Но если отбросить в сторону обман и жестокость, истинным краеугольным камнем власти Бейбарса на Ближнем Востоке была связь. Он был первым мусульманином Средневековья, который справлялся с делом управления пан-Левантийской империей из Египта, потому что не пожалел средств на обширную сеть доставки сообщений. За много веков до него византийцы и ранние Аббасиды использовали громоздкую почтовую систему посыльных, но она давно не использовалась. Бейбарс создал барид — почтовую систему с использованием конных курьеров, специально отобранных и получавших хорошее вознаграждение за свою надежность. Меняя лошадей на специальных почтовых станциях, расположенных вдоль ключевых дорог на всей территории мамлюков, эти люди могли доставить послание из Дамаска в Каир за четыре дня, а в случае особой срочности даже за три. Баридом мог пользоваться только султан, и письма всегда сразу доставлялись непосредственно Бейбарсу, независимо от того, чем он был занят. Однажды ему доставили послание, когда он мылся в бане. Чтобы обеспечить быструю передачу информации, основные дороги и мосты поддерживались в хорошем состоянии. Для транспортировки почты также использовались почтовые голуби и система сигнальных огней. Эта замечательная и очень дорогая система позволяла Бейбарсу поддерживать связь с удаленными территориями государства — в первую очередь с его северными и восточными районами, пограничными с монголами. Он мог с воистину беспрецедентной скоростью реагировать и на военные угрозы, и на гражданские беспорядки.[396]
Практические и административные реформы служили укреплению мамлюкского государства и «королевской» власти. Между тем режим Бейбарса был не без недостатков. Успех в высшей степени централизованного подхода к управлению в основном зависел от личных качеств и навыков султана, и возникал закономерный вопрос, как со всем этим справится его будущий преемник. Желая задавить идею о том, что султан мамлюков должен избираться, Бейбарс предпринимал попытки заложить фундамент собственной семейной династии. Для этой цели он в августе 1264 года назначил своего четырехлетнего сына Барака соправителем. Учитывая, что среди элиты мамлюков всегда ценились заслуги, а не наследственность, вопрос, сработает ли его план, оставался открытым.
Бейбарс также установил потенциально разрушительную связь с суфи (святым человеком) — мистиком Хадиром аль-Мирани. Он претендовал на роль пророка, хотя многие при дворе мамлюков втайне считали его мошенником. Хадир подружился с Бейбарсом во время визита султана в Палестину в 1263 году. Под впечатлением предсказаний множества будущих завоеваний мамлюков (кстати, впоследствии немало его пророчеств сбылось) Бейбарс пожаловал ему собственность в Каире, Иерусалиме и Дамаске. Хадир имел неограниченный доступ в круг приближенных султана и, как утверждают, был посвящен в государственные дела — к немалой досаде мамлюков — помощников Бейбарса. Эта странная связь предполагает, что даже хладнокровный деспот вроде Бейбарса может быть падок на лесть — именно это качество впоследствии стало «щелью» в его обороне, которую еще предстояло заделать.
Учитывая время и ресурсы, потраченные Бейбарсом внутри мусульманского Леванта в процессе строительства мамлюкского государства в начале 1260-х годов, а также резкий милитаризм, ставший очевидным позднее, легко предположить, что он предпочитал замкнутость в отношениях с внешним миром и отвергал дипломатию. На деле он был активным и способным игроком на международной сцене. Бейбарс использовал переговоры, чтобы добиваться трех взаимосвязанных целей: предотвратить любую возможность союза между латинским Западом и монголами, посеять разногласия в рядах монголов, поощряя соперничество между Золотой Ордой и персидским ильханатом, и поддерживать постоянную доставку новых рабов из русских степей.
В первый год своего пребывания у власти султан установил контакт с внебрачным сыном покойного императора Фридриха II королем Манфредом Сицилийским (1258–1266). Желая сохранить традицию тесных отношений между Египтом и Гогенштауфенами и поддержать антипапскую политику Манфреда, султан направил послов к сицилийскому двору с всевозможными экзотическими дарами, среди которых была группа монгольских пленных с конями и оружием — свидетельство о том, что репутация неуязвимости монголов сильно преувеличена. После смерти Манфреда Бейбарс возобновил контакт с его противником и преемником — алчным братом короля Людовика IX Французского Карлом Анжуйским.
Султан также в 1261 году открыл каналы для переговоров с Золотой Ордой. Монгольский правитель региона Берке-хан (1257–1266) принял ислам и был втянут в ожесточенную борьбу с ильханатом Персии. Бейбарс польстил религиозным чувствам Берке, включив его имя в пятничные молитвы в Мекке, Медине и Иерусалиме, и, установив равноправные отношения, сохранил доступ к рынкам рабов в Золотой Орде и обезопасил северные границы султаната с Малой Азией. Чтобы обеспечить безопасную и эффективную доставку рабов-кипчаков с Черного моря в Египет, султан также заключил соглашения с генуэзцами — главными перевозчиками рабов в Средиземноморье. Эти итальянские купцы недавно проиграли так называемую «войну святого Саввы» — двухлетнюю борьбу с Венецией за экономическое и политическое первенство в Акре и Палестине. В 1258 году эта гражданская война закончилась поражением генуэзцев, они переместились в Тир и в 1260-х годах и далее были даже очень рады возможности торговать с мамлюками. Для того чтобы генуэзские суда могли и дальше иметь беспрепятственный доступ в пролив Босфор, Бейбарс установил дополнительные контакты с императором недавно восстановленной Византии Михаилом VIII Палеологом, который вернулся в Константинополь в 1261 году после окончательного краха латинской Романии.[397]
Для мамлюка, которого с детства обучали искусству войны, а не интригам дворцовой политики, султан Бейбарс плел эту сложную сеть дипломатических интересов удивительно ловкой и уверенной рукой — одновременно он всячески старался изолировать монгольский ильханат и латинский Утремер.
Усовершенствование мамлюкской военной машины
Между 1260 и 1265 годами Бейбарс проявлял феноменальную активность в области дипломатии и управления государственными делами. Но, всегда помня о необходимости вести срочную и обширную подготовку к войне, он одновременно поставил мамлюкское государство на путь милитаризации. Основной целью султана было ведение джихада против монголов и левантийских франков — победы, которые еще больше укрепят его положение и репутацию, завоевания, которые сделают мусульманское господство над Левантом бесспорным.
С самого начала быстро шла работа по укреплению физической защиты мира мамлюков. В Египте были усилены фортификационные сооружения Александрии и устье Нила в районе Дамьетты было частично перекрыто, чтобы предотвратить другое вторжение с моря в дельту, как то, что предпринял Людовик IX. По всей Сирии укрепления, разрушенные монголами в Дамаске, Баальбеке, Шайзаре и других городах, были восстановлены. На северо-востоке, вдоль течения реки Евфрат — теперь ставшей фактической границей с Персидским ильханатом — замок Аль-Бира стал незаменимой опорой. Крепость была усилена, обеспечена большим гарнизоном, и за ее безопасностью Бейбарс внимательно следил при посредстве барида. Аль-Бира доказала свое значение в конце 1264 года, когда успешно выдержала первое серьезное наступление сил ильханидов. Эта атака, вызванная передышкой в войне между Золотой Ордой и монгольской Персией, заставила султана собрать свои армии для войны, но, когда он готовился выйти из Египта, пришло сообщение о том, что ильханиды сняли осаду Аль-Биры и отступили.
На замки, конечно, можно отчасти полагаться, считал Бейбарс, но основой мамлюкского государства все же была армия. Приняв и существенно расширив существующую систему набора мамлюков, он постоянно приобретал новых юных рабов мужского пола из числа кипчаков, а позднее — выходцев с Кавказа. Мальчиков обучали, внушали взгляды мамлюков и в возрасте восемнадцати лет освобождали, чтобы они служили своим хозяевам в мамлюкском султанате. Такой подход создал постоянно самовосстанавливающуюся армию. Один историк назвал ее «знатью на одно поколение», потому что дети, родившиеся у мамлюков, не считались частью военной элиты, хотя им разрешалось вступать в резерв халка (halqa) — второго эшелона.
Бейбарс вкладывал большие финансовые ресурсы в строительство, обучение и улучшение армии. В общей сложности число мамлюков возросло в четыре раза и достигло примерно 40 тысяч конных воинов. Ядром этой силы был 4-тысячный полк мамлюков — новая элита Бейбарса, — прошедший специальную подготовку в цитадели Каира. Здесь рекрутов обучали искусству виртуозного владения мечом — они учились наносить точные удары, повторяя одно и то же движение тысячу раз в день, мастерству конных лучников — они использовали мощные композитные, загибающиеся назад луки. Султан поддерживал жесткую дисциплину. Во время его правления в Каире было построено два крупных ипподрома — тренировочные арены, где мамлюки совершенствовали навыки боя и искусство верховой езды. Находясь в столице, Бейбарс и сам ежедневно тренировался, являя собой пример истинного профессионализма и преданности делу. Он всемерно поощрял своих мамлюков экспериментировать с новыми видами оружия, внедрять новые технологии. Некоторые лучники, к примеру, пытались использовать стрелы с греческим огнем, оставаясь в седле.[398]
