Жена окончила приготовление обеда, и мы расселись в кружок; мясо дикобраза и сваренный на нем бульон показались нам очень вкусными, а вместо десерта жена дала нам масла и голландского сыру.
Когда мы подкрепили свои силы, я решился воспользоваться оставшимися часами дня.
Я попросил жену осмотреть и, где нужно, скрепить ремни, которые должны были служить сбруей нашим вьючным животным при перетаскивании с берега лесного материала для нашей постройки, и жена не медля принялась за эту работу.
Сам же я стал прежде всего привешивать на ночь наши койки к выгнутым сводами корням древокорника, поверх которых мы натянули парусину. Она свешивалась с боков и должна была предохранять нас от росы и мошек. Сделав это, я, вместе с Фрицем и Эрнестом, отправился на берег, чтобы поискать крепких и прямых палок, которые могли бы послужить ступенями задуманной мной веревочной лестнице. Эрнест нашел на берегу небольшого болота несколько стволов бамбука, наполовину погруженных в ил. Мы вынули их и, разрубив топором на куски от трех до четырех футов длиной, связали в три пачки, по одной на каждого. На небольшом расстоянии от места, где мы нашли бамбук, дальше внутрь болота, я заметил густые пучки тростника, к которым и отправился, намереваясь приготовить из них стрелы. Шедший возле меня Билль вдруг кинулся вперед с лаем, и вслед за тем из тростника с чрезвычайной быстротой поднялась великолепная стая краснокрылов.
Фриц, которого подобные случайности никогда не заставали врасплох, успел прицелиться и выстрелить, прежде чем птицы улетели на далекое расстояние. Два краснокрыла упали; один мертвым, другой только раненым в крыло. Последний, вероятно, успел бы скрыться, если б его не нагнал и не схватил за другое крыло Билль. Добрая собака не выпускала птицу до тех пор, пока я не подошел и не завладел добычей.
Когда я возвратился к детям и показал им своего пленника, они испустили радостный крик и сказали, что птицу следует сохранить и приучить.
- Как хорош он будет со своим красивым белым и розовым оперением между остальной нашей живностью! - воскликнул Фриц.
Эрнест заметил, что у краснокрыла ноги устроены удобно и для бега, как у аиста, и для плавания, как у утки, и изумился тому, что одному животному даны обе эти способности.
Я сообщил ему, что ими обладают несколько видов птиц.
Я не хотел из-за этой охоты упустить найденный мною тростник и потому срезал несколько тростей, говоря детям, что хочу этими тростями измерить высоту дерева, на котором мы намеревались поселиться.
- Ого! - воскликнули они недоверчиво: - много же тростей придется надвязывать одну на другую, чтобы достичь хоть последних ветвей.
- Потерпите! - возразил я: - припомните урок, данный вам мамой, когда нужно было словить кур. Не решайте дела пока не узнаете каким образом я намерен выполнить задуманное.
Дети смолкли. Взяв пачки бамбуков, трости, мертвого краснокрыла и живого, которому я связал лапы, мы отправились к своим.
Жак и Франсуа встретили краснокрыла криками радости; но мать тревожилась тем, что мы прибавляли еще одного бесполезного нахлебника к своим уже и без того многочисленным домашним животным. Менее склонный тревожиться таким предметом, я осмотрел раны птицы. Я увидел, что у нее повреждены оба крыла, одно выстрелом, другое Биллем. Я перевязал обе раны, приложив к ним род мази, которую приготовил из масла, соли и вина. Затем краснокрыл был привязан за лапу веревкой к шесту, воткнутому в землю близ ручья. Когда мы отошли, он подложил клюв под крыло и заснул, стоя на одной из своих длинных ног.
Пока я перевязывал краснокрылу раны, дети, связав несколько тростей концами, подняли составленный таким образом шест и приставили его к одному древокорнику, чтобы измерить его высоту; но шест не достиг и нижних ветвей дерева, и дети снова выразили свое сомнение относительно успешности средства, которого я им еще не сообщал.
Предоставив им свободу говорить и делать что угодно и улыбаясь их неверию, я заострил несколько тростей с одного конца, а с другого усадил перьями, выдернутыми из мертвого краснокрыла. Я придал этим стрелам большую тяжесть, насыпав песку в пустоту тростей. Затем я принялся делать лук, сгибая при помощи веревки гибкий бамбук, утонченный с обоих концов.
Присутствовавшие при этом Жак и Фриц не замедлили вскричать: "Лук, лук, стрелы! папа, позволь мне попробовать; ты увидишь, что я сумею стрелять".
- Подождите, - сказал я, - так как я потрудился над луком, то хочу и испытать его первым. Притом не думайте, чтоб я хотел приготовить себе игрушку. Нет, я сделал лук и стрелы на пользу и не замедлю доказать вам это.
Потом я спросил жену, не может ли она дать мне моток толстых ниток.
- Может быть, - ответила она с улыбкой, - я посмотрю в своем волшебном мешке.
Она сунула руку в мешок и, вынув моток и подавая его мне, сказала:
- Вот, кажется, то, что тебе нужно. И так как она исполнила мою просьбу с некоторой гордостью, то Жак заметил:
- Да разве это чудо какое вынуть из мешка то, что сам положил в него?
- Правда, чуда тут нет, - заметил я ветренику, - но в минуты ужаса, которые предшествовали нашему отплытию с корабля, нужно было обладать большим хладнокровием, чтобы, подобно маме, запастись сотней вещей, которые мы забыли и которые могут пригодиться всем нам. Сколько людей беспечных заботятся только о настоящем и не думают ни о своем, ни о чужом будущем!
Жак был очень добр и бросился на шею матери. - Меня следовало бы зашить в этот мешок и не выпускать из него! - воскликнул он.
- Ах ты, милый злой мальчик! - сказала ему мать: - ведь не оставила бы я тебя в мешке, это ты знаешь!
Распустив большую часть мотка, я привязал конец нитки к стреле. Затем, наложив эту стрелу на лук, я пустил ее в ветви самого большого древокорника. Стрела, перелетев через ветвь, упала по другую сторону ее, и таким образом нитка была перекинута.
Подняв стрелу до ветви, мы легко получили нить длиной равной стволу, чтобы узнать, какой длины нам следовало приготовить веревочную лестницу.
Оказалось, что до ветвей около пятидесяти футов. Я отметил от крепкой веревки, приблизительно, сто футов, разрезал этот конец пополам и попросил детей растянуть оба куска параллельно на земле. Затем я поручил Фрицу напилить бамбуковых палок, длиной около двух футов, и, при помощи Жака и Эрнеста; прикрепил эти ступени к обеим веревкам узлами и гвоздями, которые не позволяли ступеням скользить по веревкам.
Менее чем через полтора часа лестница была готова. Чтобы втащить ее, я употребил тот же способ, как и для измерения высоты. Была пущена новая стрела, но уже на тройной нитке, чтобы привязь была крепче прежней. К ней была привязана веревка, а к веревке лестница, которая скоро была прикреплена той же веревкой.
Жак и Фриц заспорили о том, кому влезть первому. Я отдал преимущество Жаку, так как он был легче брата и лазал не хуже матроса. Но предварительно я посоветовал ему не становиться на ступеньку, не удостоверившись в ее прочности, и, как только он заметит какую-либо неисправность лестницы, спуститься. Он полез, мало обращая внимание на мое предостережение, и, слава Богу, благополучно взобрался на первую ветвь, на которую и сел верхом, крича: "Победа! Победа!"
За ним влез Фриц и еще крепче привязал лестницу. После этой предосторожности влез и я. Взобравшись на дерево, я осмотрел расположение ветвей, чтобы составить план нашего жилища. Между тем наступила ночь, и уже при свете луны я прикрепил к одному из более высоких суков большой блок, который я захватил с собой и который должен был на другой день служить нам при подъеме бревен и досок, необходимых для предположенной постройки.
Намереваясь спуститься с дерева, я оглянулся, ища глазами детей; но ни Фрица, ни Эрнеста не оказалось. Я подумал, что они уже внизу, как вдруг услышал на верхних ветвях дерева два детских голоса, которые согласно пели вечерний гимн. Я не хотел прерывать этот неожиданный концерт, тем более что в голосе обоих певцов, да и в самой мысли восхвалить таким образом Творца окружавшей природы, было нечто доброе и трогательное, что казалось мне как бы благословением нашему новому жилищу.
Окончив пение, они спустились ко мне, а затем, вместе со мной, и на землю.
Жена, подоившая корову и козу, подала нам прекрасную молочную похлебку и оставшиеся от обеда куски дикобраза. Скот был привязан под корнями дерева.
По моему предложению, Эрнест и Франсуа собрали значительное количество хвороста, которым я мог бы, в течение ночи, поддерживать огонь для удаления хищных зверей.
После общей молитвы, мать и дети не замедлили уснуть в подвешенных на корнях койках. Я же решился бодрствовать всю ночь, наблюдая за костром.
В продолжение первой половины ночи сонливость мою разгоняло беспокойство от малейшего доносившего шума. Меня тревожил даже шепот листьев. Но мало-помалу усталость одолела и под утро я незаметно уснул. Я спал так крепко, что когда проснулся, вся семья моя была уже на ногах.
