А экскаваторы? Интересно, в то время в славном городе Калинине можно было отыскать аж целых два экскаватора? В 1935 году их на всю страну насчитывалось 1100 штук — естественно, на крупных стройках. В 1940-м, в связи с индустриализацией, было уже больше — но насколько больше?
«Следователь. Если всю ночь расстреливали, потом ехали — сколько надо было ехать?
Токарев. 25 километров, кажется… Быстро, полчаса езды.
Следователь. Получается, их днем хоронили?
Токарев. Получается, что уже при дневном свете…
Следователь. А куда отвозили трупы?
Токарев. В сторону Медного. Я там был один раз. Там еще одна моя дача недалеко была. Когда была закончена операция, там поселили вахтера. Он под видом того, что охраняет мою дачу, охранял это место.
Следователь. А от вашей дачи оно далеко находилось?
Токарев. Километра не будет…»
Ну это просто какой-то наркомат некрофилов! Мало им того, что возле каждого места расстрела поляков маячит дом отдыха НКВД, так теперь еще и дача начальника управления нарисовалась. Да, кстати, мы и забыли — целый дачный поселок…
«Следователь. Сколько рвов откопали?
Токарев. Сколько партий, столько и рвов.
Следователь. Большие рвы делались?
Токарев. Ну, какую яму надо сделать для того, чтобы 250 человек закопать…
Следователь. А закапывали как?
Токарев. Экскаватором. Индустрия настоящая.
Следователь. Известь использовали?
Токарев. Ничего не использовали.
Следователь. Но что-то делали, чтобы скрыть следы? Дерном не маскировали?
Токарев. Нет. Заровняли, и всё.
Следователь. Деревьями не засаживали?
Токарев. По-моему, нет…
Следователь. А какие-нибудь меры принимались, чтобы местное население не заметило?
Токарев. Это уже ответственность лежала на Блохине».
Да, там ведь еще и местное население имелось! Деревня, обитатели которой вряд ли когда видели живой экскаватор. А уж ребятишки в то время были поголовно помешаны на технике. И вот получается, что по утрам — а в деревнях вставали с рассветом — на пустыре целый месяц ведутся строительные работы с использованием последнего технического чуда, вокруг ходит странного вида мужик в кожаном фартуке с чемоданом — и не только местных легенд по этому поводу не рождается, но и вообще никто ничего не замечает! В Медном — достаточно людей старшего возраста, которые были ребятишками еще до войны. Никто ничего не помнит — ни грузовиков, ни экскаваторов… И в Твери тоже никто ничего не помнит…
Это, пожалуй, самое странное в рассказе Токарева — полная амнезия местных жителей. Наверное, их после всего гипноизлучателем обработали…
…Прокуратура образца 1991 года, не обремененная историческими знаниями, проглотила эти показания, как окунь червяка, но теперь всерьез воспринимать такое уже просто неприлично.
Казалось бы — в чем смысл так издеваться над прокурорами? Как обычный протокол, так и его видеоаналог ограждены от любопытных взоров тайной следствия, их никто никогда не увидит. К чему этот художественный свист?
Возможно, просто ради любви к искусству. А может быть, и не только… Ведь, несмотря на все тайны следствия, запись того допроса практически сразу ушла в широкое обращение. То ли ее тоже передали полякам, и оттуда она уже пришла в Россию, то ли как-то иначе… Однако ее видел еще Юрий Мухин в середине 90-х годов, когда готовил свой «Катынский детектив». Возможно, дед с самого начала просчитал эту игру и преподнес ее устроителям ха-а-ароший подарок! То-то он был так улыбчив и словоохотлив…
…А теперь, на закуску, впечатления тверского журналиста, в 1992 году посетившего Токарева и немало удивленного увиденным:
«Февральским вечером 1992 года я не без труда нашел довольно скромный особняк на тихой улочке древнего Владимира…
После настойчивых звонков мне, незваному гостю, открыл дверь сам хозяин. Я сразу узнал его. Фотографии генерала частенько украшали материалы в областной печати, посвященные партизанской деятельности в годы войны, разведывательной работе в тылу врага. Разведработой на территории области и руководил Д. С. Токарев.
Это был очень пожилой человек. Явно плохо видевший, но не побоявшийся вступить в разговор с невесть откуда свалившимся журналистом. Внимательно выслушав меня, не глядя на мои документы, со словами: " Раз из Калинина, заходите " — пригласил в дом. В гостиной представился и протянул руку. Сухую и крепкую мужскую ладонь… Это был человек, достойно несший груз своих лет. С чуть глухим, но ясным голосом, лицом грубоватым, но с четкими мимикой и жестами знающего себе цену военного… Это был не солдафон. Речь, прекрасная память, обилие тонких замечаний, деталей при описании событий, логика говорили об уме природном, неординарности личности…»[202]
И в самом деле неординарная личность — вы не находите? Вот только знают его не по тому, как он восстанавливал законность, и не по работе времен войны, а по выдуманным продажными мерзавцами палаческим подвигам…
Глава 22
Тайны ненужных могил
Оставим теперь старинный русский город Тверь и перенесемся в тот самый лес под Смоленском. Здесь тоже устроен мемориальный комплекс, проводятся экскурсии, даже снят небольшой фильм. Давайте вместе с его создателями пройдем по Катынскому мемориалу.
Памятник… правильно, состоит из двух частей. Одна — польская, с поклонным крестом, выбитыми на табличках именами, фотографиями. Вторая — памятный камень и мостки над землей. На камне выбито: «Здесь будет сооружен мемориал памяти жертв политических репрессий». Ведущий рассказывает: «На российской части мемориала покоятся кости тысяч советских граждан, ставших жертвами политических репрессий в 1937-53 годах… Эти мостики мемориального комплекса над пространством могил советских граждан задуманы, чтобы не тревожить прах убиенных».
Не тревожить — оно, конечно, хорошо, ибо рыться в могилах с какой-либо целью, кроме перезахоронения, как ни крути, святотатство. Но если не тревожить — как узнать, кто и в каком количестве здесь лежит? Или у музея есть какие-то сведения…
Оказывается, есть. «По предварительным данным, известно общее количество жертв, покоящихся под соснами — более 10 тысяч. Определены с высокой степенью достоверности контуры расстрельных ям, нанесены на карту места массовых захоронений. Главная задача теперь — узнать как можно больше имен людей, лежащих в гигантской братской могиле. Это сложно. Архивы «катынского дела» до сих пор недоступны для серьезных исследователей».
Но, простите, при чем тут «катынское дело», если речь идет о могилах жертв советских политических репрессий? Если так, то в чем заключалась научная работа, которая проводилась в Козьих Горах в течение последних двадцати лет? Каковы ее результаты? Откуда взялось число «более 10 тысяч»?
Последний вопрос — самый простой. Мы уже встречали это число — впервые оно появилось в немецком «Официальном материале»: по утверждениям ведомства Геббельса, в этом лесу похоронено 10–12 тысяч человек. Наши эксперты в 1944 году подтвердили эти данные — работали они в январе, зимой не очень-то в земле поковыряешься, да и не было у советской стороны никакого резона преуменьшать злодеяния гитлеровцев. По сравнению с почти полумиллионом трупов в Смоленске разница между четырьмя и десятью тысячами не так уж и велика. Кроме того, никто ведь не знал, сколько людей лежит в так называемых «русских могилах», от которых шарахались немецкие ученые.
Прочие вопросы уже сложнее. Число жертв репрессий в Смоленской области известно, оно немного превышает четыре тысячи человек, в подавляющем большинстве мужчин. В принципе, узнать их имена можно, в интернете существует даже электронный каталог. Одна незадача — кто сказал, что эти люди похоронены в Козьих Горах, между санаторием НКВД и пионерлагерем?
Как вообще, не тревожа прах умерших, то есть без эксгумации, можно говорить, что здесь лежат жертвы репрессий, а не гитлеровских «расовых чисток»?
Можно ли определить это спустя более чем полвека? Да проще простого! По соотношению мужских и женских трупов — в 1937 году расстрелы женщин были исключением, при гитлеровцах — правилом. По присутствию в могилах вещей — у расстрелянных чекистами их не может быть в принципе. Наконец, если там будет найден хотя бы один ребенок, тему можно закрывать — в СССР детей не расстреливали. Никогда и ни при каких обстоятельствах.
Но для этого нужна эксгумация, а не мостики над предполагаемым местом погребения. И не камень, за надпись на котором эти люди, будучи живыми, вполне возможно, плюнули бы ее авторам в лицо.
