А "фотолюбитель" - это главный инженер башни Борис Алексеевич Злобин. Его студенческий проект, защищенный тридцать с лишним лет назад в Московском строительном институте, был посвящен железобетонным конструкциям ветровой электростанции на вершине Ай-Петри. Ее спроектировал пионер космонавтики - гениальный самоучка Юрий Кондратюк, мечтавший о покорении неисчерпаемых запасов ветровой энергии. Высокую электростанцию Кондратюка не достроили. Но его ученик Борис Злобин стал главным инженером высочайшей вершины, воздвигнутой на земле человеком.
Те 15 тонн металла, что должны сейчас поднять, - капля в море железобетона.
...Что такое высота, я ощутил не тогда, когда оказался на полукилометровой отметке и увидел город, горизонты которого простирались на десятки километров, а когда очутился в замкнутом пространстве и увидел перед собой лишь прутья вертикальной лестницы, не имевшей, казалось, конца.
Иду путем, каким каждый день поднимаются монтажники. Движешься вверх, перебирая ступеньки ногами и руками. Попробуй без рук - улетишь в пропасть. Без лифта тяжело забраться и на седьмой этаж, а здесь 40.
На отметку "503" - место стыковки - давно уже поднялись монтажники, словно у них на плечах не брезентовая роба, а парус, способный надуваться без ветра. С высоты 503 метра я и веду свой последний репортаж. Рядом мой давний знакомый - инженер Михаил Колесник с микрофоном в руках дает последние указания и улыбается. Здесь очень хорошо. Ветра нет. Давний недруг монтажников, невидимый и сильный, обжигавший холодом лицо и руки, срывал каски, не раз пытался при подъеме раскачать многотонные секции антенны. Только к самому концу монтажа, поняв безнадежность своих попыток, он, усмиренный, затих. Солнце тоже не показывается из-за туч, чтобы не слепить глаза.
Москва покоряет высоты.
Сейчас она водрузит свой флаг на полукилометровой вершине.
- Флагшток достигает своим концом отметки 536,3 метра от пулевой отметки башни, - дают мне справку геодезисты, установившие свой треножник на пятачке, где должна произойти стыковка.
Уровень геодезического прибора чуть вздрагивает, реагируя не на ветер, а на усилия подъемного крана. Пока виден только медленно ползущий трос.
Все ждут в напряжении.
Острый пик флагштока проходит на уровне глаз и, не останавливаясь, поднимается выше, где на верхней площадке крана его ждут монтажники.
На минуту замер флагшток. Стоя над пропастью, один из смельчаков закрепляет на нем трос со свернутым, перевязанным шпагатом, флагом.
Кран приподнял антенну выше, и только сейчас настает время развернуть ее по часовой стрелке и опустить так, чтобы круглое основание стало на края ствола.
Руки монтажников касаются, наконец, стальной оболочки, помогая крану под извечное: "Раз-два! Взяли! Еще раз!" Я тоже, забыв про блокнот, схватился за круглый край, опустившийся над нашими головами...
Голоса звучат, как в трубе. Суживается просвет между стволом башни и венцом, что вот-вот навсегда украсит вершину. Еще одно усилие...
- Майна на зубочек! - уже не командует, а просит Колесник. - Майна на волосинку! - Вот когда пригодилось словечко самого Щипакина, что изнывает от нетерпения внизу на 385-й отметке. (Мне рассказывали потом, что Щипакин от радости плакал. Я этого сверху не видел.) Слышу только последние удары монтажного молота.
Грохот.
Хохот.
Ура!
Все. Тяжесть упала с плеч и легла на плечи башни. Все 32 тысячи тонн бетона и железа уложены. Высота достигнута. Сварщики прильнули к зазорам, сваривая сверхпрочный шов марочной стали, сожалея о том, что не захватили серебряного рубля. Все, кто свободен, спешат спуститься вниз, чтобы радоваться на земле.
Вдруг все смолкают и смотрят ввысь. Какой-то монтажник поднимается по реям к самому флагштоку, не дождавшись указаний. Флаг освобожден.
Налетает ветер и подхватывает стяг. Все видят красное полотнище и размахивающего каской счастливого монтажника.
Смотрю на часы: 18.30.
Так в половине седьмого 27 апреля 1967 года над Москвой стал реять флаг, водруженный на самом высоком сооружении в мире.
ЧАС НА КАЛАНЧЕ
Каждый пожарный - герой!
В. Гиляровский
В пейзаже Сокольников этот кирпичный дом с каланчой выглядит таким же давним и неизменным, как деревья старинного парка. Высокая башня покрыта куполом, похожим на каску пожарного. Если купол каланчи отшлифовать, он будет выглядеть, как зеркальная каска начальника караула, которая покоится на полке в ожидании боевой тревоги. Ныне только у начальника караула осталась сверкающая, нарядная каска с эмблемой. Среди дыма и копоти она помогает различить командира.
У пожарных все, как у солдат. Форма с погонами, боевая техника, казарма. И техника и казарма - все умещается в доме под каланчой, верном страже Сокольников вот уже сто с лишним лет. Да, прошел век с тех пор, как по просьбе жителей прилегающих улиц на собранные ими 1800 рублей началась постройка пожарной части.
30 лошадей и 40 пожарных обосновались поначалу в ее каменных стенах среди деревянных домиков сокольнических улиц. Брандмейстер и его команда с двумя бочками едва успевали выезжать на пожары. Дерево горело отлично...
Бывшая конюшня превращена давно в депо. Стоят в нем готовые сорваться с места в карьер сотни лошадиных сил, упрятанные в моторах красных машин. В любую минуту, в любую погоду готовы распахнуться ворота и выпустить под звуки сирен пожарный обоз, оснащенный генератором, турбиной, радиостанцией впридачу к традиционным лестницам и стволам.
Не спеша переступаю черту ворот, еще не зная, что эту линию задние колеса машины должны пересечь через 45 секунд после сигнала "пожар".
В Сокольнической части, случалось, успевали собраться и выезжали из депо за 32 секунды. Мне рассказал об этом молодой еще, несмотря на свои десять с лишним лет службы, техник-лейтенант Вячеслав Деев - начальник караула, а по-старому - брандмейстер. Он же показал, как успевают одеться за 18 секунд. Взмах руки - каска на голове, в два приема натягивают брюки, куртку перебрасывают через голову, а спасательный пояс пристегивают на ходу. Попробовал я повторить обряд одевания, но не смог.
Дорога на каланчу ведет мимо дежурной части. Она похожа сразу на красный уголок, спортивный клуб и зал ожидания. Под одной крышей стоят телевизор, брусья и кресла-диваны. Здесь учатся, отдыхают, ждут сигнала "тревога". Рядом пульт связи. Все, что происходит в Москве, становится тотчас известно дежурному. Информируют по радио с центрального пульта "01". Я тоже услышал, как зазвенел звонок и голос по радио сообщил:
- На проспекте Мира, 101, загорание ликвидировано в 17 часов 34 минуты.
Вот так периодически что-нибудь да случается. Давний московский житель - пожар, теснимый камнем и железом, бетоном и стеклопластиком, напоминает о себе дымом и огнем. Его видят раньше других на вышке. Если отмерить по винтовой пожарной лестнице 101 ступень вверх - на тебя пахнет, как на чердаке, теплым, прогретым воздухом. Еще шаг, и его вытесняет свежий ветер. Каланча.
Выхожу на площадку под куполом, где стоял на вахте лишь один дозорный, человек исчезнувшей московской профессии. В давние годы, завидев огонь, он рвал пожарную веревку и звонил в колокол.
Дозорный мог стоять на вышке час и день, сутки, неделю, ничего не увидев. Но наступала минута, когда он замечал пожар, замечал, когда его не видел никто, когда молчал телефон и никто не набирал на диске номер "01". Один вышковой срывал телефонную трубку и сообщал: "В северо-западном направлении, у дома возле парка, вижу сильный огонь".
Об этом событии записывали потом подробные сведения в "Исторический формуляр", вечно хранимый в части: "Рядовой Иван Рахманов обнаружил начинающийся в предутренний час пожар. Сообщений об этом пожаре не последовало. Пожар был успешно ликвидирован. Материальные ценности спасены. За бдительность вышковой награжден именными часами".
- Вышковой Рахманов, - представился мне бравый пожарный с обветренным лицом.
Это не тот Рахманов, что увековечен в "Историческом формуляре", а его родной брат - Алексей. Время он проверяет пока не по именным часам. Но горячих дел за годы службы было много. Сколько пожаров потушил - не считал. Сколько людей спас - помнит. Снял по веревке старика с верхнего этажа. И так каждый пожарный - кого-нибудь да спас. Не зря писал Гиляровский: "Каждый пожарный - герой!"
С утра сокольнические "вороные" три раза выезжали по тревоге: два загорания, один пожар.
А сейчас - горизонт чист, картине, открывающейся с каланчи, может позавидовать любой художник. Такая Москва видна только отсюда, она предстает во всех своих измерениях: в длину, ширину и высоту, во всем своем многообразии - в цвете и объеме.
Сквозь зеленый заслон Сокольников прорывается водяной фонтан и горбится сферический купол павильона - это все, что видно из парка. Зато город бросается в глаза, не таясь, играя всеми красками. Сверху их больше, в цвета домов вплетаются цвета крыш. Сверху, как в стереокино: плоские улицы стали объемными.
