После этого случая врач вскоре привел группу пробиравшихся на восток красноармейцев. Они сделали удобные носилки из жердей и перенесли генерала на заброшенный лесопункт в 7 км от деревни. Здесь жил лесник и несколько человек, скрывавшихся от гитлеровцев, которые сюда еще не добрались. Относительная безопасность позволила улучшить уход, но гангрена усиливалась. Было решено отвезти Петрова в Карачев, где среди врачей районной больницы были верные люди, с тем, чтобы сделать операцию. Начали подготовку к этой сложной перевозке, но Петров, однако, не одобрил этого решения. Состояние его резко ухудшалось. Пробыв около 10 дней на лесопункте, Михаил Петрович скончался. Ночью он был похоронен. Это была середина ноября 1941 г. [49].
Останки М. П. Петрова были перезахоронены в Брянске. На могиле командарма на воинском кладбище установлен обелиск из черного гранита (автор — скульптор А. Прокопчик).
Командир 2-й стрелковой дивизии В.Р. ВАШКЕВИЧ[376] после выхода из окружения и спецпроверки командовал 5-й и 359-й стрелковыми дивизиями. С 1942 по 1944 г. — начальник штаба 20-й армии Западного фронта, затем — до конца войны — начальник штаба 3-го Прибалтийского фронта. После войны — начальник штаба Прибалтийского, а затем Закавказского округов. В 1954 г. на дипломатической работе — главный военный советник Войска Польского, одновременно главный военный атташе при посольстве СССР. В 1955–1956 гг. — начальник кафедры стратегии академии Генштаба.
Несколько слов о судьбе ополченских дивизий. Вопреки досужим измышлениям, что их, необученных и плохо вооруженных, бросили под гусеницы фашистских танков, они стойко отражали атаки противника, сражаясь до последнего патрона. А потом пробивались через вражеские заслоны на соединение со своими войсками. Так, за проявленное в боях на подступах к Москве мужество бывшая 18-я дивизия народного ополчения Ленинградского района г. Москвы (18-я сд) 5 января 1942 г. была преобразована в 11-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Позже это почетное наименование получили 21-я дно Киевского района (173-я сд) и 4-я дно Куйбышевского района (110-я С/3), соответственно — 77-я и 84-я гв. сд.
К сожалению, пять бывших дивизий народного ополчения — 2-я сд (2 дно), 29-я (7 дно), 8-я (8 дно), 139-я (9 дно) и 140-я (13 дно), оказавшиеся в окружении, были расформированы. Обычно части и соединения подлежат расформированию в связи с утратой Боевых знамен. Но некоторые дивизии, не успев их получить, имели шефские знамена, которые были вручены им от имени горкома и райкомов партии г. Москвы. Так, от 2-й дно, по свидетельству председателя совета ветеранов дивизии, в Москву была направлена группа ополченцев, возглавляемая одним из командиров, для приема Боевого Знамени. Но она не успела получить его до начала немецкого наступления. А потом уже было не до этого.
Генерал-полковник В.Р. Вашкевич
При принятии решения о расформировании дивизий учитывались не только потери. 17-я стрелковая дивизия вышла к своим войскам, имея в строю всего 17 командиров и 94 бойца. Ее командир и комиссар были расстреляны перед строем личного состава. Однако дивизию не расформировали. Видимо, основной причиной расформирования упомянутых пяти соединений послужило то, что об их разгроме в окружении объявили сами гитлеровцы. Так, 8-я и 29-я стрелковые дивизии были окружены вне большого котла под Вязьмой. Их исключили из списка соединений Красной Армии раньше: 29-ю сд еще 11 октября, 8-ю сд — 30 ноября. 2, 139 и 140-я стрелковые дивизии, попавшие в окружение под Вязьмой, были расформированы одним приказом — 27.12.1941 г.
В этом отношении характерна судьба 2-й дивизии народного ополчения. В отделе рукописных фондов института Российской истории, где хранятся материалы Комиссии по истории ВОВ, собиравшиеся с 1941 г., есть фонды по всем московским ополченским дивизиям, кроме 2-й. Нет самостоятельного фонда 2-й сд (2-го формирования) и в ЦАМО РФ. Как будто какое-то проклятие нависло над дивизией. Но проклятию этому есть объяснение. Дивизия была сформирована в Сталинском районе Москвы. На немецкой отчетной карте, как мы уже упоминали, кроме обычного номера соединения, рядом было проставлено слово Stalin. За этой дивизией следила немецкая контрразведка. И факт ее разгрома в котле под Вязьмой не мог пройти мимо внимания такого мастера пропаганды, как Геббельс. Уж он-то постарался раззвонить об этом на весь мир. А имя Сталина никоим образом не могло быть связано с такими понятиями, как окружение, разгром. Отсюда — и полное забвение дивизии, и ее вычеркивание из истории Отечественной войны. Генерал В.Р. Вашкевич, приняв после выхода из окружения под командование новую дивизию, долгое время сам находился под следствием, как и другие, вышедшие из окружения.
Он вспоминает:
«2-й дивизии народного ополчения Сталинского района не пришлось пронести свои знамена по многочисленным полям сражений Великой Отечественной войны. На ее долю не выпала и слава громких побед. Но, преграждая врагу путь к родной Москве, дивизия в полную меру сил и возможностей до конца выполнила свой долг перед Родиной в тяжелые дни октября 1941 г.
Чувство долга к памяти бойцов и командиров 2-й дивизии народного ополчения, павших за отечество, к ратным трудам ополченцев, сражавшихся до конца войны в рядах Советской Армии, а также тех, на долю которых выпала горечь и тяжкие муки плена, руководит мною в том, чтобы правдиво обрисовать короткий боевой путь дивизии.
Я был на местах этих сражений многократно. По сей день не похоронены многие погибшие. Солдаты сделали, что смогли, и остались непогребенными. Оценивать надо руководство армии и страны, для которых жизнь русского человека не имела и не имеет цены ни до смерти, ни после. (выделено мною — Л.Л.) Это стало национальной традицией. Лучшее, что было придумано после войны, это пройти плугом по бесчисленным останкам погибших и посадить на них лес. Это практиковалось под Вязьмой.
В отличие от немецкого руководства, которое не бросало погибших солдат на поле боя и хоронило. В том числе и генерала Ефремова, с речью немецкого генерала, обращенного к немецким солдатам на похоронах: „Вы должны так же доблестно выполнить свой долг, как выполнил его погибший“. Все это смертельная русская тоска. Бессмысленно бередить старые раны. История ничему не учит. Пока в самом русском народе не проснется чувство национального самосознания и веры в самого себя, а не в доброе правительство. Но это выбито чередой расстрелов непокорных и просто выделяющихся из серой массы» [60].
По неподтвержденным данным, из окружения вышло около 1800 воинов 2-й стрелковой дивизии. Давно пора создать в ЦАМО РФ фонд этой дивизии, основу которого могли бы составить документы, сохраненные генералом Вашкевичем. Кстати, хотелось бы отметить работу префектуры Восточного административного округа Москвы, которая уделяет большое внимание работе с ветеранами, в том числе и 2-й дивизии народного ополчения. Благодаря префектуре встречи ветеранов боев под Вязьмой и поездки их в с. Богородицкое, у которого установлен памятник воинам, погибшим при прорыве из окружения в октябре 1941 г., стали традиционными.
65 лет назад — осенью 1941 года — миллионы родных и близких фронтовиков, сражавшихся на Украине и Смоленщине, вдруг перестали получать от них долгожданные весточки. Ко многим из них возвращались их собственные письма со штампами: «возвращается за неправильным указанием адреса», «возвращается в связи с переменой адреса», «адрес указан неправильно». Затем следовало долгое молчание, после которого почтальоны стали разносить (далеко не всем) печальные извещения: реже — «погиб», чаще — «пропал без вести». Последняя формула хотя бы оставляла надежду, что не погиб, может быть, ранен, остался у партизан. Родные погибших воинов до сих пор не теряют надежды найти хоть какие-нибудь сведения о них. В различные организации с запросами по этому поводу обращаются уже внуки пропавших без вести.
У братской могилы воинов, павших у с. Богородицкое
Район окружения под Вязьмой продолжает скрывать свои тайны — останки тысяч безымянных бойцов ожидают погребения. Пользуясь случаем, попытаюсь кратко изложить историю многолетнего поиска моего отца — командира 120-го гап[377] и его боевых товарищей. Может быть, это кому-нибудь покажется интересным или даже полезным. Это теперь мне понятно, что ничто в нашей жизни не исчезает бесследно, — только надо искать эти следы. А тогда я не знал, с чего начинать. Но и примириться с этой формулой «пропал без вести» не мог.
Дело осложнялось тем, что документы 120-го артполка военного времени были уничтожены перед выходом из окружения. А поскольку запросы в официальные организации ничего не давали, я стал искать сослуживцев отца. Безуспешно: на все запросы о трех-четырех однополчанах отца, фамилии которых назвала мать, приходил стандартный ответ — пропал без вести. Несколько лет затратил тогда, чтобы только выйти на Вязьму. Дело в том, что военнослужащий зачастую объявлялся пропавшим без вести через месяц, а то и два после того, как это случилось. При установлении даты выбытия из строя (если это делалось по запросу родных) к моменту потери связи с ним родственников обычно прибавлялось два-три месяца. Это обстоятельство часто уводило поиск на ложный след. Отец числился пропавшим без вести с 30 ноября 1941 г. На эту дату я и ориентировался сначала в своем поиске.
