Эта тактика была сформулирована предыдущим летом меньшевиком Ф.И.Даном на страницах социал-демократической «Искры». Дан убеждал студентов вернуться в аудитории, но не для учебы, а чтобы делать революцию: «Систематическое и открытое нарушение всех правил полицейско-университетского «распорядка», изгнание инспекторов, надсмотрщиков и шпионов всякого рода, открытие дверей аудиторий всем гражданам, желающим войти в них, превращение университетов и высших учебных заведений в места народных собраний и политических митингов — вот цель, которую должно поставить себе и выполнить студенчество при возвращении в покинутые им залы. Превращение университетов и академий в достояние революционного народа, — так можно кратко формулировать задачу студенчества. <…> Такое превращение, конечно, сделает университет одним из пунктов концентрации и организации народных масс»96. И треповские меры невольно расчистили дорогу такой тактике.
Воинственное меньшинство немедленно воспользовалось возможностью, чтобы пригласить рабочих и вообще разнообразных лиц, не имеющих отношения к университету, на политические собрания, проводившиеся под его сводами. Академическая работа стала невозможной, высшие учебные заведения превратились в «политические клубы», а упрямо отдающие предпочтение науке профессора и студенты подвергались нападкам и угрозам97. Рабочие не спешили броситься в объятья воинственно настроенным студентам, но любопытство все же побеждало. Постепенно слух об уважительном отношении к ним студентов расползался все шире и все больше рабочих приходило на эти сходки. Поначалу рабочие только слушали, что говорили другие, но постепенно стали выступать и сами98. Подобное происходило во всех университетских городах, включая Москву. Наблюдалось нечто совершенно небывалое: радикальное студенчество призывало рабочих к стачке и мятежу, а полиция не вмешивалась. Надежды Трепова на то, что его послабления помогут «выпустить пар», совершенно не оправдались. По мнению Витте, указ об автономии университетов от 27 августа «был первой брешью, через которую революция, созревавшая в подполье, выступила наружу»99.
В конце сентября по центральной России прокатилась новая волна забастовок. Экономические по замыслу, стачки были скоро политизированы благодаря усилиям «Союза союзов» и радикальных студентов, действовавших по его указаниям.
Забастовки, вылившиеся во всеобщую стачку в середине октября, начались 17 сентября с выступления московских печатников. Разногласия, носившие поначалу весьма миролюбивый характер, сводились исключительно к вопросу о заработной плате, но вскоре студенты придали им политическую окраску. Произошли стычки забастовщиков с полицией и казаками. В забастовку протеста включились и другие рабочие. 3 октября началась забастовка солидарности петербургских печатников100. И до образования 13 октября Петербургского Совета университеты играли роль координационных центров забастовочного движения, потому что представляли собой единственные учреждения в России, где можно было проводить политические собрания без вмешательства полиции101. Тысячи людей стекались на политические сходки в учебные аудитории. С.Н.Трубецкой, ректор Московского университета, воспротивился превращению учебного заведения в арену политической борьбы и 22 сентября отдал распоряжение о закрытии университета. (Это было его последним деянием в жизни — неделю спустя он внезапно скончался, а его похороны в Москве послужили поводом для грандиозной политической демонстрации.) Но Петербургский университет и Петербургский технологический институт не были закрыты, и это давало им возможность играть ключевую роль в событиях, приведших к всеобщей стачке.
Рабочие беспорядки в Москве и Петербурге приняли всероссийский размах, когда к ним присоединились рабочие-путейцы. Выше уже отмечалось, что Всероссийский союз железнодорожных служащих и рабочих, входящий в «Союз союзов», уже с лета 1905 года рассматривал возможность всеобщей политической стачки. Выступления железнодорожников начались с мелкого инцидента. В конце сентября руководство созвало конференцию с участием представителей железнодорожников для обсуждения вопросов, связанных с пенсионным правом. 4–5 октября распространились ложные слухи о том, что рабочие, участвовавшие в работе этой конференции, арестованы. Союз железнодорожников воспользовался этим поводом для осуществления своих планов. 6 октября стала Московская дорога, изолировав город. Стачка перекинулась на другие города и вскоре охватила работников связи, фабричных рабочих и конторских служащих. Всякий раз «Союз союзов» и его ответвления давали ясно понять, что забастовщики выдвигают политические требования, призывая к созыву Учредительного собрания, избираемого по так называемой «четыреххвостке» (т. е. на основе всеобщего, прямого, тайного и равного голосования). Отчасти стихийное, отчасти организованное движение неотвратимо шло к полному и повсеместному прекращению работы. 8 октября «Союз союзов» призвал своих членов поддержать путейцев и создать стачечные комитеты по всей стране. Итак, всероссийская стачка разворачивалась. [Galai. Liberation Movement. P. 262–263. В составе Союза железнодорожных, служащих и рабочих, крупнейшей рабочей организации России, насчитывавшей 700 тыс. членов, было только 130 тыс. квалифицированных рабочих, большинство же составляли разнорабочие, в основном из крестьян. См.: Anweiler О. The Soviets. New York, 1974. P. 269. Note 53.].
* * *
6 октября, когда движение стало набирать силу, Витте попросил аудиенцию у царя, и три дня спустя был принят. Витте, прежде старавшийся говорить государю то, что тот хотел услышать, был на сей раз резко прямолинеен. Он заявил, что у царя остаются только две возможности: назначить военного диктатора или пойти на крупные политические уступки. Обоснование разумности последнего варианта было изложено в записке, тут же поданной. [Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 3. С. 11. См. также: Verner A.M. Nicolas II and the Role of the Autocrat during the First Russian Revolution, 1904–1907. Ph. D. diss. Columbia University, 1986. P. 370–376. Вернер утверждает, что Витте неверно указывает дату своей первой встречи с царем и что в действительности она имела место на день раньше (8 октября), но это маловероятно, в особенности учитывая свидетельство третьего лица, Д.М.Сельского (Витте С.Ю. Воспоминания. Т. 3. С. 25).]. Царь почти наверняка сообщил супруге о случившемся, ибо Витте попросили на следующий день, 10 октября, вернуться в Петергоф и изложить свои аргументы в ее присутствии. Во время этой встречи императрица не проронила ни слова.
Анализируя записку Витте, можно увидеть, что он был знаком с программой «Союза освобождения» и, в частности, с публикациями Струве, его главного теоретика. Он предлагал принять платформу, которую Струве отстаивал на страницах «Освобождения», органа «Союза»: лозунг «свобода» должен стать лозунгом правительственной деятельности. Другого выхода для спасения государства нет. [Записку Витте от 9 окт. 1905 года см.: КА. 1925. № 11/12. С. 51–56. Приведенный отрывок — на с. 55. Вот что писал Струве за четыре месяца до того: «России нужно крепкое правительство, которое не убоится революции, потому что поставит себя во главе ее <…> Революция в России должна стать правительством». См.: Pipes R. Struve. Liberal on the Left, 1870–1905. Cambridge, Mass., 1970. P. 384. Программу Струве, из которой щедро заимствовал Витте, см. там же (Р. 376–385). Эта концепция — отголосок Французской революции: когда в феврале 1791 года Людовик XVI потребовал от Национальной Ассамблеи продолжить дело реформ, лидер жирондистов Бриссо заявил: «Король теперь глава Революции» (Thompson J.M. The French Revolution. Oxford, 1947. P. 192).]. Ситуация была критической. Страна радикализировалась, и массы, утратив доверие к правительству, могли обрушиться на самые основы государства: «Ход исторического прогресса неудержим. Идея гражданской свободы восторжествует если не путем реформы, то путем революции. Но в последнем случае она возродится из пепла ниспровергнутого тысячелетнего прошлого. Русский бунт, бессмысленный и беспощадный, все сметет, все повергнет в прах. Какою выйдет Россия из беспримерного испытания, — ум отказывается себе представить; ужасы русского бунта могут превзойти все то, что было в истории. Возможное чужестранное вмешательство разорвет страну на части. Попытки осуществить идеалы теоретического социализма, — они будут неудачны, но они будут несомненно, — разрушат семью, выражение религиозного культа, собственность, все основы права»102.
Чтобы предотвратить такую катастрофу, Витте предлагал удовлетворить требования либералов и тем самым отделить последних от революционеров. Разорвав объединенный фронт оппозиции, можно будет умиротворить либералов и изолировать радикалов. Единственное реальное направление действия для правительства — которое следует принять безотлагательно, не теряя ни минуты, — это «смело и открыто стать во главе освободительного движения». Правительству надлежит признать конституционный принцип и демократизировать ограниченный избирательный закон, предусмотренный для совещательной Думы. Следует признать министров, избранных Думой и ответственных перед ней или по крайней мере пользующихся ее доверием. Ни конституция, ни парламент, уверял Витте, не ослабят власти царя, а, скорее, укрепят ее. Далее Витте предлагал, в качестве меры по усмирению социальных волнений, улучшить положение рабочих, крестьян и национальных меньшинств, а также гарантировать свободу слова, печати и собраний.
