то есть конец Америки в случае применения этого комплекса; другое его название – «Башмак», в память о том, как Хрущёв стучал башмаком на заседании ООН). Был также разработан уникальный подводный автономный автоматизированный контейнерно-ракетный комплекс (ПААКРК); он размещался вдоль границы территориальных вод США, и даже в том случае, если СССР пропускал первый удар, система всё равно срабатывала, делая возмездие неотвратимым благодаря наличию не имевшего аналогов устройства беспрограммного наведения на цель Л.Г. Ткачёва. Ещё одним детищем Челомея была манёвренная орбитальная боевая система Космос-252 («истребитель спутников»).
Иными словами, уже к середине 1960-х годов СССР имел все возможности для прорыва в посткапитализм. Прорыв, однако, не был реализован: на его пути монолитом встала верхушка советской номенклатуры. Да и Запад, понимая нависшую над ним смертельную угрозу, приложил максимум усилий, чтобы воспрепятствовать советскому рывку в будущее. Так, в США уже в 1964 г. при президенте Л. Джонсоне была создана группа по противодействию введения ОГАС в СССР. В 1966 г. участники совещания у Л. Джонсона пришли к выводу о том, что к 1970 г. СССР создаст новую организацию и технологию производства и в этом случае выиграет соревнование у США. Неудивительно, что во время пребывания Глушкова за границей на него было совершено два покушения, а пресса США и Великобритании развернула против него и ОГАС мощную информационную кампанию. «The Washington Post» и «The Guardian» опубликовали статьи под провокационными названиями «Перфокарта управляет Кремлём» и «Цифра сменяет Ленина». Адресатом этих статей было советское руководство, которое Запад откровенно пугал социальными и властными последствиями для него внедрения в жизнь системы Глушкова. В самом СССР американская агентура влияния тоже не дремала: в 1972 г. в газете «Известия» за подписью Г. Арбатова была опубликована статья «Уроки электронного бума», где утверждалось, что США уже отказались от развития ЭВМ и электронных коммуникаций – в смысле: и нам этим заниматься нечего. К критике Глушкова присоединились либеральные экономисты-рыночники типа Е.Г. Либермана и И.Я. Бирмана, вообще не видевшие перспектив развития социалистического планирования и уповавшие на рыночные методы.
Однако главной причиной, из-за которой был поставлен крест на ОГАС, были не действия внешнего противника, а социальный («классовый») интерес партноменклатуры, с одной стороны, и хозяйственников, с другой. Деятельность последних в случае реализации программы ОГАС становилась полностью прозрачной: приписки, игры с цифрами, фальсификация и «подработка» планов, теневой «административный рынок» – всё это становилось невозможным. Показательно, что А.Н. Косыгин, который традиционно считается экономически наиболее продвинутым из советских руководителей той поры, сделал всё, чтобы ОГАС не была внедрена. Его позиция понятна: во-первых, исходя из ведомственных соображений, он стремился не допустить появления ещё одного, причём конкурентного и перспективного, ведомственного комплекса. Во-вторых, он понимал, что ОГАС начнёт менять производственные и властные, короче говоря, общественные в целом отношения, и наряду с номенклатурой наверху пирамиды власти неизбежно появятся новые группы – технократического типа.
Если Сталин в самом начале 1950-х годов хотел потеснить «партократию» совминовской бюрократией, то в результате полномасштабного внедрения ОГАС и «хозбюрократов», и «партократов» должны были подвинуть «технократы». По сути это означало ещё одну социальную революцию, но только без репрессий, железа и крови, как в 1930-е годы, а мирным, «техническим» способом. Однако история с ОГАС показала: исключительно мирным путём социальные революции не происходят. Те, кто теоретически мог бы (в ограниченном, разумеется, масштабе) применить к номенклатуре «железные методы», – группа А. Шелепина, «железного Шурика», – были разгромлены, предварительно купившись на предложения Суслова – Брежнева и приняв самое активное участие в заговоре против Хрущёва.
Ни Косыгин, ни другие высшие «партократы» появление рядом с ними альтернативной властной группы, да ещё выступающей в качестве властелинов новой технологии вообще и тем более технологии управления (власти) в частности, допустить не могли, а потому сделали всё, чтобы спустить работы над ОГАС на тормозах. Хотя формально работы в вялотекущем режиме продолжались до 1980 г., по сути это было либо использование каких-то частных элементов, сторон программы, либо откровенная её имитация – номенклатура могла спать спокойно, цифровая опасность была устранена.
Более трагически сложилась судьба разработок И.С. Филимоненко. В 1967 г. военно-промышленная комиссия Совета министров дала официальное заключение, что разработки И.С. Филимоненко – это переворот в энергетике, системах вооружения, медицине и космической технике, однако уже в конце того же 1967 – в начале 1968 г. закрытым постановлением Секретариата ЦК КПСС работы И.С. Филимоненко были прекращены, его межотраслевое объединение закрыто, экономическая и техническая документация уничтожена. Хотя до нефтяного кризиса 1973 г. и подскока цен на нефть было ещё далеко, определённая часть высшей советской номенклатуры была крайне заинтересована в развитии «нефтянки»; к тому же после того, как в конце 1950-х годов СССР по совету Г.А. Насера активизировал экспорт дешёвой нефти (цель – нанести ущерб «реакционным арабским режимам»), это стало ещё и вопросом внешней политики.
Что касается челомеевских новинок, то, несмотря на успешные испытания 1963 г., к лету 1967 г. все работы по ПААКРК были приостановлены. Можно сказать, что последней серьёзной попыткой повернуть вспять процесс свёртывания прорывных направлений в военной сфере стало выступление первого секретаря Московского горкома КПСС Н. Егорычева [233] на июньском (20–21 июня) пленуме ЦК КПСС в 1967 г. Поставив вопрос о недостатках средств ПВО, защищающих Москву, он предложил провести отдельный пленум по вопросам развития военной техники. Егорычев рассчитывал, что на таком пленуме противникам Челомея, прежде всего Д.Ф. Устинову, придётся сдать свои позиции. В случае успеха по принципу кумулятивного эффекта это могло «вытащить» Глушкова и Филимоненко. Однако ни Косыгин, ни Брежнев предложение Егорычева не поддержали, военные и Устинов были в ярости от того, что гражданский вторгается в их сферу. Вскоре Егорычев был снят со своей должности.
Другие челомеевские работы были прекращены после 1967 г.; например, работы по созданию манёвренной орбитальной боевой системы Космос-252 («истребитель спутников») – в 1968 г. (полностью свёрнуты в 1972 г.), по созданию пилотируемых военно-разведывательных платформ – в 1969 г., а программа «Закат» – в 1971 г. (документация была разбросана по различным КБ, главным образом, конкурентов Челомея и по сути дела пропала) [234]. Тем не менее, точкой невозврата, на которой был оборван путь в посткапитализм, то есть к построению реального коммунистического общества, в котором номенклатура, если бы и сохранилась, ни в коем случае не была бы единственным властным субъектом, следует считать именно 1967 год. Именно 1967-й стал годом эволюционного перелома в развитии системного антикапитализма, годом отказа от рывка в реальный посткапитализм, началом отрицательного эволюционного сдвига в истории Большой системы «СССР» (а вместе с ней – мира в целом), старта её подспудной деградационной динамики.
По иронии Истории произошло это в год 50-летия Великой Октябрьской
