Но не все злоключения исландцев были порождены деятельностью самих людей. Причина многих несчастий заключалась также в природных катаклизмах. С точки зрения геологии Исландия все еще была формирующимся островом, и ее население на себе прочувствовало все этапы этого становления. Климат становится все холоднее, морозы сковывали льдом моря, блокируя побережья и продлевая и без того долгие зимы (после 1270 года число подобных похолоданий заметно возросло). Но самое худшее было еще впереди. 1283 год открыл собой ряд лет, отмеченных голодом и чумой: в течение семи из последующих десяти лет люди и животные умирали от холода, эпидемий или голода. Начало нового столетия было отмечено извержением вулкана Хеклы, сопровождающимся сильными землетрясениями, а в 1301 году не менее 500 человек на севере острова умерло от эпидемии. Между 1306-м и 1314 годами лишь в течение двух лет люди были избавлены от землетрясений, извержений вулканов и чумы, в результате которых погибло огромное количество людей и были уничтожены основные средства существования. До конца XIV столетия вулканы на юге острова будут периодически извергать из себя огонь и лаву, опустошая целые районы страны. Фермы приходили в запустение, пастбища разрушались, люди и животные гибли в огне, под снежными лавинами и во время наводнений; а там, где небо затягивал дым, поднявшийся из жерла вулканов, птицы падали мертвыми на отравленную землю. Извержение в 1362 году Орэфаёкуля, сопровождавшееся взрывом ледника, по всей вероятности, было сильнейшим извержением в Европе с момента уничтожения Помпеи в 79 году н. э. (Взрыв ледника Катлы в 1918 году может служить прекрасной иллюстрацией разрушительной мощи этого феномена. Во время этого извержения в одну секунду выделялось около 200 тысяч кубических метров воды — примерно в три раза больше того количества воды, которое проносит за это время Амазонка. Памятником опустошительной деятельности Катлы служат безжизненные черные пески Мюрдаля.)
Весь район Орэфи на время обезлюдел, а два церковных прихода исчезли навсегда. Еще большую известность получила Хекла, «вечно пылающая гора», которую в Европе считали не чем иным, как пастью самого ада. По странному стечению обстоятельств Исландия отвечала представлениям как о христианском, так и о языческом аде: в первом случае — об огненном и пылающем, во втором — о ледяном и холодном. Когда же в конце концов эти две концепции соединились, Исландия вновь предстала олицетворением ада, в котором души осужденных отчаянно и безнадежно метались между подземным огнем, застывшими ледниками и плавучим льдом.
Несмотря на все это, Исландия как-то смогла выжить. Однако ее политическая зависимость, резкое сокращение морских путешествий, природные катастрофы и просто необходимость изо всех сил сопротивляться этим напастям не позволили ей прийти на помощь соседней Гренландии, когда последняя, в свою очередь, почувствовала на себе давление природных катаклизмов. Там норманны так и канули во мрак неизвестности без всякой надежды на спасение. Но Исландия благополучно прошла через XIV столетие, а впереди у нее — пусть пока неясный и отдаленный — уже брезжил рассвет.
Начальная история Гренландии — это история жизни Эйрика Рыжего. Он первым исследовал остров и первым поселился на нем. Дал ему имя и вдохновил многих исландцев переселиться на эту землю. Он досконально описал западное побережье острова, невзирая на многочисленные ограничения норманнской географии конца X века. И все же не он первым увидел этот остров.
Норманнское заселение Исландии сопровождалось всевозможными случайностями и непредвиденными обстоятельствами. Корабли сбивались с курса и уносились штормами в неизвестные просторы океана, не позволяя морякам пристать к побережью Исландии. Так и была открыта Гренландия, В конце эпохи поселений (между 900-м и 930 годами) человек по имени Гуннбьёрн, плывущий из Норвегии в Исландию, был отнесен ветром далеко в океан и там увидел новую землю и подступающие к ней с запада острова. С тех пор эти острова, или шхеры, стали носить имя своего первооткрывателя — Гуннбьярнарскер, — но прошло немало времени, пока их наконец смогли идентифицировать. В середине XIV столетия Ивар Бардарсон заявил, что эти шхеры лежат на полпути между Исландией и Гренландией. Учитывая, что под Гренландией он подразумевал преимущественно норманнские поселения на ее западном берегу, представляется вполне обоснованным идентифицировать шхеры Гуннбьёрна с островами к востоку от Сермилигака, неподалеку от Ангмагссалика и прямо на запад от Снэфелльснеса{8}. В любом случае земля, которую видел Гуннбьёрн, была Гренландией. Он не сходил на ее берег и не исследовал новую территорию, но он вернулся с хорошими новостями в Исафьорд, в район под Снэфелльснесом, где немногим ранее поселились его брат и сыновья.
Эйрик Рыжий, рыжеволосый и рыжебородый человек (руки которого были к тому же обагрены кровью), родился на ферме в Йерене, примерно в 30 милях к югу от Ставангера в Норвегии, но, будучи еще подростком, был вынужден покинуть страну вместе со своим отцом Торвальдом — из-за кровной вражды, закончившейся убийством. Эпоха поселений уже завершилась, вся хорошая земля была разобрана, и отцу с сыном не оставалось ничего другого, как устроить ферму на скалистом побережье, отходящем к югу от Хорнбьярга — мыса Хорн. Эта область, открытая ледяным ветрам с моря, должна была казаться юному Эйрику плохой заменой зеленым полям его родины. Поэтому, когда его отец умер, а сам он успел жениться и в свою очередь стал отцом, он покинул Дрангар и расчистил себе участок на юге, в Хаукадале, где было много березовых лесов и летних пастбищ для скота. Но вскоре он оказался вовлечен в кровавую распрю и изгнан из Хаукадаля людьми, чьи кулаки оказались крепче его кулаков. На островах Брейдафьорда Эйрик вновь убил человека и в конце концов был изгнан из страны на срок в три года. Он обладал талантом в выборе друзей, и они мужественно отстаивали его во всех этих передрягах. Но даже друзья, видимо, с немалым облегчением узнали о том, что Эйрик собирается отплыть, чтобы заново открыть ту землю, которую видел в свое время Гуннбьёрн Ульф-Каракасон, занесенный штормовым ветром в западную часть океана. Решение это, скорее всего, не было внезапным: семья Гуннбьёрна жила в том же углу Исландии, что и Эйрик, и сведения о новой земле, ждущей своих завоевателей, постоянно циркулировали в Вестфиртире. К тому же в Исландии 982 года просто не было места для широко расставленных локтей Эйрика. На всех его владениях ему приходилось терпеть сильное давление со стороны более влиятельных соседей, так что в какой-то момент Эйрик ясно осознал: если он хочет развернуться во всю мощь, ему придется подыскивать для этого другое место. Но какое? В Норвегии, как и в Исландии, его поджидали люди, жаждавшие отомстить за кровь родственников. Для человека, рожденного управлять людьми, такого темперамента, решительности и амбиций, склонного к риску и при этом осмотрительного, оставался один путь: на запад — мимо островов, мимо Снэфелсйокула и далее — к сияющим ледяным вершинам Гренландии.
Из своего убежища в Брейдафьорде Эйрику необходимо было проплыть около 450 миль. Продвигаясь вдоль 65-й параллели и имея за собой попутный восточный ветер, дующий ранним летом, он должен был через четыре дня (учитывая кратковременные остановки по ночам) оказаться так близко от восточного побережья Гренландии, что позволило ему в полной мере оценить ее негостеприимный характер. Затем он должен был двигаться на юго-запад вдоль береговой линии острова, продолжая наблюдать безжизненный горный ландшафт и сияющие ледяные пустыни, пока наконец, после долгого плавания, не приблизился к южным фьордам, откуда через пролив Принс-Кристианс направился к западному побережью, а затем, следуя береговому изгибу, на северо-запад{9}. Вскоре он обнаружил, что предчувствия его не обманули и надеждам его суждено сбыться.
Продвигаясь все дальше и дальше к северу и миновав Хварв, он быстро достиг южной оконечности наиболее плодородного района Гренландии. Внутренняя территория острова скрывалась под плотным ледяным покровом, но здесь этот покров исчезал, и вместо искаженного облика восточного побережья, с его бесконечным чередованием скал и льда, Эйрик обнаружил целый архипелаг островов, изобилующих птицами, а по правому борту — побережье, изрезанное глубокими фьордами, кишащими разнообразной живностью. Для глаза моряка все эти фьорды и проливы между островами, с их бесчисленными бухтами, были куда привлекательнее, чем оголенные берега Исландии. А в том месте, где заканчивались фьорды и начиналась суша, Эйрик — не только искусный моряк, но и рачительный хозяин — обнаружил изумрудную траву, склоны холмов, поросшие цветами, карликовые ивы, березы и можжевельник. Там в изобилии росли съедобные ягоды и коренья, дягиль и всевозможные мхи. Помимо всего прочего, здесь не было местных жителей, хотя развалины домов, обломки лодок и каменные инструменты свидетельствовали о том, что прежде здесь было чье-то поселение (не европейцев, как решили новоприбывшие). В течение трех лет своего изгнания Эйрик исследовал фьорды и изучал острова, и впервые за свою жизнь он был свободен от ограничений, налагаемых влиятельными соседями. Вернувшись в Исландию, он непрестанно пел хвалы своей новообретенной земле, названной им не слишком претенциозно, если мы вспомним о роскошных пастбищах южных фьордов, — Грёналанд — Зеленая страна, Гренландия. Для людей, страдающих от нехватки земли, это название звучало счастливым предзнаменованием, напоминая им о новых пастбищах. Эйрик сразу же начал готовиться к колонизации острова. Он вернулся в Исландию с полным грузом медвежьих шкур, тюленьих и моржовых кож и прочих ценных вещей — в качестве убедительного доказательства природного богатства новой страны, а вся его команда готова была засвидетельствовать мягкость ее климата. За эти три года на его корабле не произошло ни одного несчастного случая, что является несомненным доказательством мудрости и твердости характера самого Эйрика. Надеясь на лучшее, он тем не менее готовился к худшему — и тем самым сумел избежать его.
