описывает “дружбу и согласие” между боярами и поляками в Москве (Н. Устрялов, ч. II, стр. 45 — 46).
Из москвитян, перебежавших в лагерь Лжедимитрия в то время, о котором пишет Буссов, Бутурлин приводит фамилии двух “известнейших”. Это были Михайло Бучаров и Федор Чулков. Сообщение Буссова о том, что из московских жителей, в особенности из низших слоев, многие предпочитали русского самозванца польскому королевичу Владиславу, не чуждо истине. Из городов Суздаля, Владимира-Юрьева, Галича и Ростова к Лжедимитрию II присылали гонцов с заявлением о готовности передаться ему (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 224).
Летом 1610 г. Лжедимитрий II, находясь под Москвой, отверг предложение Сигизмунда III отказаться от дальнейших притязаний на московский престол и удовлетвориться городом Самбор или Гродно по своему выбору. В этом плане интересно сообщение Буссова о надеждах Лжедимитрия II на восстание в Москве. Возможно, что эти надежды на восстание в его пользу в Москве явились одной из основных причин отказа Лжедимитрия II от предложения польского короля. Сведения Буссова о военных событиях под Москвой в конце августа можно дополнить. Чтобы прекратить набеги самозванца на окрестности Москвы, гетман Жолкевский в ночь с 25 на 26 августа выступил из Москвы с польским войском и, соединившись с 15000 русским войском под начальством князя Мстиславского, предстал неожиданно перед войсками Сапеги. Избегая кровопролития между своими соотечественниками, оба польских гетмана сумели мирно и быстро договориться о прекращении борьбы. После этого гетман Жолкевский вернулся в свой лагерь, а Мстиславский — в Москву. Однако, узнав, что Лжедимитрий, несмотря на увещания Сапеги, никоим образом не соглашается на сделанное ему Сигизмундом предложение, Жолкевский решил напасть на него внезапно. С этой целью Жолкевский со своим войском прошел через московский Кремль к Коломенской заставе, где в поле ожидало его 30-тысячное московское войско. Оба войска направились к Угрешинскому монастырю, куда 18 августа Лжедимитрий, испугавшись, что будет выдан войсками Сапеги гетману Жолкевскому, бежал к Марине. Предупрежденный о приближении войска Жолкевского, Лжедимитрий II вместе с Мариной поспешно вернулся в Калугу в сопровождении нескольких сотен донских казаков под начальством Заруцкого. Пафнутьевский монастырь, упоминаемый Буссовым, находится в Калужской губернии; что касается Коломенского монастыря, то, по-видимому, Буссов имел в виду церковь в селе Коломенском.
На основании договора от 17 августа, заключенного боярами с Жолкевским, войска гетмана должны были отойти к Можайску. Однако поляки и русские бояре, опасаясь возмущения народных масс, недовольных избранием на царский престол польского королевича, договорились о введении в Москву польского войска. 16 сентября Гонсевский и Струе были посланы в Москву, для того чтобы расписать квартиры для польского войска, но один из монахов ударил в набат — собралась на Красной площади огромная толпа, — и полякам пришлось удалиться. Тогда они решили войти в город незаметно — ночью. В ночь с 20 на 21 сентября в Москву вошло 800 пеших иноземцев и 3500 поляков (у Буссова — 5000). Жолкевский и Гонсевский с пехотой расположились в Кремле, где сам Жолкевский занял бывший дом Бориса Годунова. Полк Зборовского поместился в Китай-городе, в соседстве с Кремлем, на Посольском дворе, а полк Казановского — в Белом городе, на дворах князей Димитрия и Ивана Шуйских (Д. Бутурлин, ч. III, стр. 259). О том, как дорого обходилось русским содержание польского войска в Москве, пишет Маскевич: “...октября 14 (4 октября, — М, К.), с согласия бояр, назначены войску города для кормления в расположении ста миль и более от столицы; на мою роту достались два города: Суздаль и Кострома, в 70 милях от Москвы. Мы немедленно послали туда товарищей с пахоликами, для собрания съестных припасов. Но наши, ни в чем не зная меры, не довольствовались миролюбием москвитян и самовольно брали у них все, что кому нравилось, силою отнимая жен и дочерей у знатнейших бояр. Москвитяне очень негодовали и имели полное к тому право. Для устранения подобных беспорядков, по нашему совету, они согласились платить нам деньги по 30 злотых на коня, собирая их с городов сами чрез своих чиновников” (Н. Устрялов, ч. II, стр. 46).
Выбор Лжедимитрием II Астрахани для продолжения авантюры, как пишет об этом Буссов, не случаен. Благодаря скоплению в этом городе казацкой вольницы и бежавших от феодального гнета крепостных, в Астрахани находил приют не один самозванец. “Невеле откуды имахуся такие воры”, — замечает летописец (ПСРЛ, т. XIV, стр. 89). Упоминаемый Буссовым поляк Кернозитцкий (Корнезитский у Буссова) был одним из начальников русского отряда у самозванца (РИБ, т. I, стлб. 809).
Об убийстве Лжедимитрия Буссов рассказывает весьма подробно, сообщаемые им факты подтверждаются другими источниками: Новым летописцем, Будила, Петреем и т. д. Количество татар, отправившихся с Петром Урусовым в Татарию, у Петрея определяется в 2000 человек (П. Петрей, стр. 293). В других источниках количество татар вовсе не указано, поэтому сказать, верно ли это сведение Буссова, невозможно. Например, в “Карамзинском хронографе” говорится лишь, что Петр Урусов “с татары своими отъехал в Крым” (А. Попов. Изборник, стр. 349). Пельна — может быть, Пчельна — река и, возможно, населенный пункт недалеко от Калуги.
По поводу избиения калужанами татар за убийство Лжедимитрия II в “Новом летописце” говорится: “В Калуге ж уведаша то, что князь Петр Урусов убил Вора, взволновашася градом всем и татар побиша всех, кои в Калуге были” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 105). Костомаров на основании польских источников говорит, что Марина ночью после убийства мужа, схватив факел, бегала в отчаянии среди толпы, рвала на себе одежду, волосы и, заметив, что калужане не очень сочувствуют ее горю, обратилась к донским казакам, умоляя их о мщении. Начальствовал над этими казаками И. Заруцкий, неравнодушный к Марине. Он воодушевил своих казаков, которые напали на татар в Калуге и до 200 человек убили (Н. И. Костомаров, стр. 511).
В “Новом летописце” о рождении у Марины сына говорится: “Ево же вора взяша и погребоша честно в соборной церкве у Троицы, а Сердомирсково дочь Маринка, которая была у Вора, родила сына Ивашка. Калужские ж люди все тому обрадовашесь и называху ево царевичем и крестиша его честно” (ПСРЛ, т. XIV, стр. 105).
Сын
