противоположном берегу реки Танис, последствия могут быть ужасными, Людовик действовал осторожно. Чтобы избежать обнаружения, было решено переправляться до рассвета. Глубина брода и необходимость действовать быстро не позволили использовать пехоту, и для участия в переправе были выбраны только конные рыцари и сержанты. А чтобы обеспечить строгую дисциплину, эти люди были выбраны из числа доверенного французского контингента Людовика, а также рыцарей тамплиеров и госпитальеров. Франки Утремера и тевтонские рыцари оставались в лагере для его защиты. Было очень важно, чтобы вся ударная группа успела добраться до южного берега и перегруппироваться до начала атаки. Поэтому Людовик приказал ни в коем случае не нарушать строй.[378]
