— В первые годы нашего замужества мы жили очень бедно, до тех пор, пока не умерли родственники мужа и мои.
— Но как же вам все-таки удавалось находить средства к существованию?
— Мой муж был полковником, и мы просто воровали.
— Воровали?
— Да, все так делают.
Господин де Кристин, секретарь русского посольства в Париже в ту пору, когда послом был Марков[51], часто, находясь в Петербурге, ходил к одной придворной даме, княгине, где всегда встречал ее отца. Этот старый господин подружился с де Кристином и в беседах с ним то и дело рассказывал о своих злоключениях. Де Кристин не все знал о том, как тому приходилось жить. Наконец, старик однажды сказал, что его собеседник весьма сочувственно относится к его злоключениям, но что он не знает некоторых подробностей: «Как, Вы не знаете? Ведь я воровал. Я был суперинтендантом, отвечавшим за хранение имущества, и однажды взял орден, украшенный бриллиантами, который принадлежал императрице Анне. Дело раскрылось, и императрица Екатерина сослала меня в Ригу, где я прожил тридцать лет, имея возможность путешествовать, но не имея права посещать обе столицы. Наконец, Павел милостиво позволил мне вернуться»[52].
Что касается продолжительности судебных тяжб, то здесь надо сказать, что, например, коллегия нашего ордена в Могилеве имела тяжбу, которая длилась сто тридцать лет. Речь шла о земле, которую незаконно захватил один польский помещик. Когда пришло время выносить судебное решение, противоположная сторона подкупила судей, и они стали затягивать процесс на три года, десять лет, двадцать лет и т. д. О. Дезире Ришардо, который впоследствии стал провинциалом ордена во Франции, в 1818 г. занимал должность ректора Могилевской коллегии; он изучил дело и пришел к убеждению, что законы или указы говорили в нашу пользу. Он написал об этом министру, князю Александру Голицыну, а также послал ему доказательства нашей правоты. В ответ он получил гневное письмо министра, который писал: «Какая дерзость, будучи обычным частным лицом, толковать указы империи! Тем самым вы навлекаете на себя наказание, предусмотренное законами…» Понятно, что после этого у о. Ришардо пропало желание на чем-либо настаивать. Через два года иезуиты были изгнаны из России, а их имущество было передано российскому правительству. Я не удивлюсь, если узнаю (и хотел бы узнать), что с тяжбой, затеянной сто тридцать лет назад, покончили в считанные месяцы в пользу правительства.
А вот история о том, как один белорусский еврей помог великому князю Константину, брату Александра, составить достаточно верное представление о правосудии в России. Князь инспектировал войска, расквартированные в этом краю, и однажды, совершая конную прогулку в сопровождении адъютанта, увидел на улице еврея, которого узнал по его одежде, издалека не сильно отличавшейся от одеяния польских иезуитов, хотя вблизи их не трудно различить.
— Видите этого еврея? — спросил он своего адъютанта. — Сейчас я нагоню на него страху.
Сказав это, он громко и хрипло закричал:
— А ну прочь с дороги, мошенник, твой народ распял моего Спасителя!
— Совершенно верно, — крикнул в ответ еврей, отпрыгивая в сторону, — но верно и то, что судебный процесс длился менее суток, но если бы его судили в России, суд длился бы до сих пор!
Продолжая путь, великий князь со смехом рассуждал о той великой истине, которая заключалась в этом ответе.
Однажды княгиня Голицына[53], дочь которой является членом общества Святого Сердца в Риме, получила уведомление о долге ее мужа[54], умершего десять лет назад: в присланном платежном распоряжении была подпись самого покойного князя Алексея Голицына. Надо, однако, сказать, что в России так много князей Голицыных, что из них можно было бы составить такой же многочисленный полк, как из Фабиев в Древнем Риме. Княгиня тотчас же поняла, что это ошибка, и отправила письмо губернатору города Смоленска, в котором сообщала, что присланный вексель подписан не ее мужем, а каким-то другим князем Алексеем Голицыным. Прошло некоторое время, и она получила письмо от своего управляющего, который сообщал ей, что на ее имение Алексияновку наложен арест, и что для обеспечения этого ареста суд временно отправил туда полдюжины понятых, которые расположились в имении со своими женами, детьми, слугами и лошадьми и живут там в свое удовольствие. В этой стране еще сохраняется обычай проявлять гостеприимство и кормить голодных судейских чиновников, которые, пользуясь этим, спешат грабить крестьян и опустошать подвалы и амбары. Княгиня посылает губернатору еще одно, более резкое письмо, и он отвечает ей, что делает все возможное, ведя переговоры с представителями суда, однако только по истечении седьмого месяца было сделано заявление о том, что должником действительно оказался другой князь Алексей Голицын, и что понадобится еще пять месяцев для того, чтобы все чиновники покинули Алексияновку. Тем не менее цель была достигнута: вершители правосудия жили за чужой счет целый год. Быть может, потом тот же самый вексель послали еще какому-нибудь князю Алексею Голицыну, чтобы другие пройдохи смогли поправить свои дела.
Речь идет о царе Алексее, отце Петра I, который низложил патриарха Никона в 1667 г. Говоря о том, что последний совершил «тяжкие ошибки», де Местр повторяет то, что он слышал в своем окружении. Он говорил бы совсем другое, если бы узнал, что Никон не поддался нападкам своих врагов, продолжая отстаивать права и свободу Церкви. Порабощение русской Церкви началось со времени осуждения Никона. Подробнее об этом см.: W. Palmer. The Patriarch and the tsar. Londres, Trubner, 1871 (и последующие годы). Шесть томов уже опубликованы и ожидается выход остальных.
Святейший синод представлял собой нечто единственное в своем роде и формировался так, как было угодно императору. На сегодняшний день он состоит из трех архиепископов и трех архимандритов. (Примечания графа де Местра).
Никоим образом не доказано, что Павел I на самом деле хотел совершить богослужение: он заявлял, что собирается это сделать, но, как говорят, тем самым только хотел посмотреть, как к этому отнесется русское духовенство. См. ниже анекдоты, собранные Гривелем.
Интересно сравнить две точки зрения на Священный синод и роль обер-прокурора в нем: графа де Местра и одного русского, который не имел никакого представления о публикуемых нами заметках и по многим вопросам сильно расходился со взглядами графа. Тем не менее между известным христианским философом и декабристом (Декабристами в России называют людей, которые по политическим соображениям приняли участие в восстании 14 (26) декабря 1825 г. и были за это осуждены.) Фонвизиным существует разительное сходство в языке.
О Синоде и том состоянии зависимости, в котором русская Церковь оказалась лицом к лицу с властью, см. следующие работы: Tondini С. (монах ордена варнавитов): Reglement ecclesiastique de Pierre le Grand. Paris, 1874 (книга содержит введение и комментарии);Tondini С. L'avenir de l'Eglise russe. Paris, 1874; Tondini C. Le pape de Rome et les papes de l'Eglise orthodoxe d'Orient. Paris, 1876; Gagarin J. Le clerge russe. Bruxelles, 1871.
В соответствии с органическим законом восшествия на престол Павел I формально отмечал, что в России государь является также главой Церкви. См.: Tondini С. Le pape de Rome et les papes de l'Eglise orthodoxe d'Orient. Paris, 1876. P. 125–126.
На самом деле русская Церковь соблюдает четыре, а не три поста: Великий пост или пост в собственном смысле слова, предваряющий праздник Пасхи; Рождественский пост, предваряющий празднование Рождества; пятнадцать дней воздержания, предваряющие празднование Успения; более или менее продолжительное время воздержания между восьмидневной Пятидесятницей и празднованием в честь св. Петра, князя апостолов. Отсюда, кстати, следует, что русская Церковь считает празднование в честь св. Петра более значимым, чем праздники в честь других апостолов, и что этот праздник по своей значимости превосходят только Пасха, Рождество и Успение.
Quod Deus conjunxit homo non separet — Что Бог соединил, человек да не разлучает (лат.). (Прим. пер.).
Перу М. А. Васильчикова принадлежат два очень интересных тома его «Русских портретов», в которых можно отыскать случай, подтверждающий слова графа де Местра. Любовник Екатерины II граф Григорий Орлов женился на девице Зиновьевой, его двоюродной сестре. Поскольку по причинам, так хорошо изложенным де Местром, дозволения на заключение этого брака не было, он оставался недействительным. Однако Орлов нашел весьма привлекательным свое решение взять в жены сестру. Что же было предпринято? Послушаем М. Васильчикова: «Поначалу Священный Синод и Сенат не признавали этот брак, но Екатерина произвела графиню во фрейлины, даровала ей ленту св. Екатерины и тем самым разрешила все трудности» (Т. II. С. 7).