Правда, отношение к культуре у самого Леджо было очень специфическим: ходят слухи, что читать он научился довольно поздно, после того как пригрозил оторвать голову учительнице в Корлеоне, если она не исполнит свой профессиональный долг как можно скорее. Несколько лет спустя, во время его первого ареста в Корлеоне, полиция обнаружила на ночном столике «Войну и мир» и «Критику чистого разума» в переводе на итальянский.
Двойная жизнь «крестного отца»
Когда Лучано Леджо был не в Палермо, лучше всего он проводил время в Милане, в доме 166 на виа Рипамонти, где встречался с одной легковерной женщиной, немного располневшей, очень близорукой и слегка припадавшей на одну ногу. Вот уже четыре года она жила с человеком, которого, как она полагала, звали Антонио Ферруджо и которого, чтобы не портить отношений, она никогда ни о чем не расспрашивала. 14 мая 1974 года она наконец узнала страшную правду, когда с десяток карабинеров, облаченных в пуленепробиваемые жилеты и вооруженных небольшими пистолетами-пулеметами, ворвались в их квартирку, чтобы арестовать ее друга.
— Ты прочтешь в газетах про меня невесть что, — сказал ей Лучано Леджо. — Ты не должна им верить. Это все ложь. Я часто спрашиваю сам себя, что же я такого сделал, что заслужил подобную репутацию.
О потасовках у «людей чести»
Те, кто полагал, что после ареста Лучано Леджо дела Капитула должны были пойти более успешно, сильно ошибались. Действительно, на первый взгляд, все вернулось в прежнее русло. И хотя на протяжении двух лет у них не было шефа, представители Капитула решили избрать на пост генерального секретаря «Коза ностры» Гаэтано Бадаламенти. Но спокойствие было лишь видимым. В кулуарах Капитула союзники Лучано Леджо возбуждали самые неприятные разговоры.
Стефано Бонтате заметил, что что-то безвозвратно испортилось в королевстве Капитула после убийства Анджело Сорино, бригадира итальянской государственной полиции в отставке. Положение было столь же новым, сколь и тревожным. Сорино был одним из первых полицейских, который пал от рук именно «людей чести».
Когда Стефано Бонтате узнал об убийстве, он как раз отсиживал свой срок в тюрьме Уччардоне. Вначале он терялся в догадках. Стефано Бонтате предположил, что убийцы должны были иметь веские основания, чтобы разделаться таким образом с официальным лицом (а точнее, с бывшим официальным лицом), представлявшим государственную власть, с которой до той поры «Коза ностра» предпочитала не конфликтовать напрямую.
В то время в тюрьме Уччардоне сидел один человек, который наверняка был осведомлен о причинах этого покушения. Это Филиппо Джаколоне, глава «семьи» Сан Лоренцо, контролировавшей территорию, на которой был убит бригадир Сорино. По правилам глава «семьи» непременно должен заранее знать о преступлении, которое планируют совершить на его территории.
Стефано Бонтате обратился к заключенному Филиппо Джаколоне за разъяснениями потому, что это дело непосредственно касалось самого Бонтате. Как члена Капитула Бонтате тоже должны были предупредить о планирующейся операции до начала ее проведения. Для большей уверенности и для того, чтобы убедиться, что Джаколоне скажет ему правду и ничего кроме правды, Бонтате попросил свидетеля, в данном случае своего друга Томмазо Бускетту, участвовать в разговоре.
— Я здесь ни при чем, — стал отнекиваться Джаколоне. — Я даже не знаю, кто убил бригадира Сорино. Как только выйду из тюрьмы, я сделаю все возможное, чтобы узнать имя убийцы, которое безотлагательно вам сообщу.
Первым выйдя из тюрьмы, Филиппо Джаколоне незамедлительно узнал имя убийцы, который позволил себе действовать без его ведома на его территории. Немного спустя он сообщил это имя Стефано Бонтате, который, в свою очередь, тоже только что заново обрел свободу.
А еще немного времени спустя после того, как Джаколоне сообщил имя убийцы Бонтате, он исчез, явно пав жертвой очередного тайного сведения счетов; скорее всего он утонул, то есть «принял крещение» (на языке мафиози это еще называется «белая смерть»), так как его тело так и не нашли. Стефано Бонтате понял, что исчезновение Джаколоне было делом рук Леолука Багареллы, предполагаемого убийцы Сорино, одного из «наиболее ценных людей» (то есть убийцы) «семьи» Корлеоне, который был подотчетен лишь своему шефу, Лучано Леджо.
— Я хотел бы получить разъяснения по поводу смерти Сорино, — сказал секретарь Капитула Стефано Бонтате во время одного из собраний. Ответ был единодушным: никто ничего не знал. Бонтате не смог удержаться от того, чтобы не сказать, что было не только «некорректным» превращать территорию одного из «людей чести» в стрельбище, даже не предупредив его об этом заранее, но что убийца совершил еще одну грубую ошибку, не поставив в известность о своих намерениях Капитул.
Из всех присутствовавших лишь один человек поддержал позицию Стефано Бонтате. Этим человеком был генеральный секретарь Капитула Гаэтано Бадаламенти.
Большинство секретарей предпочли промолчать, в то время как один из присутствовавших категорически возражал Бонтате: это был Микеле Греко, Папа, который таким образом раскрыл свои карты.
Стефано Бонтате уже не питал иллюзий относительно беспристрастности Микеле Греко. Он знал, что глава «семьи» Чакулли был постоянным союзником корлеонского клана, и не сомневался, что вопрос об убийстве несчастного марешалло Сорино не мог быть решен без участия Папы.
Убийство полковника карабинеров Джузеппе Руссо, произошедшее 20 августа 1977 года, стало для Стефано Бонтате дополнительным доказательством двоедушия Микеле Греко.
Полковник Руссо и находившийся с ним профессор Коста были хладнокровно убиты во время прогулки по центральной площади живописного городка с темной репутацией под названием Фикуцца.
Расположенный на расстоянии пушечного выстрела от Корлеоне, Фикуцца был «фамильной крепостью» Лучано Леджо; это означает, что убийство было делом рук корлеонцев, и в этом можно было не сомневаться. К тому же убийцы действовали с беспрецедентной наглостью: их жертвы были убиты средь бела дня, в тот момент, когда они находились в десяти метрах от полицейского поста.
У Стефано Бонтате были причины выйти из себя. Прежде всего это покушение на важную персону вновь не было согласовано с Капитулом. Но смерть Руссо задела его еще и по другой причине. Полковник карабинеров стал мишенью неведомых убийц из-за того, что вел расследование о похищении Луиджи Корлео, тестя Нино Сальво, одного из друзей Стефано Бонтате, налогового инспектора западной Сицилии.
На этот раз Бонтате не мог удовольствоваться бурным проявлением возмущения во время оживленного заседания Капитула. Опираясь на поддержку Бадаламенти, Бонтате потребовал назвать имена убийц и применить против них репрессивные меры. Тщетно.
Микеле Греко, конечно, был задет подобной реакцией Стефано Бонтате. Безусловно, опасаясь санкций, Папа выждал несколько дней, прежде чем открылся главе «семьи» Санта Мария ди Джезу.
— Это корлеонцы организовали двойное убийство, — сказал Микеле Греко. — Один из членов моей «семьи» без моего ведома принял участие в этой засаде. Но меня поставили в известность об этом только потом.
Стефано Бонтате лишь отчасти поверил истории, которую поведал ему Микеле Греко. Если уж корлеонцы пошли на двойное убийство, то это могло произойти только с благословения Папы.
Кроме того, коли уж он признал, что один из его «родственников» принимал участие в покушении в Фикуцце, то сделал это, безусловно, только потому, что был уверен: Бонтате узнает правду из других источников.
Ясно без слов, что «недисциплинированный» убийца так и не был наказан своим «крестным отцом». Напротив, несмотря на свой возраст — ему было всего 23 года, — он очень быстро сделал себе карьеру в «Коза ностре», заслужив репутацию «дикого животного», и снискал такую же известность среди «людей чести», как Джузеппе Греко, или Пино Греко, по прозвищу Башмачок.
Скарпудзедда, или Башмачок
Дальний родственник Микеле Греко, Башмачок очень быстро завоевал его расположение и стал его доверенным лицом. Папа, безусловно, находился под впечатлением от жестокости и хладнокровия этого молодого человека, которого «боялись все на свете», как о нем говорили «люди чести». Репутация Башмачка была вполне заслуженной: он или душил свою жертву, или замучивал до смерти, например, разрубая на части.
Лучшие годы своей жизни этот молодой человек посвятил убийству себе подобных, так что можно подумать, что принятие в члены Капитула, которое было поставлено на голосование в начале 1978 года, было своего рода платой за его призвание, дипломом, который признательные старшие «коллеги» вручили «драгоценному» Пино Греко.
