21 апреля 1943 года он в составе восьмерки вылетал несколько раз. В первом вылете сопровождали 18 Ил-2, наносивших удары по артиллерийским позициям противника на высотах юго-западнее станицы Крымская. Группу вел майор Павел Крюков. Николай Искрин возглавил ударную четверку.
Идя выше штурмовиков и четверки истреби гелей непосредственного сопровождения, Искрин сквозь тонкую пелену облаков увидел в стороне и немного выше три силуэта. Вот они скрылись в облаке, потом вынырнули один за другим. И сразу ринулись вниз. «Охотники!» — понял Искрин. «Неужели не видят нас?..»
«Предупреждать своих поздно. Надо действовать», — и сразу же полупереворотом переходит в атаку. Ведомые за ним.
Пытается догнать ведущего «мессера», но перед ним вдруг возникает другой истребитель противника. Огонь ведет «навскидку». Трасса достигает цели — «мессер» вспыхнул, падает. Ведущий «месс», увидев трассу, резко уходит влево вверх и ныряет в облако.
«Где же третий?»
А тут в наушниках голос ведомого Николая Старчикова слышится:
— Атакую!
И через мгновение справа, чуть ли не у самой плоскости «кобры» Искрина, вверх с дымом к облакам несется «мессер», а за ним метрах в пятидесяти — истребитель Старчикова.
«Почему не стреляет? Давно пора!» — встревожен Искрин.
Ответом слышится в эфире раздосадованный голос Старчикова:
— Растуды твою… Забыл оружие включить!.. Уходит, гад!..
Но штурмовики спасены. Они могут уверенно работать по целям. Искрин видит, как «илы» обрабатывают высоты.
«Тигр» подтверждает падение «мессера», сраженного Искриным. И передает:
— В воздухе спокойно. Противника нет.
Наши истребители встречным крутом под самой кромкой облаков проходят над целью, которую обработали штурмовики. С других высот, с разных сторон по самолетам бьют зенитки.
Истребитель Искрина вздрагивает от близких разрывов. Летчик разворачивает свою четверку вдогон уходящим «илам». Когда приземлились, вызывают на командный пункт.
На пороге — начальник связи капитан Григорий Масленников, в руках бумажка.
— Здорово вы поработали! Вот радиограмма. Командующий фронтом генерал Петров благодарность объявляет за хорошую боевую работу штурмовиков и истребителей…
Приятно, конечно, радостно. Но радоваться некогда: паре Искрина дают новое задание. Теперь она пойдет в составе восьмерки, собранной из летчиков всех трех эскадрилий.
Станция наведения «Тигр» передала:
— Всем, кто в воздухе, идти на Мысхако…
Идет туда восьмерка. Высота — пять тысяч метров.
Искрин видит, как над морем, разворачиваясь огромной дугой, звено за звеном становятся на боевой курс Ю-88 — бомбить отважных десантников.
Навстречу восьмерке метнулось несколько пар «мессершмиттов». Поздно! Ударная четверка Фадеева уже атакует в лоб бомберов, и в небе вспыхивает сразу два факела.
Четверка Искрина «вяжет» истребителей. И еще два задымили; падают, скрываются под водой в Цемесской бухте.
Строй бомбардировщиков нарушен. Бомбы сброшены на воду, лишь отдельным самолетам удается прорваться к Мысхако, и они спешно уходят на запад, под прикрытие своих зениток.
Бой затих. Восьмерка собралась и взяла курс домой. Ведущий доложил командиру полка:
— Бой длился двенадцать минут. Рассеяна группа бомбардировщиков, сбито пять. По одному «мессеру» сбили Труд, Ершов и Искрин. Мы с Табаченко — по «юнкерсу»…
А вскоре был последний бой Искрина. 16 мая 1943 года в полдень мы были на аэродроме и вдруг увидели взлетающие поперек посадочной полосы «яки» соседнего истребительного авиаполка. Они спешили, очень спешили.
Глянули вверх: «мессы»! С бреющего боевым разворотом уходят на высоту. Одна пара, вторая. Еще три самолета поодаль. Семь!..
До слуха доносятся звуки стрельбы. Что это — бой или штурмовка?
От самолетов из капониров высыпали авиаторы и, задрав головы вверх, смотрят в небо. И вдруг над аэродромом с юго-востока появляется какой-то самолет. Идет низко — не выше ста метров от земли. Маневрирует, но очень уж вяло, видимо, летчик ранен.
А за ним, буквально на хвосте, повторяя его маневры, висит «мессершмитт». Не иначе — ловит в прицел.
Летчики забеспокоились, зашумели наперебой:
— Почему зенитки молчат?
— Близко очень, можно и по своему ведь ненароком ударить!
— А «яки» что не видели?..
Кто за кобуру хватается, кто за винтовкой метнулся.
А самолеты уже над головой. Раздался перестук очереди, от «мессершмитта» потянулись короткие дымные шнуры. ЛаГГ-3 качнулся и, наклонив нос, пошел вниз и ткнулся в землю возле землянки командного пункта. Раздался взрыв, брызнул огонь.
«Мессер» спокойно развернулся, нагло покачал крыльями несколько раз, вот, мол, я — над аэродромом, ничего не боюсь, и с небольшим снижением стал уходить на юго-запад.
И тут ударили зенитки — и навстречу ему, и вдогон. Шапки разрывов вздувались вокруг «мессера», сопровождали его. Один снаряд все же настиг фашиста, видимо, прямым попаданием отбило почти половину крыла, и тот как-то странно крутнулся, а несколько секунд спустя за капонирами, за станичными хатами поднялся столб воды и дыма и донесся глуховатый, как стон, звук.
— Хана! В озеро плюхнулся! — прокомментировал сцену рядом стоявший техник. Вверх полетели шапки, пилотки, кто-то кричал «ура», кто-то в сердцах матерился:
— Будешь знать, где раки зимуют!..
И инстинктивно люди бросились туда, где упали самолеты: одни в сторону озера, другие за КП, где дымилась в мягкой земле воронка — все, что осталось от «лагга».
Это произошло в считанные минуты, и у каждого в душе творилось невообразимое. Ругали фашиста, в то же время и в адрес нашего самолета сыпались нелестные слова: неуклюжий, мол, тяжелый, сколько же он жизней унес!..
Вдруг снова послышался гул, на его фоне четко прозвучали отрывистые очереди. С юго-запада, со стороны станицы, к аэродрому подтягивался бой. Кто с кем дерется? «Яки», которые только что взлетели?
Присматриваюсь: нет, не «яки», а «кобры» это. Четверка, еще, кажется, пара. А вон и «мессеры». Горит уже кто-то…
Звуки воздушного боя становятся глуше: он снова стал оттягиваться на юг, к станице Славянской.
Вскоре на стоянке заговорили о том, что якобы привезли сбитого летчика.
— Кого?
— Фамилию не знаю, но он из братского полка, что на «кобрах» летает.
— Так их ведь не один в нашей дивизии! Из Сорок пятого или из Шестнадцатого гвардейского?
— Не знаю этого…
Вечером в столовой вижу, наш врач идет с каким-то майором, тоже медиком, ужинать садятся. Мы к ним с расспросами: кто да что, жив летчик, не сильно ли ранен?
Майор, оказывается, — полковой врач из шестнадцатого гвардейского авиаполка. Часа два тому назад прилетел на УТ-2. Уже в госпитале побывал, подробности узнал. Скучный сидит, сокрушается: хороший летчик, замкомэск, летать уже вряд ли будет, раненую ногу, видимо, ампутируют.
— Кто же это? Фамилия как?
— Старший лейтенант Искрин.
— Николай Михайлович? — уточняет один из наших летчиков.
— Он самый. А вы знаете его?
— Как же, вместе летали, не один бой провели!..
Майор Головкин тяжело вздохнул: врач, он по опыту знает, что ампутации не избежать. И человека жаль, и летчика отважного полк теряет…
…Прошло полгода. По пути на Кавказ, куда летчики направлялись за новыми самолетами, решили всей компанией завернуть в Ессентуки и проведать Николая Искрина. Идею эту подал его ведомый, уже старший лейтенант, Николай Старчиков. Горячо поддержал ее боевой друг Искрина, летавший с ним с первых дней войны, старший лейтенант Аркадий Федоров.
Очень хотелось и нам, молодым пилотам, поближе познакомиться с. прославившимся боевым мастерством однополчанином: мы ведь в это время уже тоже были в Шестнадцатом! К тому же много слышали об Искрине и от Крюкова, и от Покрышкина, и от комиссара нашего Погребного.
Виктор Жердев, Александр Клубов, Иван Руденко, Саша Ивашко, Иван Олефиренко в один голос:
— Поехали!
Ночью сошли в Минеральных Водах со своего «пятьсот-веселого» и, уговорив водителя старенькой полуторки «подбросить» нас до Ессентуков, побросали в кузов свои парашюты, мигом перемахнули через борт — и поехали. Место в кабине занял «житель сиих мест» лейтенант Виктор Жердев: ему не терпелось домой, очень хотелось скорей повидать родителей, жену.
На рассвете веселой гурьбой, неся на плечах огромные свои темно-зеленые сумки, ввалились в еще затянутый туманом госпитальный двор. Дежурный врач всполошился, выбежал навстречу.
— Тише, товарищи! Раненые еще спят…
— На ходу! Вон уже гуляют по аллеям, — показывает Иван Руденко в сторону, где виднеются фигурки в халатах, бушлатах.
Действительно, кое-кто уже встал, вышел на прогулку, учится ходить на костылях или опираясь на палку.
— Мыкола! — закричал вдруг Николай Старчиков. — Мыкола! — и бросился к одной из скамеек, стоявших невдалеке.
