Оценивая роль Жукова, нельзя не упомянуть такие его качества, как самоуправство, грубость и жестокость по отношению к подчиненным. По свидетельству Рокоссовского, «его жесткость переходила допустимые границы». Для Жукова было характерно пренебрежение к человеческой жизни. Отсюда его приказы «любой ценой», «чего бы это ни стоило». А во что обошлось чтобы командиры и комиссары всех степеней были в первых рядах наступающих частей и своим личным примером вели-части вперед? И это в условиях острого дефицита командных кадров. По приказам Жукова было расстреляно, при этом не всегда обоснованно (зачастую без суда и следствия), много командиров различного ранга, не считая простых солдат. Эту жестокость, показательные расстрелы перед строем нельзя оправдать сложными условиями обстановки. Потому что так он поступал и на Халхин-Голе, и под Ельней, и под Ленинградом. Командующий 43-й армией Западного фронта генерал К.Д. Голубев 8 ноября 1941 г. вынужден был обратиться к Сталину с жалобой на командующего Западным фронтом Жукова: «На второй день по приезде меня обещали расстрелять, на третий день отдать под суд, на четвертый день грозили расстрелять перед строем армии. В такой обстановке работать было невозможно» [82]. Но жаловаться на Жукова человеку, который перед войной развязал репрессии против народа и армии и по указанию которого в трудные дни октября 1941 г. продолжали расстреливать неугодных ему военачальников, было бесполезно.[368]
Угрозы и самые строжайшие приказы не могли привести к успеху, если бы защитники Москвы не ощущали материальную и моральную поддержку населения столицы и всей страны. Источником мужества и стойкости бойцов и командиров в боях под Москвой был отнюдь не страх перед заградительными отрядами и расстрелами, а чувство патриотизма, любовь к Отечеству, высокий моральный дух советских воинов, защищавших свою столицу. И здесь не обойдешься без слов о роли компартии в организации отпора врагу. Ее структура и принцип централизма идеально подошли к условиям военного времени. Партийные комитеты и подчиненные им комсомольские организации подразделений воспитывали у бойцов ненависть к врагу, стойкость и волю к победе, помогали командирам сплачивать личный состав подразделений и частей при выполнении боевых задач.
Выстоять под Москвой в 1941 г. позволила вера в победу и справедливость своего дела, заставлявшая воинов сражаться даже в казавшейся безвыходной ситуации. И основную роль в достижении победы в Московской битве сыграл советский солдат, от которого в конечном счете зависит осуществление всех замыслов и решений командиров. Это солдат, наперекор всему, устоял перед натиском бронированных дивизий врага и сорвал его планы. Это он потом и кровью компенсировал все ошибки, просчеты и недоработки своего командования.
А нам надо помнить, что без мужества, стойкости и неисчислимых жертв 41-го года не было бы Победы в 45-м.
Осталось рассказать о судьбе некоторых упоминаемых в книге активных участников октябрьских боев и свидетелей вяземской трагедии, о том, что было после завершения боев в районе окружения.
Командующий 19-й армией генерал-лейтенант М.Ф. ЛУКИН[369]был трижды ранен в руку и ноги и в бессознательном состоянии 14 октября 1941 г. попал в плен в районе с. Семлево. В немецком госпитале, развернутом в этом селе, ему ампутировали правую ногу выше колена, левая была перебита, правая рука раздроблена. Фельдмаршал Ф. фон Бок приказал оказать русскому генералу всяческую помощь. Лукин был переведен в немецкий госпиталь в Смоленске, где за ним был обеспечен самый лучший уход. Туда же по просьбе Лукина был помещен и его друг, начальник артиллерии 20-й армии генерал Прохоров И.П., попавший в плен тяжелораненым 12.9.1941 г.
Об обстоятельствах пленения и пребывания в плену Лукин рассказал в журнале «Огонек» в 1964 г. [83]. В ноябре — декабре 1941 г. он вместе с Прохоровым лежал в Смоленском госпитале для военнопленных. Тяжелораненого командарма немцы допрашивали, пытаясь узнать, где находятся другие генералы фронта: Болдин, Мостовенко (командующий автобронетанковым управлением), Андреев, бригадный комиссар Ванеев и другие. Пытаясь всячески запугать Лукина, приводили ему в пример судьбу генерал-лейтенанта Качалова, который был объявлен в приказе № 270 как изменивший Родине, семья которого была репрессирована. На самом деле, как потом выяснилось, Качалов погиб в бою.
Лукин находился на излечении в немецких госпиталях в г. Луккенвальде и в пригороде Берлина — Бисдорф. После выздоровления с 1943 г. М. Ф. Лукин находился в лагерях в районе гг. Вустрау, Бриц, Лихтенфельд, Вюдебург, Мосбург. Некоторое время он содержался в лагере для высшего командного состава Красной Армии, где находился в одном блоке с Д.М. Карбышевым[370] и П.Г. Понеделиным[371].
В тяжелейших условиях немецко-фашистских концлагерей М.Ф. Лукин вел себя мужественно и достойно. Его неоднократно пытались склонить к сотрудничеству с немцами, но — безрезультатно. С этой целью в лагерь приезжал генерал Власов.
Жаловался на свою судьбу и бывший начальник штаба 19-й армии комбриг В.Ф. Малышкин. Он, находясь с августа 1938 г. по октябрь 1939 г. в тюрьме НКВД, подвергся жестоким пыткам. На «суде» отказался от выбитых признаний, был реабилитирован и восстановлен в кадрах. Понимая, что после плена пощады ему не будет, осенью 1942 г. решил поддержать генерала Власова, разделив его судьбу. Так советская власть плодила своих врагов.
Лукин не был сломлен. В апреле 1945 г. он был освобожден из плена американскими войсками. После репатриации он с мая по декабрь 1945 г. проходил спецпроверку в органах НКВД в г. Люберцы (5 месяцев) и Голицыно (2 месяца), где подвергался ежедневным допросам по поводу имевшихся материалов о его антисоветской деятельности. В справке, представленной Сталину, говорилось:
«<…> Показаниями арестованных Главным управлением „Смерша“ одного из руководителей НТСНП белоэмигранта Брунста, изменника Родины Власова и бывшего начальника курсов младших лейтенантов 33-й армии Минаева устанавливается, что Лукин, пребывая осенью 1942 года в лагерях военнопленных в городах Цитенхорст и Вустрау, проявлял антисоветские настроения по вопросам коллективизации сельского хозяйства, карательной политики Советской власти и клеветал на руководителей ВКП(б) и Советского правительства.
Лукин, будучи допрошен по этому вопросу, отрицает преступную связь с этими лицами и проводимую им антисоветскую деятельность. В результате ранения у Лукина парализована рука и ампутирована нога».
Вероятно, речь шла о том, что, находясь в бараке в обществе друзей по несчастью, Михаил Федорович искал объяснения причин поражения советских войск в начальный период войны. В сотнях томов следственных дел, заведенных на советских генералов и офицеров — действительных и мнимых предателей, не содержится и намека на сотрудничество генерала Лукина с гитлеровцами или их пособниками. Он был верен своему солдатскому долгу, несмотря на негативное высказывание о колхозах или репрессиях. Об этом говорили на допросах все, от офицера-патриота до предателя Власова.
И также были верны своему долгу большинство генералов, оказавшихся в плену. Сталину представили справку на генералов, прошедших проверку, на которых пока не было добыто каких-либо компрометирующих материалов. Предлагалось их освободить и обеспечить агентурным наблюдением:
«<…> генерал-лейтенанта Лукина М. Ф. — бывшего командующего 19-й армией, в отношении которого имеются материалы об его антисоветской деятельности, но, учитывая, что в результате ранения он остался калекой (парализована рука и ампутирована нога)». Однако из всего списка решена была только судьба генерал-лейтенанта Лукина М.Ф. В ноябре 1946 г. он был восстановлен в воинском звании.
Генерал-лейтенант инженерных войск Д.М. Карбышев
Об обстоятельствах его освобождения уже из советского лагеря рассказал Николай Букалов:
«Однажды раздалась команда: „Генерал-лейтенант Лукин, на выход“. Но повезли его не домой, а на Лубянку, на „рандеву“ с генерал-полковником Абакумовым. Тот опять стал расспрашивать, кто и как его вербовал и не предатель ли он? А под конец беседы неожиданно сообщил, что Лукина решено выпустить, поскольку он преданный человек. Попробуйте себе представить, что в этот момент творилось в истерзанной душе генерала? И только позже он узнает, от чего у жуткой истории оказался счастливый конец. На „Деле“ Лукина рукой Сталина была начертано: „Преданный человек. В звании восстановить, если желает — направить на учебу. По службе не ущемлять“. А постращали его так, для острастки. Генерал Лукин был возвращен на действительную военную службу в Красную Армию и зачислен в распоряжение ГУК НКО. Ему предложили на выбор несколько престижных руководящих должностей, в том числе командира курсов „Выстрел“ [84].
