2-й Украинский фронт начал наступление 24 января, и в первый же день тактическая оборона немцев была почти прорвана. Но генерал Конев действовал слишком вяло и не воспользовался благоприятной ситуацией. Лишь на следующий день в бой была введена 5-я гвардейская танковая армия генерала Ротмистрова, которая прорвала немецкие позиции. Но промедление сказалось, так как противник подтянул резервы и сумел затормозить наступление. Более того, наши 20-й и 29-й танковые корпуса сами оказались отрезанными. И тут командующий фронтом генерал Конев показал, что мы уже научились не бояться немцев. Он принимает решение, совершенно немыслимое буквально год назад. 20-й корпус продолжает наступление навстречу частям 1-го Украинского фронта, 29-й корпус занимает оборону фронтом на юг, а резервные части перерубают тонкий немецкий рукав. Так и вышло! 28 января танки 20-го корпуса в поселке Звенигородка встретились с авангардом 6-й танковой армии. А немецкие заслоны в полосе наступления были опрокинуты и уничтожены, началось формирование внешнего и внутреннего фронтов окружения.
Наступление 1-го Украинского фронта началось на два дня позднее и сначала проходило не так гладко. На намеченном участке прорыва завязались тяжелые бои, и продвижение было минимальным. Командовавшему фронтом генералу Ватутину пришлось сместить точку приложения сил, но в итоге после ввода в бой 6-й танковой армии оборона немцев и Здесь была прорвана. Зато после прорыва наступление шло беспрепятственно, и до встречи с 20-м танковым корпусом Конева никаких проблем не возникало.
Итак, перед нами вроде классическая операция блицкрига. Прорыв фронта, в окружение попадают крупные силы противника, танковые части выходят на оперативный простор, наступает период развития успеха… А вот и нет! Так бы поступил Гудериан. Так бы поступил Манштейн. Но так не поступили советские генералы. Пока не так. Да, одна причина лежала буквально на поверхности. Танковые дивизии в ходе наступления понесли потери, вдобавок началась распутица, и в грязи вязли не только автомобили, но и танки. Однако, скорее всего, сказалось то самое отсутствие победного инстинкта, которое уже помешало нам развить успех прорыва под Сталинградом и уничтожить немецкие войска на Северном Кавказе. Точно так же и сейчас все-таки следовало попытаться ударить дальше. Ведь перед соединенными силами двух фронтов появилась отличная перспектива отсечь всю никопольскую группировку, более того, все немецкие силы западнее Днепра.
Судя по всему, второй раз, когда успех операции превзошел все ожидания, советское командование растерялось и не проявило гибкости, реагируя сообразно изменившейся обстановке. С другой стороны, если посмотреть на привлеченные силы, становится понятно, что большие задачи перед наступающими армиями не ставились изначально. Разгромить целую группу армий силами 700 танков более чем сложно.
Вдобавок была допущена ошибка, которую немцы в своих блицоперациях не допустили ни разу. Перед началом прорыва значительные силы снова были использованы для «сковывания» противника. Ох уж это сковывание! Оно становится подлинным бичом советских наступлений, отвлекая от четверти до трети сил, которые можно было использовать для развития успеха. Дело в том, что даже если бы — даже если бы! — немцы и решили попытаться перебросить в район боев войска с неатакованных участков фронта, это потребовало бы времени. А советские дивизии находились бы там с первого же дня.
В общем, Корсуньский блицкриг длился ровно четыре дня, после чего началось уничтожение окруженной группировки. Группировка капитулировать или гибнуть не собиралась, и солдаты генерала Штеммермана оказывали ожесточенное сопротивление. Предъявленный советским командованием ультиматум был отвергнут. Кстати, снова отметим: именно такие попытки сражаться до конца ставят под вопрос ключевую идею блицкрига — наращивание темпа операций. Одновременно немецкое командование начало готовить деблокирующий удар. Спасителем отечества в масштабах 8-й армии снова был назначен Манштейн.
Как всегда, советские историки затягивают привычную песню о превосходстве немцев в силах, особенно в танках. «В составе некоторых немецких танковых дивизий (в основном в дивизиях СС) имелись тяжелые танковые батальоны танков «Тигр», штурмовые орудия «Фердинанд». Танки «Тигр» состояли также на вооружении 503-го и 506-го отдельных танковых батальонов», — пишет А.Н. Грылев. А всего Манштейн, дескать, насобирал около 1000 танков, при том, что на внешнем кольце окружения им противостояло всего 307 советских. Честно говоря, эти рассказы о вездесущих «Фердинандах» навязли в зубах. Да и вообще, каков был бы результат удара 1000 немецких танков, представить несложно.
Сначала немцы попытались прорвать окружение в полосе 2-го Украинского фронта, потому что расстояние до так называемого Городищенского выступа здесь было минимальным. Но минимальными же оказались и успехи четырех танковых дивизий, которые сумели продвинуться всего на 5 километров. Штеммерман тем временем стягивал свои войска к Корсунь-Шевченковскому выступу, постепенно сокращая линию обороны и готовясь к прорыву навстречу деблокирующим группировкам.
В результате основные усилия были перенесены в полосу 1-го Украинского фронта. Здесь появилась танковая дивизия «Лейбштандарт», которая столько крови испортила нашим солдатам под Курском. Командующий 1-й танковой армией генерал Хубе отправил оптимистическую радиограмму окруженным с призывом держаться и твердым обещанием выручить их. Он действительно сосредоточил три танковые дивизии при поддержке двух батальонов «Тигров» и 4 февраля перешел в наступление. 6 февраля в его распоряжение прибыла еще одна танковая дивизия. Чтобы парировать немецкий удар, Ватутин ввел в бой 2-ю танковую армию, до сих пор находившуюся в резерве. Здесь сразу возникает резонный вопрос: а почему ранее она не была использована для развития успеха? Временно наступление немцев удалось приостановить, и они взяли паузу для перегруппировки сил.
Утром 11 февраля ударная группировка Хубе (III танковый корпус) снова пошла в наступление в направлении Ризино — Лысянка. Одновременно окруженные войска Штеммермана попытались ударить навстречу им из района Стеблева. После жестоких боев им удалось прорваться к Шендеровке, и расстояние до авангардов Хубе составляло всего около 10 километров. Но эти километры еще предстояло пройти. Кое-кто из современных российских историков пытается оправдать откровенную неуклюжесть действий Ватутина тем, что якобы немцы старались прорваться на стыке двух фронтов. Полно вам! Ну посмотрите на карты, которые вы публикуете в собственных книгах! Все события происходили в полосе 1-го Украинского фронта, стык фронтов находился в нескольких десятках километров восточнее.
И все-таки ситуация действительно сложилась запутанная, причем запутало ее советское командование. Внешнее кольцо окружения держал фронт Ватутина, а внутреннее — фронт Конева. И координировать их действия действительно было сложно, хотя имелся особый представитель Ставки, который должен был этим заниматься. Кто? Правильно, маршал Жуков. Только кончилось это тем, что «координировавший действия 1-го и 2-го Украинских фронтов Маршал Советского Союза Жуков не сумел организовать четкого взаимодействия войск, отражавших натиск врага, и был отозван Ставкой в Москву».
В общем, положение сложилось странное — недовольны были обе стороны. Немцам никак не удавалось прорваться, Красная Армия никак не могла уничтожить котел, хотя к 16 февраля он сократился до мизерных размеров. Штаб немецкой 8-й армии радировал Штеммерману, что наступление III танкового корпуса захлебнулось и что он сам должен прорываться навстречу ему. Штеммерман предпочел остаться с арьергардом прикрывать прорыв, командовать которым было поручено генерал-лейтенанту Теобальду Либу. К этому времени котел сократился буквально до пятачка диаметром в 5 километров вокруг Шендеровки. На прорыв требовалось разрешение Гитлера, однако Манштейн понял, что промедление смерти подобно, и отправил Штеммерману краткую телеграмму: «Stichwort Freiheit. Zielort Lysyanka. 23.00» — «Пароль «Свобода». Цель — Лысянка».
И в 23.00 немцы тремя колоннами пошли на прорыв с примкнутыми штыками наперевес. После ожесточенной рукопашной схватки часть их сумела прорваться. Однако левая колонна налетела на танки 5-й гвардейской танковой и была практически уничтожена. Рассвело, но бои еще продолжались. Конев, понимая, что появилась опасность упустить немцев, бросил в атаку бригаду 20-го танкового корпуса, вооруженную новыми танками ИС-2. Обнаружив, что противотанковой артиллерии немцы не имеют, танки просто давили повозки и машины гусеницами.
К полудню дезорганизованная толпа добралась до реки Гнилой Тикич. Переправа весьма напоминала все, происходившее на Березине в 1812 году, и никакие заявления немецких историков не заставят меня поверить в «организованность и порядок». Тем более что сами немецкие офицеры в своих воспоминаниях признаются: впервые среди немецких солдат появляются признаки Kesselfurcht — котлобоязни. Снимки поля боя ясно доказывают, что ни порядка, ни организованности в помине не было.
