Военная разведка Японии против России. Противостояние спецслужб на Дальнем Востоке. 1874-1922 - Александр Геннадьевич Зорихин

Петербургу признать за ним только «железнодорожные интересы» в Маньчжурии, потребовав для себя полной «свободы действий» в Корее, с отказом России от какого бы то ни было вмешательства в корейские дела без аналогичного отказа Японии относительно Маньчжурии. Однако действия Токио возымели обратный эффект: в январе 1903 г. царское правительство приостановило вывод русских войск из Маньчжурии ввиду «чрезмерной притязательности» августовского предложения Японии. Спустя три месяца русский поверенный в делах в Пекине Г.А. Плансон вынудил цинское правительство пересмотреть условия соглашения от 8 апреля 1902 г. о выводе войск, однако через неделю китайские власти под давлением Японии, Великобритании и США потребовали завершения эвакуации русской армии в утвержденные сроки¹³⁰.

Российско-китайские переговоры совпали по времени с поступившими в Токио сведениями о военном проникновении России в Корею и приостановке ею вывода войск из Маньчжурии. По линии военной разведки, в частности, 11 апреля 1903 г. резидент в Баодине майор Татибана Коитиро проинформировал Генштаб о том, что Петербург не только не начал второй этап эвакуации армии, но даже увеличил численность ряда своих гарнизонов в Маньчжурии. 4 мая военный атташе в Корее майор Нодзу Сигэтакэ сообщил в Токио со ссылкой на резидента в Ыйджу капитана Хино Цуёси, назначенного туда еще в январе, о приобретении Россией корейского поселка Ионгампо в устье реки Ялу для организации там военного интендантства, начала работ по вырубке леса в горах юго-восточнее Ыйджу и создания заслона возможному противодействию Японии. 21 мая Хино срочно выехал туда для проверки информации о появлении нескольких сотен русских солдат. 30 мая он доложил о наличии в Ионгампо 80 русских, 20 корейских и 200 китайских строителей, вооруженных 300 винтовками, которые уже возвели несколько административных и производственных зданий¹³¹.

Это вызвало сильное раздражение у японского кабинета. 12 августа 1903 г. в Санкт-Петербурге по инициативе Японии начались двусторонние переговоры по маньчжурской и корейской проблемам. Царское правительство исключало Маньчжурию из сферы влияния Японии и предлагало заключить соглашение только по Корее, предусматривавшее совместное управление страной.

В ходе продолжившихся в Токио переговоров стороны не смогли достичь компромисса по вопросу присутствия русских войск в Маньчжурии и разделения сфер влияния в Корее, поэтому 12 декабря 1903 г. Россия устами посланника Р.Р. Розена заявила о нежелании идти на уступки относительно своего привилегированного положения в Маньчжурии и Корее¹³².

Получив в апреле 1903 г. от МИД и своих резидентов в России и Китае подполковника Акаси Мотодзиро, майора Татибана Коитиро и капитана Кавасаки Рёдзабуро сведения о приостановке вывода русских войск из Северной Маньчжурии, Генеральный штаб начал проработку планов противодействия российской экспансии. В представленных 12 мая начальником Генерального штаба Ояма императору, премьер-министру, военному министру и начальнику МГШ «Соображениях о приведении в боевую готовность императорских войск» обосновывалась необходимость незамедлительной мобилизации японской армии в ответ на попытки России путем угрозы применения силы заставить признать ее интересы в Маньчжурии и в перспективе распространить влияние на Корею. Поскольку Россия в июне – июле всячески избегала переговоров с Японией по спорным вопросам, 17 июля заместитель начальника Генерального штаба отдал приказ личному составу еще не развернутой Императорской верховной ставки в двухмесячный срок подготовить планы отправки японских войск в Корею¹³³.

В этой связи армейское командование интересовали в первую очередь сведения о состоянии транспортной сети и мобилизационных возможностях Российской империи, дислокации, численности, вооружении и боеготовности ее войск в Сибири, Забайкалье, Маньчжурии и на Дальнем Востоке, в то время как Морской генштаб собирал информацию о Тихоокеанской эскадре, ее пунктах базирования и военно-морских базах во Владивостоке, Китае и Корее. Директивы с перечнем приоритетных задач были своевременно разосланы во все резидентуры военной разведки, работавшие по российской тематике: 16 мая резидент в Одессе капитан Муто Нобуёси получил приказ отложить свое возвращение домой и отслеживать мобилизационные мероприятия русских войск в Причерноморском регионе; 8 и 16 июля директивы о вскрытии русских воинских перевозок из Сибири и Подмосковья на Дальний Восток получил военный атташе в Петербурге подполковник Акаси Мотодзиро; аналогичные инструкции 8 июля были переданы владивостокскому резиденту майору Исидзака Дзэндзиро; 20 июля распоряжение об изучении перебросок русских резервов на юг Маньчжурии получил резидент в Инкоу капитан Кавасаки Рёдзабуро¹³⁴.

Несмотря на переход японской армии и флота к завершающей стадии приготовлений, зарубежный разведаппарат Генштаба в России, Маньчжурии, Китае и Корее, ориентированный на сбор информации о русских вооруженных силах, на пике своей активности насчитывал не более 15 кадровых сотрудников, а с учетом временно командированных на основные операционные направления офицеров разведки – не более 20–25 человек. Кроме того, существование в структуре Генштаба двух равноценных оперативно-разведывательных управлений порождало неизбежную конкуренцию между ними за монополию на ведение разведки против России: накануне войны начальник 1-го управления полковник Мацукава Тоситанэ поставил вопрос о переподчинении ему всех резидентур 2-го управления в Маньчжурии и Корее, так как данный орган по своему штатному предназначению не занимался русской тематикой¹³⁵.

Тем не менее благодаря проведенной в 1901–1903 гг. работе по укреплению континентальной сети Верховное командование к началу войны располагало исчерпывающей информацией о русских войсках на Дальнем Востоке и в Южной Маньчжурии, поступавшей от 12 легальных резидентур и 3 дипмиссий. Основу их агентурного аппарата составляли работавшие на русских военных объектах или проживавшие рядом с ними японские колонисты.

В Корее японский Генштаб имел 4 резидентуры в центральном и северном районах страны – в Сеуле, Ыйджу, Анджу и Кёнсоне, причем последние три были образованы в 1903 г. Их главной задачей было получение информации о русской активности на полуострове и разведка будущих мест высадки войск: резидент в Кёнсоне капитан Сакураи Кугадзи, например, был откомандирован в Корею «для сбора сведений о деятельности здесь русских граждан и состоянии русских войск в Южно-Уссурийском крае»¹³⁶. Примечательно, что Главный штаб русской армии своевременно вскрыл усилившуюся во второй половине 1903 г. активность японской военной разведки в приграничных корейских районах. По его данным, разведгруппы японцев из 2–4 офицеров, 2–3 переводчиков, 18–20 унтер-офицеров и рядовых занимались топографической съемкой местности, сбором военно-статистических сведений о северо-восточных районах страны до реки Ялу включительно, а также описанием портов на южном побережье полуострова¹³⁷.

Большое значение при подготовке вторжения на материк японское командование придавало организации разведывательной деятельности против России с позиций Китая. С этой целью в конце ноября 1903 г. в Тяньцзинь выехал начальник китайского отделения Генерального штаба полковник Аоки Нобудзуми, имевший большой опыт оперативной работы в Китае. Ему предстояло наладить совместный с китайцами сбор информации, организовать диверсии на русских коммуникациях и подстрекать отряды маньчжурских хунхузов¹³⁸ к нападению на царские гарнизоны. Реализуя эти задачи, Аоки заручился поддержкой генерал-губернатора провинции Чжи-ли Юань