Председатель. — Со включением вас в члены государственного совета.
Крыжановский. — Я на это согласился на двух условиях. Во-первых, чтобы меня включили, и во-вторых, чтобы упразднили жалованье государственного секретаря и назначили жалованье по должности члена государственного совета, чтобы в мае не было никаких разговоров, а отказавшись от должности государственного секретаря, я остался в составе, при окладе. Так и было сделано. Меня включили в состав назначений числа 5–6 января, а содержание из должности государственного секретаря, 18.000 руб., перенесли на должность члена государственного совета. Затем я остался в предположении, что уйду в первой или во второй половине мая, если сессия не будет закончена раньше. Кто еще был в списке, я не помню. Я обратил внимание, что на первом месте стояло имя генерала из Красного Креста, Шведова. А на место государственного секретаря Трепов предлагал или Золотарева или И. Н. Лодыженского. Затем, Щегловитов сказал, что предстоят значительные изменения, что предположены к удалению Штюрмер, Горемыкин, гр. С. Д. Шереметев. На мой вопрос, что, собственно, это значит, он сказал, что Штюрмер удаляется в виду неудобства, остальные, как старики неходящие. Там были перечислены старики, которые не ходили в заседания: Розен, И. А. Зиновьев, который почти не ходит и спал, Н. А. Зиновьев, который ослеп, и Воеводский. Список тех, которые будут назначены вновь, он не показывал. 28-го или 29-го он прислал список новых членов, помеченных собственноручно государем императором. Все эти списки, все документы должны находиться в делах государственной канцелярии.
Председатель. — Что вы знаете по поводу происхождения этих довольно радикальных перемен?
Крыжановский. — 28 декабря прошлого года я был у Щегловитова в первый раз в жизни. Никаких отношений раньше не существовало и никаких особых разговоров по этому предмету у меня с ним не было. Я понимал, конечно, что выдвигался ряд таких деятелей. Я спросил о Шведове, откуда эта кандидатура. Он сказал: «Не моя и не Трепова». Сказал, что эти лица все навязаны. Я потом посмотрел и увидел, что те лица, которые были присланы от его величества, в качестве окончательно утвержденных, были, большею частью, сенаторы. Очевидно, новый председатель до некоторой степени подбирал себе партию, если можно так выразиться. Затем в числе лиц изъятых не оказалось ни Горемыкина, ни Шереметева. Я спрашивал Щегловитова, что это значит. Он сказал, что повергал на высочайшее благовоззрение, но засим, после колебаний и разговоров, было признано неудобным. Я его спрашивал: «А будете ли ходатайствовать об удалении Таганцева?» (потому что его группа была в контрах постоянных). Он сказал, что нет. Меня немножко удивило это его отношение. Я говорю: «Отчего же вы предлагаете других изъять, а не избегаете лица, с которым находитесь в более дурных отношениях?». Он сказал: «Это мой учитель. На него у меня рука не подымается. Я буду его отстаивать». Все это назначение носило характер подкрепления правой группы.
Председатель. — А что вам говорил Щегловитов о том, как он сам попал в председатели совета? Почему был обойден Куломзин?
Крыжановский. — Для меня было неожиданно. Я ожидал, что будет назначен Куломзин, и когда, 22 декабря, ездил, то вез под полою проект указа о назначении Куломзина и Голубева. Я был удивлен, что Куломзин не был назначен. На слова государя, спросившего о здоровье, я сказал, что Куломзин поправился. Одним словом, я пытался сказать несколько слов в его пользу. Но это было встречено, как обычно, сухим молчанием. Но здесь ничего не было сказано, кто будет преемником. Слухи ходили в городе разные. Говорили, что он добивается в председатели.
Председатель. — Были другие лица — Рухлов и Макаров.
Крыжановский. — Сам Щегловитов был намечен одним из кандидатов в председатели верховного уголовного суда, который тоже назначался указом одновременно; а каким образом он прошел, я понятия не имею.
Председатель. — Скажите, список членов государственного совета, который вернулся к вам с собственноручным списком бывшего императора, исходил от вас, от государственной канцелярии?
Крыжановский. — Нет, он был прислан Щегловитовым.
Председатель. — Да, он был возвращен Щегловитовым, не правда ли? Но кем он был составлен?
Крыжановский. — Нет, не возвращен. Он был прислан. Может быть, брал у М. Н. Головина. Это был общий порядок. Государственный секретарь имел совершенно отдельную отрасль. В эту отрасль не вмешивался. Поэтому, может быть, Щегловитов требовал какие-нибудь списки у Головина, но от меня никаких списков не получал.
Председатель. — А обычно списки членов государственного совета, высочайше назначенных к присутствованию в предыдущем году, посылались кем?
Крыжановский. — Председателем. Разделение труда было такое: государственный секретарь ведал кодификационною частью, затем рассматривал законопроекты, которые присылались правительством, и т. д. А все вопросы о назначении и перемещении докладывались государю непосредственно председателями, которые обычно хранили по этому предмету тайну. Но большею частью назначения проходили мимо них. Большею частью испрашивались назначения председателем совета министров. И было даже письмо (вероятно, оно сохранилось) Акимову во времена Столыпина, в котором было указано, чтобы доклады о назначении новых членов не делались председателем совета помимо сношений с председателем совета министров. Это было высочайшее повеление, объявленное Акимову Столыпиным. Такое письмо должно быть в делах государственной канцелярии. Но председатели это соблюдали мало, считая эти доклады чисто личным интимным правом.
Председатель. — В соответствии с тем, что вы изволили сказать, в делах государственного совета о назначении председателя на первом листе имеется вами подписанное представление от 22 декабря о назначении председателя.
Крыжановский. — Видите, положение было такое. Так как текущий председатель о себе докладывать не мог, то всеподданнейший доклад о назначении председателя, а иногда и вице-председателя всегда подносился государственным секретарем. Государственный секретарь представлял всеподданнейший доклад, а затем представлялся указ, согласно указанию. Затем все дальнейшее шло от того лица, которое назначалось председателем.
Председатель. — Совершенно на той же машинке, никем не подписанное, прямо испрашивается высочайшее предначертание о назначении вице-председателя, который призван к присутствию в государственном совете, на тот же срок.
Крыжановский. — Это в его канцелярии, вероятно, было. У председателя государственного совета есть своя канцелярия, которая заготовляет все всеподданнейшие доклады. У него есть два своих секретаря.
Председатель. — Так что это назначение только Щегловитова?
Крыжановский. — Это предназначенное назначение.
Председатель. — Если оно предназначенное, позвольте вас спросить, значит, этот список был в вашей канцелярии?
Крыжановский. — Очевидно, да.
Председатель. — Этот список, на котором рукою государя была сделана пометка?
Крыжановский. — Это я получил от Щегловитова. А список, написанный на машинке, очевидно, был напечатан или его будущим секретарем или статс-секретарем. Часто общие списки членов государственного совета не печатались, а на машинке писались, по той простой причине, что были изменения.
Председатель. — А вы не участвовали в составлении этого списка? Распоряжались, может быть?
Крыжановский. — Нет, я не участвовал. Я представил государю проект указа согласно списку, как водится.
Председатель. — Т.-е. после получения его от Щегловитова.
Крыжановский. — Да.
Председатель. — На такой же бумаге, написанная на такой же машинке, имеется несколько необычная справка — подсчет левых, правых и вообще политических групп государственного совета.
Крыжановский. — Эта справка составлялась Соковниным. Такие справки всегда составлял Соковнин, чиновник государственной канцелярии, который и ныне существует.
Председатель. — Это было вам возвращено Щегловитовым?
Крыжановский. — Нет, не было возвращено; им было возвращено то, что от государя.
Председатель. — Откуда же это попало?
Крыжановский. — Это передано было Соковнину или Головину, а впоследствии было прислано сюда.
Председатель. — Но, во всяком случае, эта справка ходила к императору?
