В начале своего жизненного пути Али был разбойником, и, по сути, им и остался. В молодости он и его последователи установили в Албании и Эпире нечто вроде царства террора. Стремясь сокрушить его, османские власти делали все, что могли, но ему вновь и вновь удавалось перехитрить или победить их, пока наконец в отчаянии они не решили подкупить его, пожаловав ему высокий пост. Он стал губернатором Янины еще в 1787 г.; используя эту, так сказать, стартовую площадку, он и его семья распространили свою власть буквально на всю Албанию и Грецию, за исключением Аттики и самих Афин. Али также преобразовал свою столицу. Янина всегда была красива; она расположена в живописном месте в горах, близ озера. Он улучшил дороги, учредил ежегодное проведение двух ярмарок, построил караван-сараи для купцов и даже выкопал судоходный канал. Его роскошный дворец мог похвастать самыми большими гобеленами на свете (прежде они висели в Версале).
Переменчивая судьба Ионических островов всегда интересовала, а иногда и заботила Али. В те годы, когда ими владела Венеция, она также контролировала четыре главных города на близлежащем побережье континента: Бутринт (ныне в Албании), расположенный прямо напротив Корфу; Превезу и Воницу, фланкирующих вход в залив Арта, и Пергу, находящуюся неподалеку от Паксоса. Когда в 1807 г. эти острова перешли под власть Франции, Али занял первые три города прежде, чем кто бы то ни было успел остановить его; однако русские, державшие в Перге сильный гарнизон, передали ее Франции в соответствии с условиями соглашения. Местное население, не любившее французов, поначалу не имело иной возможности, кроме как примириться с ними и налаживать отношения в меру сил, однако когда звезда Наполеона начала клониться к закату, они подняли британский флаг и обратились к британцам с просьбой о поддержке. Так и случилось, что 22 марта 1814 г. небольшие силы англичан взяли власть над городом. Теперь все должно было идти благополучно, но, к несчастью, когда на следующий год Венский конгресс передал Ионические острова под защиту Британии, для городов на побережье было специально сделано исключение: их отдали туркам с оговоркой, что любому жителю Перги должно быть разрешено перебраться на острова в соответствии с его желанием.
Если бы конгресс оставил дело в таком виде, большинство пергиотов, вероятно, не сдвинулось бы с насиженных мест, однако он пошел еще дальше, уточнив, что османское правительство должно выплатить компенсацию всем эмигрантам за собственность, которую те оставят на континенте. В результате все предпочли уехать, и турки, столкнувшись с необходимостью громадных компенсационных выплат, предложили Пергу Али. В конечном итоге размер суммы определили в 150 000 фунтов стерлингов; Али выплатил ее в соответствии с условиями соглашения, и в 1819 г., в Страстную пятницу, примерно 3000 пергиотов, взяв с собой иконы, священные реликвии и даже кости предков, пересекли пролив и перебрались на Корфу, где разделили деньги между собой. Они были безутешны, а их история стала одной из величайших легенд о страданиях греков под властью турок. Чрезвычайно редко отмечается, что они покинули свои дома добровольно и получили за это компенсацию, а также то, что, останься в Перге, они жили бы не хуже, чем население соседних городов, которым было отказано в возможности уехать.
Но Али-паша не успел насладиться своим новым приобретением. В феврале 1820 г. произошло покушение на убийство одного из его родственников, некоего Измаила-паши, который навлек на себя его неудовольствие и бежал в Константинополь; следы привели к Али, и султан Махмуд II получил шанс расправиться с ним, чего так долго ждал. Он назначил Измаила правителем вместо Али, дал ему маленькую армию и приказал довершить остальное. Той же осенью, когда войска Измаила приближались к Янине, Али поджег город и отступил в свою цитадель, расположенную на вдававшемся в озеро мысе и дополнительно защищенную широким рвом. Здесь он, казалось, мог держаться бесконечно, но в январе 1821 г. в условиях патовой ситуации Махмуд сместил Измаила и заменил его куда более способным Хуршид-пашой, правителем Мореи. Хуршид, видя, что от разнородной армии Измаила ничего ожидать не приходится — она состояла из отрядов, каждый из которых действовал на свой лад под командованием собственного паши, — потратил следующее лето на то, чтобы привести ее в порядок; затем, в начале 1822 г., пробился в цитадель. Существуют различные истории о том, как Али встретил свой конец; через несколько дней его голову, воздетую на пику, выставили на всеобщее обозрение в Янине, а затем с триумфом отправили в Константинополь.
Начало борьбы греков за независимость от власти турок можно датировать сентябрем 1814 г., когда три грека основали в Одессе тайное общество. Во избежание подозрений они умышленно дали ему неопределенное название «Филики этерия» — «Свободное содружество». Ни один из этих троих ничем особенным не выделялся — Николаос Скуфас был продавцом шляп, Эммануил Ксантос — разорившимся торговцем оливковым маслом, Афанасиос Цакалов вообще не имел какого-то определенного рода занятий. Начали они с малого. Хотя все трое родились в Греции, будучи эмигрантами, они не могли прибегнуть к возможностям, имевшимся на родине, и даже в греческой черноморской диаспоре их положение было слишком незначительно, чтобы их могли всерьез воспринимать богатые торговцы, в чьей поддержке они нуждались.
Мало-помалу, однако, число членов общества увеличивалось. Его основатели перебрались в Константинополь, где в то время греков было почти столько же, сколько и турок, и оттуда стали отправлять своих эмиссаров в саму Грецию: одного — в Македонию и Фессалию, другого — на Пелопоннес и богатые острова Гидра и Спеце, а еще двоих — на Мани (центральный из трех выступов Южного Пелопоннеса). Мани был центром произошедшего ранее неудачного восстания, спровоцированного в 1770 г. Екатериной Великой с помощью ее фаворита, графа Григория Орлова.[322] В чем-то парадоксальным результатом этого инцидента стало то, что османские власти изъяли Мани из-под юрисдикции правителя Пелопоннеса и передали в непосредственное подчинение капудан-паше, главе вооруженных сил Турции и повелителю Эгеиды, а он, в свою очередь, передоверил власть главе одной из местных фамилий, даровав ей титул беев. Восьмой из этих беев[323], занявших должность в 1815 г., впоследствии стал одним из героев греческой революции; не менее 49 человек из его семьи погибло в бою в ходе последовавшей борьбы. Его звали Петробей Мавромихалис.
Подобно всем представителям своего рода Петробей отличался исключительной красотой — чего и следовало ожидать, поскольку его предок Георгий, согласно общему мнению, был женат на русалке. Это качество он сочетал с учтивостью манер, чрезвычайным умом и, как впоследствии выяснилось, неукротимой храбростью. Подобно любому племенному вождю он был способен на жестокие действия, когда считал их оправданными, но также проявлял великодушие, улаживая проявления кровной мести повсюду, где мог, и делал все от него зависящее, способствуя формированию солидарности, которая, как он понимал, будет необходима в дальнейшем. Когда содружество обратилось к нему, он немедленно оказал ему поддержку.
Однако, прежде чем вести речь о том, чтобы взять в руки оружие, движение должно было обрести руководителя. Самым выдающимся греком из людей того времени — и, очевидно, первым, на кого пал выбор, — был Иоаннис Каподистриас, более известный за пределами Греции как Каподистриа. Родившийся на Корфу, он происходил из древнего рода, эмигрировавшего на Ионические острова из Италии в XIV в. В юности он активно участвовал в местной политической жизни и произвел на русских, оккупировавших остров, такое впечатление, что получил приглашение занять один из руководящих постов в Санкт-Петербурге. В нормальных обстоятельствах его статус гражданского служащего Российской империи не помешал бы ему возглавить содружество, однако, к несчастью, в 1815 г. царь Александр назначил его товарищем министра иностранных дел, так что когда в 1820 г. Эммануил Ксантос попросил у него аудиенцию и высказал свое предложение, то получил решительный отказ.
Затем содружество обратило свои взоры на блестящего императорского адъютанта Александра Ипсиланти, который, хотя ему еще не исполнилось тридцати лет, уже потерял руку на царской службе. Два его брата уже были членами общества, и он согласился без колебаний. Предстояло еще сделать немало: общество насчитывало всего около тысячи человек. Но Ипсиланти не терпелось начать, и 8 октября 1820 г. он выпустил прокламацию, призывавшую всех греков готовиться к грядущей борьбе. Революция, заявлял он, должна начаться на Пелопоннесе еще до конца года. Что характерно, ему не удалось посоветоваться со своими агентами на местах, которые теперь вынуждены были сообщить ему, что Пелопоннес еще не готов. По этой причине он решил, что лучше начать не на юге, а на севере, в дунайских княжествах — Молдавии и Валахии.
